Джена Шоуолтер - Поцелуй тьмы
Проклятие-смерти было ниспослано им богами за то, что Мэддокс неумышленно убил Пандору. Насколько худшим будет проклятие Титанов, если Люциен сразит их царя?
Хотя Люциену было плевать на то, что они сделают с ним, он опасался за друзей. Они уже вытерпели столько страданий, что их хватило бы на сотни жизней.
Все же он обнаружил, что произносит:
«Я не желаю совершать это деяние». Я не буду. Он подозревал, что уничтожить прекрасную Анью было само по себе проклятием.
Он не заметил движений Крона, но бог был перед его лицом через удар сердца. Эти яркие, потусторонние глаза пронзили Люциена подобно мечу, когда он протянул руку, и Коса повисла у Рейесовой шеи.
«Сколько бы времени это ни заняло, воин, что бы тебе ни пришлось совершить, ты принесешь мне ее мертвое тело. Ослушайся моего веления – ты и твои близкие будут страдать»
Бог исчез в слепящем небесно-голубом свете, так же быстро, как и появился, а мир пришел в движение, словно никогда не замирал. Люциен не мог восстановить дыхание. Один взмах Кроновой кисти и мог забрать – забрал бы – Рейесову голову.
«Что за черт?» проревел Рейес, осматриваясь по сторонам. «Куда она подевалась?»
«Она же была здесь» Обернулся вокруг себя Парис, оглядывая территорию и сжимая кинжал.
«Ты и твои близкие будут страдать», сказал царь. Не хвастовство. Абсолютная истина. Люциен стиснул кулаки и проглотил подступившую к горлу желчь.
«Пойдем внутрь и насладимся остатком вечера» сумел выдавить он. Ему требовалось время все обдумать.
«Эй, погоди-ка» начал Парис.
«Нет» тряхнув головой, отрезал Люциен. «Мы не будем больше это обсуждать»
Они молча таращились на него какое-то время. В конечном итоге кивнули. Он не упомянул божественного визита или исчезновения Аньи, когда прошагал мимо них. Он не упомянул Крона или Анью когда они вошли в клуб. По-прежнему не упоминал их, пока мужчины разбредались в разных направлениях, задерживаясь на нем смущенными взглядами.
Однако когда Рейес намерился пройти мимо, он удержал его.
Тот резко остановился и окинул друга удивленным взглядом.
Люциен наклоном подбородка указал на столик, где они ранее сидели. Рейес понимающе кивнул, они прошли туда и присели.
«Колись» сказал Рейес, откидываясь на стуле и осматривая танцплощадку так обыденно, будто бы они просто обсуждали погоду.
«Ты изучал Анью. Кого она убила, что заслужила заключение? Почему она его убила?»
Музыка была кричащим, насмешливым фоном. Зайчики света играли на бронзовой коже и темных как ночь глазах Рейеса. Он пожал плечами.
«Прочтенные мною пергаменты говорят лишь кого, не называя причин. Айас».
«Я помню его» Люциену никогда не нравился заносчивый ублюдок. «Он наверняка заслужил это»
«Когда она убила его, он был Капитаном Бессмертной Гвардии. Я полагаю, что Анья стала причиной некоего беспорядка, Айас намеревался арестовать ее – они сразились»
Люциен удивленно сморгнул. Самодовольный, эгоистичный Айас занял его место? Перед тем, чем открыть ларец Пандоры, Люциен был Капитаном – хранителем мира и защитником царя богов. Однако когда в него был демон помещен, он уже не годился, и эту обязанность сняли с него. Затем он и пособившие ему воины были и вовсе изгнаны с небес.
«Я вот гадаю, не подумывает ли она следующим напасть на тебя» небрежно произнес Рейес.
Может быть, хотя сегодня у нее была такая возможность, а она ею не воспользовалась. И все-таки он заслуживал этого. Впервые придя на землю, они с друзьями причиняли только разрушения и мрак, боль и ненастья. Воины не контролировали своих демонов и убивали без разбора, круша дома и семьи, принеся голод и чуму.
Когда же он научился подавлять свою грозную половину, было слишком поздно. К тому времени Ловцы уже организовались и начали сражаться с ними. Порою, он не винил их, а даже чувствовал, что заслужил этот гнев. Потом эти Ловцы убили Бадена, хранителя Неверия и Люциенова товарища по несчастью. Утрата ошеломила его, потрясла до основания.
Понимание причин Ловцов более не имело значения, и он помог взять с них десятину. А после возжелал мира. Драгоценного мира. В отличие от некоторых из воинов. Они жаждали уничтожения всех Ловцов.
Таким образом, Люциен и еще пять воинов перебрались в Будапешт, где мирно просуществовали сотни лет. Пару недель назад остальные шесть Повелителей прибыли в город, преследуя по пятам Ловцов, что вознамерились стереть с лица земли Люциена и его людей. Так запросто возобновилась кровавая вражда. На этот раз возможности сбежать не будет. Часть его и не желала сбегать. До тех пор пока Ловцы не будут изничтожены, для них не будет мира.
«Что еще ты узнал про Анью?» поинтересовался он у Рейеса.
Воин пожал плечами.
«Как я упоминал снаружи, она единственная дочь Дисномии»
«Дисномия?» Он потер челюсть двумя пальцами. «Не припоминаю ее»
«Она богиня Беззакония и самая презренная из всех богинь Олимпа. Она возлежала со всеми мужчинами, не взирая женаты они, нет ли. Никто не знает кто отец Аньи»
«Даже никаких подозрений?»
«О чем речь, когда мать имела по нескольку любовников за день?»
Мысль о том, что Анья следует примеру своей матери и приглашает множество мужчин на свое ложе, разозлила Люциена.
Он не хотел желать ее, но жаждал – отчаянно. Правда, он пытался сопротивляться ей. И сопротивлялся, пока не понял кто она и что она бессмертна. Он полагал, что она не может умереть. В отличие от смертных ее не отберут у меня, если я позволю себе увлечься нею. Мне никогда не доведется забирать ее душу.
Каким же он был глупцом. Ему бы стоило знать. Он – Смерть. Забрать можно любого. Его, его друзей. Богиню. Он за день наблюдал больше утрат, чем большинство за целую жизнь.
«Меня удивило» признался Рейес «что подобная женщина смогла произвести на свет дочь, столь походящую на ангела. Тяжело поверить, что прекрасная Анья на самом деле грешна»
Ее поцелуй был грешным. Замечательно грешным. Но женщина, которую он держал в своих руках, не казалась злой. Милой – да. Забавной – абсолютно точно. И – к его огромному удивлению – ранимой и чудесно нуждающейся. В нем.
Зачем она его поцеловала? Снова и снова гадал мужчина. Вопрос и отсутствие ответа докучало ему. Зачем она вообще танцевала с ним? С ним? Ей что-то от него нужно? Или он просто был для нее забавой? Тот кого можно совратить и поработить, а затем бросить ради кого-то более привлекательного, посмеиваясь все это время над доверчивостью уродца?
Кровь Люциена застыла при этой мысли. Не думай так. Ты только мучишь себя. О чем же ему тогда думать? О ее смерти? Боги, он не был уверен, что сможет совершить такое.
