Владислав Русанов - Закатный ураган
В углу темницы – бадейка для отправления естественных надобностей. За те два дня, что я провел взаперти, никто нечистоты не выносил.
Ни стола, ни стула. Темно, хоть глаз выколи. Только в коридоре, куда выходит дверь моей камеры, факелы горели, и то не частые. Свет проникал в маленькое – пядь на полторы – прямоугольное отверстие в двери. Через него же дважды в день охранник, угрюмый и неразговорчивый, просовывал глиняную миску с едой – крошево вареной моркови с репой, и кружку воды, хвала Сущему, не затхлой.
Второй день я предавался размышлениям – кто нас приказал схватить и для чего? Ответа пока не находилось.
Еще в Пузыре люди Киселя тщательно меня обыскали. Отняли нож, сумку с Пятой Силы и мешочек с самоцветами, отложенными за восемь лет работы на прииске. Теперь, даже если случится чудо и нам удастся сбежать, прощай надежда на безбедную жизнь где-нибудь в отдаленной провинции Приозерной империи. Прощай нарисованный в воображении маленький домик с садиком, книга, которую начал писать в уме. Придется зарабатывать.
Умею я немного, но все же кое-что делаю неплохо. Могу ловушки ставить на пушного зверя – соболя, куницу, белку, лису. К трапперам, что ли, прибиться? Могу руду добывать… А могу и писарем куда-нибудь устроиться. Все-таки ученье в Храмовой Школе даром не прошло. Пишу нынешними рунами и старыми – сидскими. Понимаю и старшую речь, на которой перворожденные разговаривают. Может, толмачом попробовать?
Смешной ты, Молчун, право слово. Сидишь в темнице, под замком, не знаешь, оставят ли тебя в живых, или завтра повесят на заднем дворе, или полторы ладони стали под лопатку сунут и в выгребную яму сбросят, а рассуждаешь о том, как дальше жить намерен, как на пропитание зарабатывать…
Ты выберись сначала, с друзьями встреться да попытайся ту ношу, какую сам на себя взвалил, до цели донести, а потом и рассуждать будешь.
Стрежень Ауд Мора, две лиги севернее Фан-Белла, златолист, день девятнадцатый, полдень.
Ясеневое тело корабля легонько поскрипывало в такт согласным движениям длинных весел. Узкие лопасти уходили в воду без плеска, без брызг, показывая многолетнюю выучку гребцов. Высокий форштевень расталкивал темно-серую воду Ауд Мора. Грозно щурилась на заросший очеретом пологий левый берег грифонья голова. Шею искусно вырезанного хищника обхватывала рука впередсмотрящего, чьи раскосые глаза внимательно обшаривали теряющуюся в призрачной завесе дождя полосу водной дороги. Кончики ушей наблюдателя заострялись кверху, выдавая его принадлежность к старшей расе – перворожденным. Любой встречный житель северных королевств назвал бы его остроухим и с радостью угостил бы отточенной сталью.
Только попробуй это сделать, когда за спиной сида тридцать два его сородича, одетые в кольчужную броню да при оружии. Мечи, дротики, самострелы – все, чтобы отбить любопытство ненужного и непрошеного свидетеля. Чем меньше салэх – так перворожденные называли людей – узнают о глубоком южном рейде сидского корабля, тем лучше.
Впрочем, один человек все же присутствовал на потемневшей от соленой воды палубе. Около степса (четырехгранного отверстия в середине кильсона, куда вставлялся шпор мачты, уложенной сейчас вдоль судна) сидел, скрестив ноги, невысокий сухощавый человек – южанин, по всем признакам. Седые виски, темная полоска усов над верхней губой, левый глаз закрыт чисто отстиранным льняным лоскутом. На коленях – меч. Некоторые перворожденные из числа гребцов бросали на его оружие презрительные взгляды.
Как же! Благородное оружие в звериных лапах.
Они не видели воина из Пригорья в деле.
Напротив человека восседал на резной скамеечке Эйан Мак Тетба, последний морской ярл расы перворожденных. Совершенно белые волосы – даже для сида он выглядел очень, очень старым – свободно спадали на спину. Поперек лица, закрывая оба глаза, легла белая повязка, украшенная сложным узором из самоцветной пыли – филигранная работа искусников-перворожденных. Из-под вышитой ленты виднелись неровные края застарелого шрама. Никто из ныне живущих не знал, где и как Эйан потерял глаза. Слепцом он покинул Б’энехт Ольен – Благословенную Землю и привел остатки своего рода к Берегу Надежды (Дохьес Траа по-сидски). Даже Эохо Бекх, король сидов и верховный владыка Севера, не помнил Мак Тетбу зрячим. Но мало кто из ярлов, и представителей древних морских родов, и более молодых, ставших горским народом, мог поспорить с незрячим стариком в прозорливости, мудрости, воинском искусстве. Казалось, Эйану не нужны глаза. Опыт прожитых лет и другие, невероятно обострившиеся за многовековую жизнь слепца чувства заменили ему зрение.
Мак Тетба глядел на сухопарого салэх. Точнее, просто сидел, повернувшись лицом в его сторону. Он слышал размеренное ровное дыхание без малейших признаков беспокойства, легкий шорох, с которым пальцы человека ласкали черные кожаные ножны. Впервые перворожденный испытывал что-то похожее на уважение к грязному животному.
По левую руку от ярла на круглобоком сундучке примостилась сида в вороненой кольчуге. Золото волос опускалось чуть-чуть ниже плеч. Когда-то, скоро уж год тому назад, она обрезала косу, поклявшись на честной стали перед лицом зверски убитых сородичей мстить проклятым салэх, где только сумеет достать их клинком ли, арбалетным ли бельтом.
С тех пор произошло много событий. Отросшие неровно обкорнанные волосы – это лишь малая малость. Ярлесса Фиал Мак Кехта отыскала заветную любовь с тем, чтобы похоронить ее навсегда. Байр Лох Белах остался глядеть вечные сны на кривовато сбитом помосте близ прииска Красная Лошадь.
Прошел всего десяток дней, и высокородную феанни подстерегла новая утрата – гибель старого советчика и учителя. Телохранитель Мак Кехты, белоголовый Этлен, не знал соперников в бою на любом оружии ни среди перворожденных, ни среди людей. Но с чудовищем подземных глубин, ужасом старателей и рудокопов, встреченным в пещерах под холмами, он не совладал. Победитель в бесчисленных стычках и боях погиб от зубов стуканца.
После были странствия по лесам в широкой долине Аен Махи. Унизительная зависимость от салэх по имени Эшт, Молчун, и сопровождавшего его человеческого детеныша. То, что люди заботились о ней совершенно искренне и бескорыстно, не ища выгоды и не требуя награды – кормили, лечили, купили довольно хорошего коня, – порой доводило болезненно гордую сиду до бешенства. Мак Кехта злилась на весь свет и готова была рубить всякого, кто под руку подвернется.
Один раз подвернулся траппер. Еще на правобережье Аен Махи. Хитрый, жадный, злой человечишка. Никчемная душонка, если у салэх вообще наличествует душа. Сида не жалела, что обагрила его кровью один из клинков, оставшихся ей от Этлена.
