Олег Никитин - Падение сквозь ветер
– Геммин, господин.
– Вы находились на посту второго июля?
– Точно не помню, господин Валлент. Да вот господин Бессет говорит, что так оно и было.
Валлент вопросительно взглянул на помощника, и тот уверенно кивнул.
– Расскажите мне о вице-консуле Азианы, которого вы сопровождали от входа до этой вот двери. Насколько я понимаю, она ведет во внутренний коридор дворца.
– Так вроде бы нечего тут рассказывать. – Стражник вполне успокоился, когда уяснил себе, что беседа не касается его лично, и его речь перестала прерываться от волнения. – Мы с Муррканом стояли на своих местах, и тут пришли три человека, сразу видно, что не наши, азианцы. У двоих под плащами было оружие, эти их кривые сабли. Но мы-то заговоренные тут все, нас этим не взять, и капитан даже не посмотрел на них. А третий был самый важный, у него еще такой тонкий портфельчик с собой был, черный. Капитан в него заглянул и говорит мне: проводи, мол, вице-консула Даяндана ко второму посту…
Возможно, второй этаж пристройки был более интересным, но первый представлял собой отлично просматривавшийся коридор длиной около сорока шагов. В нем начисто отсутствовала мебель. В конце его находилась такая же точно цельная деревянная дверь, как и входная, и еще немного дальше – узкая служебная лестница на второй этаж.
– Окна здесь открываются? – неожиданно спросил Валлент.
– А как же. В тот день, помню, некоторые были открыты. Немного, только чтобы продувало, здесь и возле нашего поста, где мы стоим.
– Продолжайте.
– Так ничего особенного и не было. Мы уже подходили сюда, как у него портфель из руки выпал. Ну, он наклонился за ним и вдруг за спину схватился, а на лице такое выражение, будто у него прострел случился. Я еще подумал, молодой вроде, а уже с поясницей мучается. Он к подоконнику животом прислонился и мне говорит: надавите, мол, мне на… крестец, кажется.
– К этому подоконнику?
– Да вроде бы к этому, точно не скажу. Помню еще, что он вздохнул глубоко, когда я ему нажал на спину. Видать, больно было. А потом ему сразу полегчало, и мы дальше пошли. Я передал его второму посту и назад вернулся.
– Это все? Больше вы ничего не помните, Геммин?
– Вроде бы все.
Валлент выглянул в указанное солдатом двустворчатое окно и внимательно осмотрел местность. Как он и предполагал, почти прямо напротив него находился край здания Ордена, и отсюда было прекрасно видно окно лаборатории Мегаллина. Вполне возможно, что второго июля оно тоже было открыто, следовательно, никаких препятствий для применения магии воздуха не существовало.
– Ну что же… – проговорил Валлент, когда они распрощались с гвардейцем и его капитаном и неспешно направлялись к Аллее. – На сегодня достаточно.
– Вы уверены? – разочарованно протянул ретивый помощник.
– Мне нужно осмыслить стоящую перед нами задачу, – сообщил ему магистр. – Приходи завтра в «Бытовую магию», часам к десяти утра, тогда и займемся делом.
Глава 4. Дневник Мегаллина
«819. 15 января. Разбирал нынче свой старый архив (письма, «воспоминания», старые поручительства, бумажки с адресами и тому подобное), сваленный в сундуке под кроватью. И наткнулся не пару листков исписанной бумаги, которые все-таки возникли «из-под пера» осенью прошлого года. А ведь грозился совсем бросить дневник! Попалась мне на глаза очередная (какая уже?) собственная сентенция о бесполезности дневников вообще. Прочитал я ее и подумал: «Рано ставить на себе крест, братец Мегги, вдруг тебе повезет и все у тебя получится?» Так что, принимая во внимание пресловутых потомков, постараюсь иногда описывать «этапы славного пути» (и по возможности без всяких бытовых подробностей). Да, и портрет не мешало бы заказать – маслом, не акварель какую-нибудь! Впрочем, неумеренный оптимизм не способствует делу. Жаль, что я не возобновил свой дневник еще в ноябре, когда получил доказательство существования ауры. Вот, пожалуй, истинное начало новой истории (успеха или провала)».
«Что еще за аура?» – удивился Валлент. Он сидел за своим рабочим столом, освещаемым свежей свечой, а перед ним лежала тонкая стопка заполненных почерком погибшего мага листов. Лишь одна капелька воска успела сбежать по шершавому боку воскового столбика. Вечернюю тишину нарушали только отдаленные голоса ссорящихся соседей. Возле курятника угадывался темный силуэт лошади, полученной Валлентом благодаря все той же бумаге из Канцелярии. Ее звали Скути, и она уже лет десять не участвовала в заездах.
«18 января. Все авторы книг, посвященных проблеме создания жизни, всегда имели в виду нечто вполне сформировавшееся, будь то цветок, муха, воробей, жаба и тому подобное. То есть пытались получить особь, завершившую свое развитие и функционирующую отдельно от породившего ее организма.
19 января. Качество и количество конечного продукта, получаемого магическим путем из некоторых составляющих, прямо зависит от сложности рецепта. Отсюда такой же простой вывод: чем примитивнее живой организм, тем легче его синтезировать. Логично предположить, что с этой точки зрения следует предпочесть растение, нежели животное, поскольку увеличительное стекло показывает невероятную сложность строения даже дождевого червя, в то время как пшеничное зернышко кажется устроенным элементарно. Но все относительно: если я попробую слепить из муки веретенца и аккуратно обклею их шелухой – я получу неотличимые от реальных зерен штучки, но никогда не добьюсь всходов, если мне не удастся вдохнуть в них жизнь. И даже тогда я не уверен, что зерна тут же не погибнут, ведь неизвестно, восстановлю ли я магией изначальные связи между частицами муки, делавшие зерно целым и жизнеспособным.
21 января. Жизнь такое сложное явление, что вполне может состоять из всех четырех стихий, в какой-то неизвестной комбинации и порождающих ее. Возможно ли выделить главный компонент или все они примерно равнозначны? Приходила М., я довольно долго показывал и объяснял ей свой последний опыт. В нем мучной шарик на какое-то малое мгновение приобретает «твердый» глянцевитый оттенок, сразу рассыпаясь в прах. Она без особого интереса следила за моими манипуляциями, а после сказала, что было бы гораздо полезнее, если бы я работал с сознательным материалом. «Это с кем же, с тараканами, что ли?» – вспылил я. «Почему с тараканами?» – удивилась она. «Они весьма умело разбегаются по темным углам, если зажечь свечу. Это верный признак их сознательности». – «А хоть бы и с ними! – крикнула она. – Муки у нас и так хватает! Зачем лепить какие-то искусственные зерна, если они только на то и годятся, чтобы их снова размололи?» Пока я думал над ответом, она ушла, хлопнув дверью. Работать совершенно расхотелось.
