Вера Петрук - Индиговый ученик
- Вот, это тебе, - взяв его руку, старый вояка вложил в нее какой-то предмет.
Регарди не потребовалось много времени, чтобы понять, что это. Только зачем слепому кинжал? Словно читая его мысли, Бардарон пробурчал:
- Не стоит держать его всегда при себе. Место, конечно, проверенное, охраняется лучше, чем дворец императора, но... так мне будет спокойнее. Положи под подушку, вдруг пригодится. Это хороший кинжал. Я с ним всю Сикелию прошел.
Арлинг задумчиво провел пальцем по лезвию, представляя, сколько крови ему удалось отведать. Что ж, рано или поздно все отправляются на заслуженный отдых.
Женщину-тень, у которой оказалось красивое имя Люсия, Регарди больше не встречал. Холгер, изредка навещавший его, рассказывал, что она вышла замуж за стражника из городского патруля. Арлинг был рад, что она решилась постоять под омелой. Бардарон же, проводив младшего Регарди, записался добровольцем в армию и отправился воевать с арваксами. Больше о нем ничего не было слышно. Арлинг надеялся, что Бардарон нашел то, что искал.
Приют встретил его так, словно он был императором. Похоже, Арлинг стал самым почетным пациентом, сместив с этого поста дочь наместника из Бараката, которая потеряла зрение после болезни и жила в обители с раннего детства. Она первая пришла навестить его, но очень скоро убедилась в том, что лучше разговаривать с мебелью. В новом царстве Арлинг правил по собственным законам, ограничивая в него доступ всех, кто не был связан с его прежней жизнью.
В Доме Света Амирона Канцлер выкупил для него весь последний этаж, наняв целый штат прислуги. У Арлинга было две личных столовых, три спальни, кабинет, комната для отдыха, три ванных, библиотека, к которой прилагалась девушка с хорошей дикцией, готовая прочесть ему любую книгу в любое время, и музыкальный зал, где приглашенные артисты развлекали его пением, чтением спектаклей и игрой на разных инструментах. Любое желание Регарди становилось законом, который исполнялся незамедлительно. Ему ни в чем не отказывали - даже в бутылке. Правда, после двух дней запоя, когда он еще неделю спустя не мог отличить реальность от вымысла, от выпивки пришлось отказаться. В его новом мире сойти с ума можно было и без нее.
Арлингу нередко казалось, что, окружив его роскошью, отец пытался откупиться - заплатить и исчезнуть из его жизни. Хотя, возможно, он снова ошибался. Как бы там ни было, Канцлер навещал его редко, задерживаясь не больше получаса. Во время коротких визитов Элджерон рассказывал о новых заморских лекарях, обещавших очередное чудо, о принце Дваро, который сильно привязался к журавису и скоро должен был исчезнуть с политической арены Согдарии, об императоре, который старел слишком быстро, и о войне с арваксами, которая переходила в затяжную. Арлинг из вежливости кивал, прислушиваясь больше к звучанию голоса отца, чем к смыслу слов, и мечтая, чтобы он скорее уехал. Видимо, Канцлер думал о том же. Его посещения становились все реже и короче, пока полностью не сменились письмами, что принесло облегчение им обоим.
Несмотря на то, что в распоряжении Арлинга было не меньше десятка комнат, почти все время он проводил в кабинете на углу дома. Ему нравилось большое, старинное окно с множеством щелей, которые пропускали звуки и запахи разбитого рядом сада. Под домом росла старая слива, и когда дул ветер - а в этих краях он был частым гостем, - ее корявые ветки загадочно скребли стекло, издавая причудливые, ни с чем несравнимые звуки. Если бы не сиделки, которые беспокоили его прогулками и обязательными лечебными процедурами в виде принятия травяных ванн, он сидел бы в кресле у окна с утра до вечера, слушая сливу и ни о чем не думая.
Прислуга в приюте была хорошая - вежливая, внимательная и набожная. Во время передвижения по дому служанки всегда напевали песни из Золотого молитвенника Амирона, чтобы слепые могли их лучше слышать. Арлинг, которому эта книга успела надоесть еще в школе, требовал изменения репертуара, но его вежливо игнорировали. Вывод был понятен - правила приюта не обсуждались.
Кроме пения сиделки были вполне милыми людьми. Как-то одна девушка даже предложила остаться с ним на ночь. Подумав, Регарди отказался. Она не обиделась, сказав, что зайдет позже, когда он заскучает. Арлинг не был уверен, что ему может стать скучно в таком месте, как Дом Света Амирона, но возражать не стал. Он часто представлял, что умрет просто так - сам по себе, в кресле у раскрытого окна, и это будет величайшим подарком жизни, который ему придется заслужить послушанием и терпением.
Приют во многом походил на рай - прекрасный сад, который изображали в церковных книгах служители Амирона. Воздух всегда был теплым и напоен сладкими ароматами цветов и фруктов. За окнами обители изумительными голосами пели птицы и ласково журчали фонтаны. С трудом вспомнив, что во время его отъезда из Согдианы город осаждала зима, Арлинг решил, что приют находился где-то в южных провинциях, в которых стояло вечное лето.
Правда иногда гармонию райских запахов и звуков нарушал ветер. Он приносил с собой соленые брызги моря, и хотя Арлинг не слышал шум волн, его тревожили запахи йода и водорослей. В такие моменты, он не мог найти себе места, меряя комнату шагами и отчаянно пытаясь понять, что было не так. Но стоило ветру утихнуть, как к нему возвращалось привычное равнодушие к миру.
Иногда его навещали доктора - то ли из приюта, то ли приглашенные Канцлером. Тогда дни протекали в причудливых медицинских ритуалах и приеме лекарств самых разных вкусовых оттенков. Порой ему казалось чудом, что его до сих пор не отравили, но он научился не замечать лекарских экспериментов, превратив их в часть повседневной жизни - как утреннее умывание или принятие пищи.
И еще в его жизни появилась трость. Регарди забрал ее, когда уезжал из родительского особняка в Согдиане, и сейчас не представлял, что делал бы без нее на огромной территории нового дома. В нем оказалось столько мебели, дверей и окон, что ему никак не удавалось запомнить расстояние между ними - приходилось полагаться на деревянное продолжение своей руки. Трость стала настоящим Арлингом Регарди, а он сам - лишь придатком, бесполезным куском плоти, который волочился за своим новым я, не отступая от него ни на шаг.
Во время обязательных прогулок по саду Арлинг слышал робкие шаги, глупые вопросы и легкие постукивания палок других слепых, но старательно их не замечал. В своем мире он был один.
И вот, однажды все изменилось.
День не заладился с самого утра. Разыгравшийся ночью шторм поломал много деревьев в саду приюта, убив и старую сливу. Дерево сдалось не без боя. Падая, оно разбило окно, зацепившись корявыми ветками за подоконник.
