Ольга Романовская - Ледяное сердце
— Нехорошо говорить такие слова неопытной девушке!
— Хорошо, а этому ты поверишь?
Эгюль изумленно вскрикнула, закрыв рот рукой, когда Рандрин опустился перед ней на одно колено, будто перед благородной дамой. Крепость ее сердца дрогнула и капитулировала без боя.
Первый поцелуй обжег ее губы, второй наполнил огнем, закружил в водовороте страсти. Она не сопротивлялась, когда Рэнальд взял ее на руки и отнес на кровать.
Эгюль не чувствовала ни боли, ни стыда, ни страха, это казалось ей таким естественным и прекрасным.
Наутро, когда горничная проснулась, потянулась в сладкой истоме, вспоминая прикосновения его рук, шепот его губ, взгляд необыкновенных синих глаз, Рандрин уже уехал. Она не сразу поняла это, ведь все вещи оставались на своих местах, а маг и вчера целый день провел в городе.
Эгюль поспешно надела ночную рубашку, попутно собрав и связав в узел испачканное постельное белье, осторожно выскользнула за дверь и пробралась к себе. Рабочий день уже начался, и служанки собрались на еженедельный инструктаж на кухне. Она и сама не помнила, как переоделась, как побросала в корзину грязное белье, как слетела вниз по лестнице, как что-то пролепетала в ответ на недовольство хозяина и смешки товарок; весь день пролетел у нее, как в тумане.
Горничная с нетерпением ждала вечера, ждала, что Рандрин опять позовет ее к себе, но он не позвал. Тогда под выдуманным предлогом она решила взять ключ от комнаты.
— Как, а ты не знаешь? — удивился в ответ на ее просьбу хозяин. — Сеньор Рандрин уехал сегодня утром, так что мятный чай ему больше не понадобится.
Если бы ее облили тогда ледяной водой, Эгюль бы не почувствовала. Она застыла с открытым ртом, не в силах ни пошевелиться, ни произнести хоть слово.
Через девять месяцев у Эгюль родилась дочь с такими же необычными, как у отца, глазами. К тому времени она уже уволилась и помогала брату и его жене в овощной лавке.
Ко дню рождения малышки молодая мать получила щедрый подарок — крупную сумму денег, оставленную на ее имя каким-то незнакомцем. Устав от пересудов и не желая, чтобы на ее Зару косились на улице, обзывая шлюхиной дочкой, Эгюль покинула родные места, переехала в деревню и открыла небольшую уютную гостиницу — хоть в чем-то ее мечты сбылись.
Глава 4
Деревня погружалась в сон: медленно гасли огни, затихали звуки, только шепот временами разлетался по углам вместе со светлячками тонкого, хрупкого пламени свечей.
Эйдан терпеливо ждал, пока тишина вступит в свои права, а потом задворками пробрался к местной гостинице. Ему нужно было поговорить с обладательницей синих глаз; подсознательно он чувствовал, что ей можно доверять. Целый день он ожидал облавы, вопреки обыкновению, не дал себе вздремнуть, маясь от режущего глаза солнечного света, но все было, как всегда. Вампир видел, как нашли пастуха, но никто и не подумал списать его смерть на проделки детей тьмы. На мгновение даже стало обидно: решить, что этого человека убил волк! Воистину, невежественный народ!
И вот под покровом темноты Эйдан тенью скользил мимо домов, заглядывая в окна, пока, наконец, не оказался у гостиницы. Тут его нос уловил знакомый запах — очень интересный запах, манивший к себе, но не вызывавший чувства голода. Наверное, это потому, что в жилах этой девочки течет магическая кровь — вот чего-чего, а магическую кровь вампиру ни в коем случае не стоит пить, она для них — что-то вроде яда. Сначала и не заметишь, даже облизнешься, а потом почернеешь и упадешь замертво, поэтому если уж убил мага, то сразу же прополощи рот. Интересно, чего они в свою кровь намешали?
Оттолкнувшись, вампир оказался на крыше, откуда осторожно спустился к нужному окну. Щеколда легко поддалась под умелыми пальцами, и он оказался внутри.
Комнатка была небольшая, но теплая, жарко натопленная проходившей через нее печной трубой. Справа от окна стояла кровать, на которой темнели контуры спящего тела.
— Кто здесь? — Зара, как оказалось, вовсе не спящая, вжалась в стену, уставившись на отливавшие красным в лунном свете глаза — единственное, что позволяло отделить Эйдана от темноты ночи. Рука сама собой потянулась за ножом, который она всегда носила с собой, а вечером клала под подушку.
— Что, теперь боишься? — осклабился вампир и вальяжно устроился в изножье кровати.
— Зачем я тебе нужна? — она ответила вопросом на вопрос и убрала нож: какой от него прок, разве он способен защитить от смертельного укуса?
— Да вот, понадобилась. Не для того, чтобы поесть, — уточнил он.
— Приятно слышать, — скривила губы Зара, натянув одеяло до подбородка. — Знаешь, — она усмехнулась, — ко мне в первый раз приходят вампиры.
— На твоем месте, я бы радовался.
— Чему?
— Тому, что тебя не жалуют вампиры.
— И правильно делают: такие, как я, не еда, а закуска.
— Может, мне тоже тобой закусить? А что, прекрасная идея! — Эйдан протянул руку и коснулся ее шеи.
— А, по-моему, дурная, — девочка забилась в угол. Теперь она боялась куда больше, чем днем.
— Самая, что ни на есть, чудесная, — промурлыкал он, сделав вид, что собирается укусить ее.
Вопреки ожиданиям, Зара не закричала, а процедила сквозь зубы:
— Дурак!
— Послушай, я хочу с тобой поговорить, — вампир перестал дурачиться и переместился к окну; теперь, когда он заслонил собой свет, девочка его не видела, только слышала. — Странно, конечно, разговаривать с людьми, но больше, собственно, не с кем. Ты тут обронила, что тебе нравятся вампиры…
— Я такого не говорила! — возмутилась Зара и попросила: — Отвернись, я что-нибудь на себя накину.
— Да сиди уж! Я маленькими девочками не интересуюсь, да и не к маленьким любви не питаю.
— Разговаривать с мужчиной в одной ночной рубашке неприлично, — возразила она.
— Ну да, некоторые полагают, что без нее гораздо удобнее.
— Все, убирайся! — Зара запустила в него подушкой. — Не желаю выслушивать скабрезности!
— Прости-прости, с языка сорвалось, — он легко увернулся от подушки и вернул ее хозяйке. — Итак, я пришел поговорить.
— Со мной? — удивилась она. — Вампир пришел поговорить с человеком?
— Да я бы не стал, но ты единственная, от кого можно узнать что-то полезное. Другие просто пугаются.
— Еще бы! Ведь ты вампир.
— Да я в курсе. Ты что-то об охотниках знаешь?
— Ты ведь не об обыкновенных спрашиваешь, верно? — девочка осторожно, стараясь не поворачиваться к нему спиной, зажгла свечу.
— Зачем? — зашипел он, покосившись на огонь.
— Мне так спокойнее.
