С. Алесько - О людях и нелюдях
Разбудил ее Дрозд, заспанный, видно, сам недавно продрал глаза. Он выглядел обеспокоенным, поминутно принюхивался и прислушивался. Всклокоченный, с сухими травинками в лохматых темных волосах, мигом ставший похожим на бродягу. Тревожиться было из-за чего: солнце стояло высоко, близился полдень, а ворожеи — ни слуху, ни духу.
— Где же Осинка? — недовольствовал кошак, потягиваясь. — День в разгаре, а ее нет как нет.
— Уходить надо, — сказал Дрозд. — Быстро, не теряя времени.
— А людину куда? Пошли уж отведем ее назад, заодно пообедаем.
— Может, я и правда сама дойду? — нерешительно спросила Винка.
Одной идти не хотелось, тем более что дорогу она не знала, ничего не разглядела ночью в темноте. Но Дрозд слишком беспокоился, а Вьюн явно пребывал в капризном настроении и постоянно называл ее этим противным словом. У Винки все тело ломило от ночевки на голой земле, и дурное настроение парней она понимала прекрасно. К чему им обуза, из-за которой можно к тому же впутаться в неприятности?
— Нет, — тут же возразил пес. — Пошли все вместе, только осторожно. Винка, ступай за мной, не болтай и остановись, как только я скажу. Вьюн, ты замыкаешь.
Девушка закивала, чувствуя растекающийся внутри зимний холод. Точно также она коченела изнутри, когда повезло подслушать разговор отчима со старостой. А сейчас к чему это гадкое ощущение?
— Раскомандовался, щенявка, — возмущался Вьюн.
— Не заводись. У меня чутье лучше. А прикрывать тоже кто-то должен.
— Уговорил. Может, перекинешься, чтобы лучше чуять?
— Нет. Достаточно носа, — Дрозд отвернулся, но Винка успела заметить, что лицо у него изменилось, начав вытягиваться в собачью морду.
И они отправились в обратный путь. До озера добрались быстро: днем девушка сама прекрасно видела дорогу.
Лес был залит дремотным покоем летнего полдня. В кронах деревьев перекликались птицы, над ручьем кружили стрекозы. Винка немного воспряла духом и даже стала предвкушать спокойное житье у Осинницы. Может, хозяйка со временем научит ее каким-нибудь ворожейским премудростям…
Ленивое течение приятных мыслей прервала внезапная остановка. Стоило Дрозду ступить на тропку, ведущую от озера к избушке, и он встал как вкопанный.
— Дымом тянет.
Вьюн обошел Винку, поравнялся с другом и принюхался.
— Пожалуй. Может, Осинка обед готовит?
— Нет. Дым горький, стылый. Много его, как после пожара.
— Ничего такого не чувствую.
— Останьтесь с Винкой здесь. Я перекинусь и добегу до хижины, разведаю.
— Нет, братец. Я с беглой не останусь.
— Я могу одна подождать…
— Пошли втроем, — махнул рукой Дрозд, еще раз принюхавшись. — Не чую ни людей, ни собак, ни оборотней.
И они осторожно двинулись по тропинке.
Когда до избушки оставалось рукой подать, Винка услышала карканье. Орали несколько ворон. Девушке захотелось остановиться, а еще лучше повернуть назад, но она заставила себя идти дальше. Если с Осинницей что-то случилось, то только по ее, Винки, вине. Значит, она обязана увидеть все сама. Почему? Наверное, потому, что ворожея помогла беглянке, не выставила за дверь… Боясь смотреть вперед, различая лишь тропку под ногами, Винка со всего ходу натолкнулась на спину внезапно остановившегося Дрозда. Парень застыл, как вековой дуб. Девушка собралась с духом и встала рядом.
От жилища Осинницы остались одни головешки. Избушка сгорела полностью, с пепелища поднималась лишь почерневшая труба. Обмазанные глиной стены хлева уцелели, крыша провалилась. Дверь была подперта снаружи.
— Бурушка, — всхлипнула Винка.
Словно в ответ на звук ее голоса из развалин с карканьем вылетели несколько ворон. Вьюн поспешно зажал девушке рот.
— Уходим, — прошипел он. — Ты-то что встал и пялишься, как глупая людина?
— Осинка… — пробормотал Дрозд.
— Ее, может, там и не было, когда горело. Она ж колдовать умеет, — кошак пятился в лес, таща обмякшую Винку. — А ежели была… Мы ей уже не поможем.
Ни девушка, ни пес не возразили.
Они углубились в лес, рыжий впереди, выбирая дорогу, Винка и Дрозд покорно брели следом, не заботясь о направлении, все еще переживая потрясение от увиденного.
Девушка совершенно потеряла счет времени. Просто шла вперед, ноги двигались сами, а руки отводили ветви от лица. Винка, наверное, могла бы идти так, пока оставались силы, а потом упала б лицом в мох и выплакалась за добрую Осинницу, послушную Бурушку, бестолковых кур и красавца-петуха… Но Вьюн остановился прежде, чем кончились силы.
Кошак бросил котомку на землю. Его спутники осмотрелись. Рыжий вывел их не к месту ночевки, а куда-то на берег ручья, видно, того самого, соединяющего знакомое озеро с Ивяной.
— Что будем делать? — Дрозд спустил котомку с плеча, но на землю не опустил, и она сиротливо болталась у ноги.
— Жрать! — отрезал Вьюн, развязывая свой мешок и доставая оттуда краюху хлеба и пару вареных яиц. — Вы можете заниматься, чем хотите. Хоть трахайтесь. А я буду жрать.
Дрозд засопел, уронил котомку на землю, сел. Винка переминалась с ноги на ногу, думая, что надо бы ей потихоньку уйти.
— Не топчись ты! — тихо и зло проговорил кошак. — На пол-леса шумишь.
Девушка поспешно села на землю, из глаз покатились слезы. Вьюн продолжал сосредоточенно жевать, и только покончив с извлеченными из мешка припасами, встал, подошел к ручью напиться да заодно наполнить флягу.
— Вот теперь можно подумать о будущем, — сказал он, усаживаясь напротив Дрозда. — Ежели у тебя башка варит при пустом брюхе.
— Воды дай, — попросил пес.
Вьюн скорчил недовольную мину, мол, вон ручей, встань и напейся, но все же протянул другу только что наполненную тыкву-горлянку. Дрозд пил долго, запрокинув голову. Винка видела, как дергается кадык на заросшей черной щетиной шее.
— Надо уходить. Как можно скорее и как можно дальше, — выговорил пес, переводя дух и возвращая пустую тыкву.
— Ценный план, — кивнул Вьюн. — Сам бы я до такого нипочем не допер.
Дрозд ничего не ответил.
— Что с людиной? — спросил кошак. — Тут оставим или все же доведем до ближайшей деревни?
