Алена Харитонова - Жнецы Страданий
А еще по стенам здесь полз бурый лишайник и мох, какой водится в лесу, там, где торчат из земли каменные лбы слоистых валунов.
В Цитадели не было зелени. Ни травинки, ни вьюнка. Здесь все дышало холодом, и каждый негромкий шаг отвечал ступавшему гулким эхом. Надежный оплот, который не разрушить. Высокие стены, которые не преодолеть. Огромные ворота, которые в одиночку не отворить.
Девушке казалось, будто она попала в какую-то небывальщину. Небывальщину, где не надо бояться Ходящих. Вот дуреха-то, а она еще не хотела ехать! Чего, глупая, боялась? Непонятно. И странница радостно улыбалась, вертя головой направо и налево, однако тяжелый взгляд Клесха несколько охладил восторженный пыл деревенской простушки.
Но все-таки до конца побыть серьезной Лесана не смогла. Соскользнув со своей пегой кобылки, она ступила на мощеный двор. Казалось, вот она — сказка! Вот оно чудо! Даже сердце зашлось!
Но вдруг быстрые тени замелькали над головой, и ржавый клекот эхом полетел над Цитаделью. Лесана в ужасе распахнула глаза, и в них отразились парящие кругами черные птицы. В о роны… Предвестники смерти, падальщики. Их хриплый грай упал с неба, рассыпавшись эхом.
Откуда здесь эти мерзкие птицы? И почему их никто не прогонит? Холодный пот заструился меж лопаток. Все знают: где кружит ворон — ходит смерть. Словно издалека девушка услышала скрежет опускаемой решетки ворот. На душе отчего-то сразу стало холодно и маетно. Будто захлопнувшиеся ворота навсегда отрезали трех новых насельников Цитадели от привычного мира. Там, за стенами, осталась весна с ее талой водой, первой, пробивающейся из разопревшей земли зеленью, и синим, будто бы подкрашенным лазурью, небом. А тут во дворе вдруг повеяло унылой осенью.
Серая мостовая. Серые покрытые седым мхом стены и крыши. Даже крохотный пятачок неба, едва виднеющийся из-за шпилей башен, теперь казался бесцветной заплаткой, грозящей в скором времени осыпаться на землю моросящим дождем. И отовсюду вдруг запахло сыростью, стынью и…. каким-то осязаемым отчаяньем, которое словно свило гнезда в древних камнях.
Один из в о ронов слетел вниз и, опустившись на крышку колодца, уставился на Лесану блестящими и переливчатыми, словно голубика, глазами. Девушка попятилась, привычно стискивая ладонью оберег, подаренный женихом. Неужели в о рон, которого еще называют вестником Ходящих, почуял в ней скорую жертву?
— А ну, пошел отсюда! — крикнула Айлиша и замахнулась на птицу.
Ворон лениво снялся с места, но улетел недалеко, опустился на один из столбов, откуда громко и пронзительно каркнул несколько раз, словно насмехаясь над слабой попыткой его напугать.
— Откуда они здесь? — помертвевшим голосом спросила Лесана.
— Чего ты испугалась? — ободряюще потрепал трусиху по плечу Тамир. — Подумаешь, птица.
Но, несмотря на эти слова, он и сам был бледен.
— Хватит языками трепать, — прервал разговор подошедший Клесх.
Позади креффа стоял высокий светловолосый и светлоглазый юноша, облаченный в черную рубаху и черные же штаны.
— Фебр, выдашь им одежу, отведешь к хрычевке нашей, потом в мыльню, затем к целителям, в трапезную, а как поедят, проводишь в крыло для первогодок и поселишь. Быстро давай. Мы и так последние приехали.
Парень коротко кивнул и поманил новоприбывших следом. Торопливо все трое двинулись за ним. Нырнули в тень высокой арки, миновали несколько каменных переходов и по длинным коридорам, освещенным лишь яркими полосками света, падающими в узкие окна, поспешили в глубь Цитадели.
Коридор круто спускался вниз, и скоро оконца заменили чадящие факелы. Айлиша прислушивалась к эху шагов и шепотом недоумевала на ухо Лесане:
— В мыльню-то я еще понимаю, а что за хрычовка и зачем к ней идти?
— Косы стричь, — не поворачивая головы, сухо просветил их провожатый.
— Как стричь? Мы же девки! — задохнулась от ужаса дочка гончара, а будущая целительница замерла, как вкопанная.
— Вы теперь не девки, а послушницы Цитадели. Нет тут ни девок, ни парней, лишь будущие обережники. И волосы им — только помеха, — остановился старший ученик.
— Это что ж, нам еще и в портах ходить, и мыться с вами? — помертвела Лесана.
— В портах — само собой, а мыться… Ну, ежели только захочешь чтобы спинку потерли, а так — отдельные мыльни, — хохотнул парень и уже строже добавил: — Давайте шевелитесь, а то в первый же день накажут. Быстро поймете, как сопли жевать.
И они снова устремились куда-то вниз.
Скоро коридор вывел их к невысокой двери с железным кольцом. Фебр привычным движением потянул на себя тяжелую створку и втолкнул спутников внутрь — в небольшую каморку с пышущей печью. После промозглых коридоров Цитадели здесь показалось почти жарко.
Девушки недоумевающе оглядывались, когда из темного угла послышался скрипучий голос:
— Никак креффы новых дур привезли. Ну, чего глазами лупаете? Идите сюда. Стоят, зенки вылупили…
Согбенная худая старуха приблизилась к перепуганным девкам, пристально оглядывая каждую слезящимися выцветшими глазами.
— Чего трясетесь? Меня, что ль, старую испужались? Хороши, ничего не скажешь, при виде бабки беззубой едва не визжат. Ну? Чего встали? Сюда идите, дурынды, кому говорю.
Айлиша вместо ответа тихонько заскулила, отступая за спину Лесаны.
— Цыц, курица! Пока я тебе язык вместо волос не оттяпала! — рявкнула старуха и, схватив застывшую целительницу за косу, под самый корень отмахнула девичью красу.
Несчастная медленно подняла ладони к ставшей неожиданно легкой голове, запустила пальцы в короткие волосы, и тяжелые слезы поползли по щекам. Еще несколько взмахов огромных ножней, и Айлиша стала похожа на своего креффа…
— Не дамся! — сжала кулаки Лесана и отступила к стене.
И тут же крепкие руки схватили сзади за плечи и стиснули. Фебр не собирался терпеть чужую придурь. А бабка подскочила к строптивице и отвесила затрещину. И всего через миг тяжелая русая коса, которую украдкой так любил целовать и гладить Мирута, упала на грязный пол. Потом посыпались и волосы.
— Не дрыгайся ты, куропатка бешеная, не то в плешинах вся будешь, — приговаривала злобная хрычовка, — чем коротше, тем лучше, в глаза патлы лезть не станут.
Через несколько мгновений хватка рук Фебра на плечах Лесаны ослабла, а старая мучительница, шаркая ногами, смела то, что еще недавно казалось немыслимым подстричь хоть на вершок, в огромный совок и повернулась к Тамиру.
