Брендон Сандерсон - Город богов
Артет вздрогнул, как если бы забыл, что его знатный гость умеет говорить.
— Конечно, господин, — вымолвил он, жестами приказывая собравшимся разойтись.
С каменным выражением лица Хратен ждал, пока толпа покинет часовню. На это потребовалось ужасно много времени, но он стойко перенес испытание. Когда за последним посторонним захлопнулась наконец дверь и Хратен приблизился к жрецам, в притихшем зале клацание его доспехов разносилось гулким эхом. Он обратился к Фьену.
— Артет, — так звучал дереитский титул жреца, — корабль, на котором я прибыл, отбывает обратно во Фьерден через час. Вы должны быть на его борту.
От удивления Фьен открыл рот:
— Что?..
— Говорите на фьерделле! — рявкнул Хратен. — Неужели за десять лет среди арелонских язычников вы умудрились забыть родной язык?
— Нет, ваша светлость, нет. — Фьен перешел с эйонского на фьерделл. — Но я…
— Достаточно, — снова прервал его Хратен. — У меня личный приказ вирна. Вы прожили в Арелоне слишком долго! Вы забыли святое призвание и не в состоянии способствовать дальнейшему продвижению империи Джаддета. Этим людям не нужен друг, им нужен жрец. Дереитский жрец. А глядя, как вы фамильярничаете с ними, можно подумать, что вы проповедуете Корати! Мы пришли сюда не для любви — мы пришли помочь им. Вы должны уехать.
У Фьена подкосились ноги, и с распахнутыми от ужаса глазами он прислонился к колонне.
— Но кто возглавит часовню в мое отсутствие, господин? Все остальные артеты еще недостаточно опытны!
— Грядут переломные времена, артет, — ответил Хратен. — Я останусь в Арелоне, чтобы лично наблюдать за здешней работой. Да ниспошлет мне Джаддет успех.
Верховный жрец надеялся на кабинет с лучшим видом, но хоть часовня и выглядела величественно, второго этажа у нее не имелось. К счастью, за двором хорошо ухаживали, и в окна его кабинета, принадлежавшего раньше Фьену, виднелись аккуратно подстриженная живая изгородь и с заботой разбитые клумбы.
Сейчас, когда он снял со стен картины (в большинстве своем деревенские пейзажи) и очистил комнату от скопища безделушек главного артета, кабинет начал приобретать полный достоинства порядок, приличествующий джьерну Дерети. Не хватало только нескольких гобеленов и пары щитов.
Хратен удовлетворенно кивнул и вернулся к лежащему на столе свитку: приказам, с которыми он был сюда послан. Жрец не осмеливался лишний раз осквернить их прикосновением, он и так знал их наизусть. Снова и снова звучали в его голове святые слова, перед божественным смыслом которых бледнело все остальное.
— Господин… ваша светлость! — позвал тихий голос на фьерделле.
Хратен поднял глаза. Фьен протиснулся в кабинет, скорчился в раболепной позе и прижался лбом к полу. Верховный жрец позволил улыбке заиграть на губах, зная, что согрешивший артет не видит его лица. Возможно, для Фьена еще не все было потеряно.
— Говори.
— Я поступил неправильно, господин. Мои действия расходились с приказами властителя Джаддета.
— Твой главный грех в благодушии, артет. Сытость и довольство собой уничтожили больше наций, чем любая армия. И погубили больше душ, чем элантрийская ересь.
— Да, господин.
— И все же тебе придется покинуть Арелон, — продолжал Хратен.
Фьен опустил голову.
— Значит, у меня нет никакой надежды, господин?
— Сейчас в тебе говорит арелонская глупость, а не гордая натура фьерденца. — Хратен сжал плечо жреца и скомандовал: — Поднимись, брат мой!
Фьен поднял голову, в его глазах засветилась надежда.
— Твой мозг отравлен арелонскими идеями, но душа все еще принадлежит Фьердену. Ты — один из избранников Джаддета! Каждому фьерденцу найдется место в его империи. Возвращайся на родину, поселись в монастыре, чтобы возродить позабытую веру, и ты получишь новый шанс послужить империи.
— Да, господин.
Хратен сильнее сжал его плечо.
— Прежде чем покинуть Каи, пойми только одно. Мой приезд принес тебе большее благо, чем ты можешь вообразить. Не все намерения Джаддета открыты тебе; но не вздумай сомневаться в нашем боге! — Он замолк, раздумывая, как много открыть артету. Фьен еще не полностью потерян, и у Хратена имелся шанс очистить его ум от арелонской заразы одним жестом. — Погляди на стол. Прочти этот свиток.
Фьен повернулся, и его взгляд остановился на лежащих на столе бумагах. Верховный жрец отпустил его плечо, позволив ему приблизиться к столу и взять пергамент в руки.
— Личная печать самого вирна! — воскликнул Фьен.
— Не только печать. Еще и его подпись. Документ, который ты держишь в руках, написан его святейшеством. Это не просто письмо — это само священное писание.
Глаза Фьена распахнулись, и свиток затрепетал в задрожавших руках.
— Сам вирн?
Тут, осознав наконец, какая реликвия оказалась в его недостойных руках, артет с тихим вскриком уронил свиток обратно на стол. Но взгляд Фьена оставался прикованным к письму. Он зачарованно читал, глотая слова так же жадно, как изголодавшийся человек поедает первый за много дней обед. Немногим выпадала привилегия лично прочесть написанное святым императором — пророком Джаддета.
Хратен позволил жрецу прочесть, перечитать и потом еще раз перечитать свиток. Когда Фьен наконец поднял голову, на его лице отражались понимание и благодарность. Он обладал достаточным умом и сознавал, какая тяжкая ноша легла бы на его плечи, останься он в Каи.
— Благодарю вас, господин, — прошептал артет.
Хратен милостиво кивнул.
— Смог бы ты сделать это? Смог бы ты исполнить приказы вирна?
Фьен покачал головой, снова переведя взгляд на пергамент.
— Нет, ваша светлость. Я бы не сумел… Я бы не смог исполнять свои обязанности с таким бременем на совести. Я больше не завидую вашему положению, господин.
— Прими мое благословение, брат. Возвращайся во Фьерден. — Хратен достал из сумки на столе небольшой конверт: — Отдашь это тамошним жрецам. В письме говорится, что ты принял новое назначение с достойным слуги Джаддета смирением. Они помогут тебе устроиться в монастырь. Возможно, однажды ты снова возглавишь часовню, только на этот раз на территории Фьердена.
— Да, господин. Спасибо, господин.
Фьен удалился, тихо прикрыв за собой дверь. Хратен вернулся к столу и достал из сумки еще один конверт — абсолютно такой же, какой он вручил Фьену. Несколько мгновений он смотрел на него, потом поднес к пламени свечи. Письмо, которое клеймило артета Фьена как предателя и отступника, сгорит непрочтенным, и незадачливый артет никогда не узнает, какая ему грозила опасность.
— С вашего позволения, господин джьерн, — с поклоном проговорил младший дорвен, служивший при Фьене больше десяти лет.
