Ростислав Гельвич - Беглец в жизнь
– Когда как. – Альфаран задумался, копаясь в памяти. – Если слабенькое, то достаточно лишь сотворить какое-нибудь заклятье, чтобы излишек был использован и выведен. Если слишком много… может быть буквально «разрыв». Полное опустошение как маны, то есть духовной силы, так и биотоков ауры и организма, то есть физической.
– А если сказать короче?
– Окажется на волосок от смерти! – гаркнул ученик.
Кларахот одобрительно кивнул и указал на высушенную печень.
– Ну, чего остановился? Давай доделывай.
И сел на небольшой стульчик. Что касается Альфарана… в ближайший час он был очень занят – вычищал орган от остатков маны и биотоков владельца. Потом нужно было сотворить заклятье «Негниения», чтобы хранился такой артефакт очень долго. А потом запитка маной… из собственного резерва. И наложение заклинания.
Закончив работу, Альфаран на негнущихся ногах подковылял к уже знакомому ему шкафу и достал зелье «Впитывания маны», ибо резерв был уже пуст. Ведь мана – она есть везде. В огне, в земле, в свете, в воздухе… И ее можно впитать. Но для этого надо совершать медитации, для которых иногда не хватает времени.
С помощью этого зелья аура впитывает в себя всю ману, которую может найти. Понемногу, но все же достаточно, чтобы не загнуться от опустошения.
Однако Кларахот сурово окликнул его:
– Не смей! Делай все сам! А печенка пусть пока отлежится… урегулируется….
Пришлось ставить изумрудную жидкость на место и садиться на пол…
Что такое медитация? Можно назвать это забором маны из окружающего мира. Можно назвать это полусном-полуявью, но даже это не характеризует все грани данного действа.
Во время медитации ум четко понимает, что он только частичка этой великой Вселенной. И Вселенная благосклонно отвечает своей частичке…
Чтобы войти в транс, надо сначала занять самое удобное положение, какое только требует тело. Затем просто расслабиться. А потом самое сложное – открыть все каналы ауры наружу, одновременно оставляя их закрытыми. Кому надо, чтобы в ауру влез недоброжелатель? Ведь это такая вещь… можно просто остановить сердце, а можно и полностью увлечения поменять. «Голубком», например, сделаться…
В медитации Альфаран просидел больше трех часов. Резерв буквально «трещал» от заполнившей его маны.
– Продолжай работу, – флегматично сказал читающий какой-то фолиант Кларахот.
Наложить заклинание и привязать его к артефакту было делом получаса. Можно было управиться и за пять минут, но кто даст гарантию, что халтурная привязка не оборвется, высвободив всю ману наружу? Превратив артефакт и того, кто его носит, в невесомый и очень мягкий пепел. А так – линии крепкие, гарантия того, что все сработает, как надо, – полная. Из всех видов активации Альфаран выбрал кровную, она ему больше нравилась.
– Готово, Кларахот.
– Что? – Непонимающе отвлекся тот от книги. – А… готово. Ну, что же, проверим!
– Как? – Недоуменно отступил Альфаран.
– Просто. Щит не ставь.
И в парня полетел «Призрачный Тесак»… страшное атакующее заклинание – режет любые физические преграды, но только на выбранной хозяином цели. Для блокирования его нужен мощный щит. Ключевое слово – «мощный», ибо уровень у него может быть хоть самый низкий – главное, чтобы подпитка маны была большой. «Тесак» в магическом плане бьет не по уровневому основанию; он просто выжирает питание щита.
Щит юный маг поставить попросту не успел, даже если бы и хотел… Крутящимся белым сгустком ему снесло половину бицепса и задело кость. Тугим алым фонтанчиком хлестнула кровь.
– Чего ждешь, идиот?! – прошипел старик.
– Ага… – рассеянно ответил Альфаран, и, неуверенно сжав рукой артефакт, он подставил его под мощную артериальную струю…
Серо-бурый сгусток сушеной плоти запульсировал, возвращаясь в свой полноценный размер – от него начали отходить трубочки сосудов… Альфаран слишком сильно осуществил привязку – заклинание не вырывалось за пределы артефакта, восстанавливая его, а не хозяина! Впрочем, эта проблема бы исправлена тут же – даже на пороге смерти ученик не забыл, как обрывать «нити».
И началось… Задетая кость стремительно обросла сначала розовым, а потом и полноценным покровом. Перебитые вены и артерии хоть и кровоточили, но уже элементарно срастались. Бицепс восстанавливался и зарастал кожей. Через несколько минут рука стала нормальной и на вид, и на щуп. Разве что была слишком бледной.
– Ты понял свою ошибку?
– Ага… – Альфаран еще не отошел от потери крови.
– Запомни. Слишком слабая привязка испепелит тебя. Слишком сильная привязка восстановит сам артефакт.
– Это… Скажи – а что, если бы я умер? Что бы ты делал?
– Что делал? Хе… – Старый некромаг равнодушно усмехнулся, но тут же отвел глаза. – Мне всегда удавалось поднятие личей.
…Сидя у крылечка, Кларахот попыхивал трубкой с яблочным табаком и переговаривался с крестьянином. Тот был местным забиякой (довольно умным, кстати), отставным солдатом, недавно вернувшимся из армии. Казалось, о чем могут болтать эти два человека? Отнюдь.
– И что, как служилось?
– Каком кверху! – тот усмехнулся щербатым ртом. – Я же дюжий, вот и записали на галеры. Сколь-то времени там оттрубил, потом сказали: «Не желаете ли вы, господин Хаф, остаться еще на парочку лет?» А что я? Я отказался – мне оно надо? Ну, и конечно же: «Тогда дуй на берег, хрен недосоленный!»
– М-да… – Лекарь сделал блаженную затяжку. – Я вот не служил, как-то не сложилось… Жалеть или нет?
– Ну, знаете, я, когда в охране служил, у нас был писарь на галере, вот он любил говорить: «Человеческая жизнь – это мелкий свиток, в котором всего сто слов. А армия может превратить их в тысячу или даже сотню тысяч строчек!» Я, конечно, ничего не понял, но считаю, что жалеть не стоит. Знаете же, что такое жизнь в деревне? Встал, убрал дерьмо за скотиной и пошел бухать в ближайший кабак. Так день за днем, а потом сдыхаешь в луже собственного ссанья и понимаешь, что жизнь ты просрал!
– Тоже верно. Но ведь ты говорил, что у вас на галере пять человек только за первый год погибло?
– Так жизнь вообще штука опасная! Полвосьмицы назад старый Хамий нажрался пирогов на кабатчика именинах, напился браги да пошел в сортир. Ждем мы его, значится, полчаса. Час. Два часа ждем – его нет. Ну, идем за ним. И что вы думаете? От кровавого поноса загнулся старый хрен! И к чему тогда беречься, если можно сдохнуть даже от желания посрать?
– А к чему тогда вообще жить? – улыбнулся Кларахот.
