Дэвид Геммел - Нездешний
Он вернулся в пещеру, где облачился в свой черный кожаный колет и кольчугу. Потом извлек из сапог два запасных ножа, наточил их на бруске и вложил в ножны, укрытые в голенищах.
Дардалион наблюдал за ним, отмечая, с какой заботой Нездешний относится к своему оружию.
— Не дашь ли мне один из своих ножей? — спросил священник.
— Конечно, дам. Тебе какой — тяжелый или легкий?
— Тяжелый.
Нездешний взял свой пояс и отстегнул от него ножны с рукояткой из черного дерева.
— Вот этот подойдет. Лезвие обоюдоострое и так отточено, что им можно бриться.
Дардалион продел сквозь ножны свой узкий поясок и сдвинул их к правому бедру.
— Ты что, левша? — спросил Нездешний.
— Нет.
— Тогда вешай нож слева, чтобы в случае чего достать его правой рукой.
— Спасибо.
Нездешний застегнул собственный пояс и потер подбородок.
— Не нравишься ты мне, священник.
— Почему?
— Еще вчера ты обошел бы жука, чтобы не наступить на него. А сегодня готов убить человека. Неужто твоя вера столь слаба?
— Моя вера осталась при мне. Нездешний. Но теперь я вижу все чуть более ясно. Твоя кровь помогла мне.
— Не знаю, помощь это или кража. Мне сдается, я лишил тебя чего-то очень дорогого.
— Если и так, будь уверен — я об этом не жалею.
— Время покажет, священник.
— Зови меня по имени — Дардалион.
— А что, “священник” тебе уже не подходит?
— Нет, не подходит. Понравилось бы тебе, если бы я стал называть тебя убийцей?
— Зови как хочешь. Моего отношения к самому себе это не изменит.
— Я тебя обидел?
— Нет.
— Ты так и не спросил о том, как прошел мой поединок.
— Нет, не спросил.
— Тебе это безразлично?
— Нет, Дардалион. Не знаю почему, но мне это не безразлично. Все гораздо проще. Смерть — мое ремесло, приятель. Ты здесь — стало быть, ты убил его, и он меня больше не занимает. Худо то, что ты отрубил ему руки и ноги, — но я забуду это со временем, как забуду и тебя, когда благополучно доставлю вас к Эгелю.
— Я надеялся, что мы станем друзьями.
— У меня нет друзей, и я в них не нуждаюсь.
— И так было всегда?
— Всегда — долгий срок. Я имел друзей до того, как стал Нездешним. Но то было в другой вселенной, священник.
— Расскажи мне о себе.
— С какой стати? Буди детей — впереди у нас длинный день.
Нездешний оседлал лошадей и проехал на своем мерине к тому месту, где подвесил оленя. Срезав с туши несколько полос, он убрал их в полотняный мешок на ужин, а остальное оставил на траве для волков. — Скажи, олешка, у тебя были друзья? — спросил он, глядя в пустые серые глаза.
На пути к пещере ему вспомнились дни его службы в Дрос-Пурдоле. Он считался подающим надежды молодым офицером — любопытно почему: он всегда недолюбливал начальство, хотя дисциплину, правда, соблюдал.
Тогда они с Гелланом были ближе, чем братья. Это проявлялось во всем — несли они караул или ходили к девкам. Геллан был славным, веселым товарищем, Они становились соперниками только на турнире Серебряного Меча. Геллан всегда побеждал — этот парень обладал нечеловеческим проворством. Потом Нездешний встретил в Медрас-Форде, городке к югу от Скельнского перевала, купеческую дочь Тану — и они с Гелланом расстались. Нездешний влюбился, не успев опомниться, вышел в отставку, поселился в деревне и занялся хозяйством.
Геллан был безутешен. “Ничего, — сказал он при расставании, — я тоже скоро последую за тобой. Что за жизнь мне теперь будет в армии? Сплошная тоска”.
Хотел бы Нездешний знать, исполнил ли Геллан свое намерение. Стал ли земледельцем или купцом, или же погиб в одном из многочисленных сражений, проигранных дренаями?
Если он и пал, то не иначе как нагромоздив вокруг себя кучу вражеских тел, — его клинок язвил быстрее, чем змеиное жало.
— Напрасно я ушел тогда, Геллан, — сказал Нездешний. — Ох напрасно.
Геллан устал, и ему было жарко. Пот стекал по затылку под кольчужный наплечник, и спина чесалась невыносимо. Он снял свой черный шлем и расчесал пальцами волосы. Ветра не было, и он тихо выругался.
Сорок миль от Скултика и сравнительной безопасности Эгелева лагеря — а кони уже утомились, и люди пали духом. Геллан поднял правую руку со сжатым кулаком — сигнал взять лошадей под уздцы. Все пятьдесят всадников молча спешились.
Сарвай поравнялся с Гелланом, и они вместе сошли с коней. Геллан нацепил шлем на луку седла, достал из-за пояса полотняный платок и утер лицо.
— Вряд ли нам удастся найти уцелевшую деревню, — сказал он.
Сарвай молча кивнул. Он служил под началом у Геллана уже полгода и знал, когда следует отвечать, а когда нет.
С полчаса они шагали рядом, потом Геллан дал сигнал сделать привал, и люди уселись на землю рядом со своими лошадьми.
— Настроение у них неважное, — сказал командир.
Сарвай кивнул.
Геллан расстегнул свой красный плащ, набросил его на седло, уперся ладонями в спину и со стоном распрямил поясницу. Ему, как и многим высоким людям, долгие часы в седле давались тяжело, и спина болела постоянно.
— Слишком надолго я застрял в армии, Сарвай. Надо было уйти еще в прошлом году. Сорок один год — слишком почтенный возраст для офицера Легиона.
— Дуну Эстерику пятьдесят один, — заметил Сарвай.
Геллан усмехнулся:
— Если бы я ушел, ты занял бы мое место.
— Вот уж посчастливилось бы мне! Армия разбита, и Легион скитается по лесам. Увольте от такого счастья!
Привал был сделан в небольшой вязовой роще, и Геллан отошел в сторону. Сарвай посмотрел ему вслед и тоже снял шлем. Его темно-каштановые волосы сильно поредели, и лысина блестела от пота. Сарвай заботливо прикрыл плешь оставшимися прядками и водрузил шлем на место. Он на пятнадцать лет моложе Геллана, а выглядит словно старик. При этой мысли Сарвай усмехнулся собственному тщеславию и опять стянул шлем с головы.
Он был коренаст и казался неуклюжим, когда не сидел в седле. Ему удалось остаться в Легионе в числе немногих выслужившихся офицеров после повальных увольнений прошлой осени, когда король Ниаллад решил сделать ставку на ополчение. Тогда в отставку отправили десять тысяч солдат, и лишь настойчивость Геллана спасла Сарвая.
Теперь Ниаллада больше нет, а дренаи разбиты почти наголову.
Сарвай не оплакивал покойного короля — тот был глупец... хуже глупца.
— Снова он гуляет один? — Йонат опустился на траву рядом с Сарваем, заложив руки под голову и вытянувшись во всю длину своего костлявого тела.
— Ему надо подумать, — ответил Сарвай.
— Ага. Пусть подумает, как провести нас через надирские земли. Скултик мне опостылел.
