Марина Броницкая - Я не Поттер!
— Люциу–у-у–с!
Спустя несколько секунд раздумий Малфой старший все же показался в проеме.
— Друг мой, сам велел до самого совершеннолетия ему книги дарить! Я же не мог с пустыми руками явиться, это моветон! — протянул он удивленно и откинул белые волосы за плечи, одарив меня убийственным взглядом. Этот взгляд ясно говорил, что в следующий раз он мне подарит гораздо более полезную книгу под названием «Если Темный Лорд не справился, убей себя сам!» — Но! — он поднял указательный палец кверху, сверкнув огромным перстнем. — Прошу тебя заметить, что мы с женой планировали приобрести новую метлу…
— И как обозвали этот талмуд мудрейшие маги, его начертавшие? — прошипел отец.
Дядя Люциус замахал рукой, пытаясь ею обозначить размеры и вид книги, но вот название, в отличие от габаритов, в его голове никак не всплывало.
— Эээ… Да я не помню… Большая такая… — он старался, он всегда старается помогать отцу.
— Гарольд? — поинтересовался папа у меня.
— Невозможные зелья для развития фантазии у опытных зельеваров…
Произнесся название вслух и прочувствовав всю полноту своего идиотизма, я совсем пригорюнился, но заприметив белобрысую голову и её обладателя, выглядывающего из‑за отцовской спины, духом воспрял. Обычно вредный товарищ вставал на мою защиту сразу же, даже не разобравшись в происходящем, но в этот раз ему было не до моих проблем. Драко сгибался пополам от беззвучного хохота и стоял на скользком полу ровно лишь благодаря непонятному стечению обстоятельств.
— Здесь её нет, я полагаю? Столь…гм… ценной вещью ты бы рисковать не стал?
— Не здесь, — кивнул я. — В спальне, под половицей, которая под кроватью, а половица скрытая, там нужно сказать Прояв…
— Ты сейчас учишь кого‑то? Или это у меня слуховая галлюцинация? — папа сощурился и смотрел на меня исподлобья, похлопывая палочкой по бедру. Все вокруг замерли, а Хельга, напоминая болотную цаплю, вообще осталась стоять на одной ноге: боялась ступить в жижу и нарушить тишину.
— Галлюцинация! — с радостью подтвердил я и предпринял жалкую попытку улыбнуться, с треском провалившуюся — мне в рот тут же устремились потоки вонючей слизи.
Отец метнулся к лестнице, желая изничтожить опасный продукт книгоиздательства немедленно, пока наш дом еще стоит самостоятельно, без помощи магии и подпорок. Ну, все вышеперечисленное он выкрикивал, пока его голос не стих в районе второго этажа.
Но перед тем успел добавить:
— Никаких бурундуков, котлов и метел! Ни своих, ни чужих! Отправишься к тетке, там из тебя дурь живо выведут! — отец в это свято веровал, а я его не разубеждал.
На этих словах Драко захлопнул челюсть и возмущенно замахал руками, не представляя, чем будет заниматься целый месяц до школы. А главное — с кем? Не летать же ему в гордом одиночестве, в самом‑то деле? Он же не орел, ему скучно будет!
Размахивание конечностями привело к логичному результату: падению. Брезгливо скривившись во всю мощь своей мимики, получив от отца подзатыльник увесистой тростью и с остервенением отряхиваясь от липкой вонючей жижи, Драко недовольно пробурчал в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Ну почему, когда напортачит Гарольд Снейп, достается всегда мне, ну почему?!
После того, как папа пришел в себя и, пусть с трудом, но все же вернул себе прежнюю невозмутимость, в чем, несомненно, помогло уничтожение паскуднейшей, по его мнению, книги, мы все отправились в Косой переулок за учебниками, мантиями, котлами, телескопами и прочей ерундой, без которой в Хогвартс нас ни за что не пустили бы. Договорившись с Малфоями о встрече у мадам Малкин спустя два часа, мы первым делом посетили Дырявый котел. У бармена — Тома, отец частенько заказывал заспиртованных змей редких пород, нелегально доставляемых в Англию сквозь китайское магическое пространство в бутылках из‑под саке. В обход таможенников и министерских запретов, разумеется. Поговаривали, что некоторые такие змеи обладали уникальным свойством: если их подержать на огне в отваре полыни трое суток, то такой жидкостью, добавленной, например, в суп, можно затуманить сознание мага не хуже Империо! Пока я мысленно разрабатывал план похищения пресмыкающегося, мы дошли до массивной деревянной двери и шаг мой замедлился сам собой, а отец усилил хватку и впихнул меня в помещение силой.
Нас окутали удушливые горькие запахи огневиски, сигар и потных тел, вкупе с самими этими телами, приветствующими меня, как живое занимательно чудо, которое просто невозможно не потискать и не пощупать! Так случалось каждый раз, когда я появлялся на людях. Все принимались кудахтать надо мной и задавать дурацкие вопросы.
— Мальчик мой, вот мы и свиделись, какая честь для меня! Опять, опять честь! Как твой шрам? Иди к нам!
— Добрый день, мистер Динг, я тут подожду, — демонстрировать ему свой шрам в очередной раз мне не хотелось.
Грязная старуха с потухшей сигарой в желтых зубах прохрипела:
— Как отец, все такой же засранец? — и пьяно засмеялась. — Да, черт меня побери, он же тебе не отец, дурья моя башка! — покачала этой самой дурьей башкой и снова заскрипела. — Как твой настоящий отец, все такой же подлец? — и согнулась пополам от хохота.
Пока Дедалиус Динг пытался унять своеобразный юмор женщины, Дорис Крокхард исследовал изменения в форме моего шрама, коих не было, а отец рассчитывался с Томом в подсобке, мой взгляд наткнулся на бледного молодого мужчину, нервно теребящего шнурок мешочка для палочки. Моё внимание к его беспокойной и наряженной в модный лиловый камзол персоне с тюрбаном на голове не осталось не замеченным.
Он несмело вышел вперед и представился:
— Профессор К–вир–ре–лл, очень п–п-приятно познакомиться с такой известной л–л-ичностью! — и протянул мне руку.
Не знаю, что произошло, но мир изменился, когда я её пожал, полностью изменился! По телу разлилось спокойствие, откуда ни возьмись появилось ощущение тепла, уверенности, силы. Меня перестали раздражать глупые и навязчивые люди, и я понял что‑то важное, я словно стал частью чего‑то! Правда, что именно я понял и частью чего стал определить мне дали возможности, к сожалению.
Две огромные ручищи оторвали мое худое тело от пола и подкинули вверх с такой силой, что я больно стукнулся о потолок заведения, которое в этот самый момент стало моим самым нелюбимым среди всех, мне известных.
— А–а-а–а! — заорал я и попытался ухватить за нос кого‑то лохматого и громадного, но промазал и схватился за бороду чудища, вымазав пальцы в кетчупе, коим данная растительность была щедро смазана.
— А вырос‑то как! — гудело чудище. — А шнобель‑то какой, а волосы… кхм… черные какие, а длинные то какие… кхм… — резко замолк и прошептал мне в ухо, отчего в нем еще долго гулял ветер. — Постригся бы ты, Гарри! Уж больно похож на папашу! Нет, у змеюк ты был бы за главного! Но вот сказал мне давеча директор, что избавил он тебя от…
