Ночная Всадница - Дочь Волдеморта
— Не понимаю…
— Проникнув в мою тайну, Дамблдор поведал о ней, насколько мне известно, только одной живой душе — Гарри Поттеру. И позволил тому пересказать услышанное только двоим друзьям, будучи уверен, что предписание будет в точности исполнено. Однако, четко определив круг душ живых, он абсолютно халатно отнесся к уже отжившим… Позволь тебя кое с кем познакомить, — неожиданно сказал Темный Лорд, шагнув к тяжелому сиреневому занавесу на внутренней стене комнаты. Он отдернул его до середины, открывая большую картину в золоченой раме.
По виду она была довольно старинная, но сохранилась хорошо. Холст изображал спальню: на втором плане высилась шикарная дубовая кровать, находящаяся в беспорядке, за ней — шкафы и туалетный столик. На переднем плане стояло большое роскошное кресло, с которого свисала смятая ткань. Около кресла имелась тумба с бокалами и изящным золотым блюдом. В остальном картина была пуста.
Волдеморт легонько постучал волшебной палочкой по раме и отступил назад. Прошло почти полминуты, прежде чем из‑за края полотна вышла молодая женщина.
Это была очень красивая волшебница: белолицая, статная, с короной густых волос; одетая в шикарное старинное платье. Она держалась гордо и властно. Выйдя из‑за рамы, женщина величественно и в то же время почтительно улыбнулась Волдеморту и сделала едва заметный книксен[5].
— Добрый вечер, мадемуазель, — в свою очередь кивнул ей волшебник. — Хочу представить вам мою дочь Кадмину. — Гермиона растерянно улыбнулась, зачем‑то поднявшись на ноги. — Позволь узнать, дорогая, — обратился к ней Волдеморт, — знакома ли тебе эта леди?
— Д–да, — растерянно промямлила в ответ Гермиона. — Это Валерианна де ла Анес Куин, Черная Дева; она была директором Хогвартса в конце тринадцатого века.
— Ты меня пугаешь своей образованностью, — хмыкнул Темный Лорд. — Да, это именно мадемуазель де ла Анес Куин, директор Школы чародейства и волшебства «Хогвартс» с 1278 по 1296 года. Дело в том, что за многовековую историю Хогвартсом руководили самые разнообразные люди. Среди них встречались и такие очаровательные, как наша гостья, — он кивнул на портрет, и Валерианна, ставшая теперь позади кресла и облокотившаяся на него, обворожительно улыбнулась. — И такие же мудрые.
— Лорд Волдеморт балует меня комплиментами, — подала голос женщина на портрете. — А я делаю вид, что верю ему. Однако когда он наконец заканчивает тешить мое самолюбие, с ним действительно очень интересно беседовать.
— Дорогая мадемуазель Валерианна, если бы мое всесторонне правдивое восхищение вами не доставляло вашей особе того же, а то и большего удовольствия, нежели наши беседы, — я лелеял бы свои восторги наедине с собой.
— О, перестаньте! О какой же моей мудрости вы осмеливаетесь говорить, когда сами вьете из меня веревки, — улыбнулась Валерианна. — Я совершенно не в силах вам отказать. Однако полагаю, будет куда проще рассказать этой молодой особе обо мне, когда вы останетесь вдвоем, не так ли? Я вас покину. Было приятно познакомиться с вами, юная леди.
— Благодарю вас, — растерянно пробормотала Гермиона, — мне также.
— У вас очаровательная дочь, милорд, — обронила на прощание Валерианна и скрылась за рамой. Взмахом палочки Волдеморт вернул сиреневый занавес в первоначальное положение.
— Эта чудесная ткань не дает нашей очаровательной знакомой возможности слышать всё, сказанное в этой комнате. Мне приходится учиться на чужих ошибках — не всякий это умеет… Гарри Поттер говорил тебе, где проходили их увлекательные беседы с Дамблдором? — без перехода спросил затем Темный Лорд.
— В кабинете директора.
— Верно, — зловеще улыбнулся её собеседник. — А, как тебе должно быть известно, в кабинете директора Хогвартса неизменно висят портреты всех глав этой школы за всю историю ее существования. Среди них были разные люди, Кадмина. Ты, я так понимаю, помнишь, за что мадемуазель Валерианна получила свое занимательное прозвище?
— Она никогда не была замужем, и стоило ей выделить кого‑то из кавалеров, как он погибал в течение нескольких месяцев, — отрапортовала Гермиона.
— Именно так. Многие мнят, что это действие некоего проклятия. Впрочем, к делу оно отношения не имеет. Полагаю, что при желании я отыскал бы ещё не одного бескорыстного осведомителя среди многоликой аудитории, коею Альбус Дамблдор выбрал в зрители для своих бесед с подопечным. Не удивлюсь, если о моих Хоркруксах известно и ещё кому‑то.
— Как же это просто, — потрясенно пробормотала Гермиона. — Но как мог Дамблдор…
— Всё действительно просто, Кадмина. Альбус Дамблдор часто повторял, что я не способен увидеть многих истин — и сам при этом предпочитал не думать об очень многом. Он не верил и никогда не задумался бы над тем, что в истории школы Хогвартс могли быть директора, которые не пеклись бы о её извечном благе. А я, по его мнению, — прямая угроза для школы. Мне удалось достаточно быстро убедить Валерианну в ошибочности такого мнения.
— Наверное, Дамблдор ужаснулся бы, если бы успел понять свою ошибку.
— Альбусу Дамблдору было чему ужасаться и без этого. Надо полагать, зелье, которое он, как показали мои изыскания, благородно выпил в ночь своей гибели в моей пещере, существенно испортило на финише всё впечатление от прожитой им жизни.
— Это было что‑то ужасное, Гарри рассказывал нам. Каково его действие?
— О, нет ничего страшнее правды, Кадмина, — насмешливо заметил Темный Лорд. — Этот уникальный состав придумали в Индии много веков назад. Его рецепт считается утерянным. Зелье открывает человеку глаза на самого себя. Выпивший его осознает таковыми, каковы они есть, все свои поступки, все свои слова и действия, мысли и мечты. Самообман — грех многих великих людей и почти всех обыкновенных. Самообман страшен, он делает нас слабыми и уязвимыми. Нужно всегда отдавать себе отчет в том, к чему приводят наши действия, о чем свидетельствуют наши мечты и что за собой могут повлечь наши желания. Не без гордости признаюсь тебе, что я могу пить это зелье. Оно вызывает у меня лишь легкую меланхолию и настраивает на философский лад. Для Альбуса Дамблдора отвар индийских волхвов стал самой страшной карой. И, хоть убил его не он и даже не совсем Северус Снейп, — ибо Дамблдор умирал от иного моего проклятья, охранявшего другой Хоркрукс, — так вот, хотя не это зелье убило Дамблдора, но он не смог бы жить после того, как попробовал его. Полагаю, ему и сейчас нелегко.
— Но в чем же так сильно обманывался директор?
— Во всём, — усмехнулся Темный Лорд. — Абсолютно во всём. Он, видишь ли, действовал вразрез со своими собственными убеждениями, и предпочитал этого не замечать. Ты очень многого не знаешь об Альбусе Дамблдоре. Если хочешь, могу предвосхитить события и дать тебе прочесть копию рукописи произведения, которое должно выйти через несколько месяцев. Ты, вероятно, читала об этом в газетах. «Жизнь и ложь Альбуса Дамблдора» одной журналистки. От оценок и выводов лучше абстрагироваться, но факты в этом творении даны только реальные. Из них ты можешь сделать свои выводы. Но суть даже не в прошлом Дамблдора — свое прошлое он помнил и без индийского отвара. Суть в том, что методы его борьбы за правду и добро были… Хм, весьма занимательны. Он предпочитал неверно оценивать их, для успокоения совести. И истина для него была почти смертельна… Дамблдору лучше было бы успеть умереть от охранявшего кольцо проклятья. Гарри Поттер уничтожил мой медальон? — внезапно спросил Темный Лорд и ещё до того, как Гермиона успела ответить, вздрогнул, прищурился, а затем, нахмурившись, отвел взгляд от её глаз. — Как интересно, — пробормотал он. — Значит, «Р. А.Б.»?
