Игорь Ковальчук - Северянин
– Не бойся, я тебя не обижу, – сказал он на нейстрийском наречии, надеясь, может, она поймет если не слова, то хотя бы тон голоса.
У девушки были огромные и на удивление неподвижные глаза. Она рассматривала Агнара то ли со страхом, то ли с любопытством, и не двигалась, в какой-то момент ему даже показалось, что девушка умерла от испуга, но при этом забыла упасть.
– Я тебя не обижу, – повторил он.
На ней было что-то белое и, как ему показалось, очень тонкое, полупрозрачное. «Наверное, в одной рубашке, – мелькнуло у него. – Поэтому и боится. Мало ли, какие у них тут традиции, связанные с Майским днем. Может, принято в лес нагишом ходить».[3]
Она шевельнулась, мягко отодвинулась от дерева, и молодой мастер поневоле отметил, насколько она гибка, стройна и хороша. Длинные распущенные волосы блестящими колечками лежали на плечах, пышным плащом скрывали спину, а отдельные прядки касались колен, которые мягко вырисовывались под тончайшим полотном рубашки. Из-за кос, черных, как вороново крыло, кожа незнакомки показалась Агнару нежной, будто облако, и тонкой, словно шелковая нить. Молодому мастеру пришло в голову, что она, наверное, прохладна и приятна наощупь. Ему захотелось коснуться ее, погладить, покрепче прижать к себе и ощутить всем собой упругое женское тело.
То, что топор выпал у него из руки, он заметил лишь тогда, когда протянул девушке правую руку. Она робко улыбнулась ему и сделала шаг, такой плавный, будто проплыла над землей. Жар родился в глубине его тела и сознания, пересохли губы, стали путаться мысли. Он он шагнул к ней, она прижалась было к нему, но тут же отпрянула и опустила глаза на его ремень. Пряжка была фигурная, массивная, он сам ее отлил и отделал, и теперь подумал, что, может быть, ей неприятно прикосновение металла сквозь такое тонкое одеяние, или же причиняет ей боль. Не выпуская ее из объятий, молодой мастер левой рукой торопливо нашарил пряжку, расстегнул ее и положил ремень вместе с перевязью и мечом рядом с собой.
В следующий миг девушка оказалась в его объятиях, и Агнар почувствовал, что теряет контроль над собой. Он потянул с нее рубашку, и та почему-то легко сползла с ее плеч. Ладони мужчины легли на нежную, теплую и одновременно приятно холодящую кожу, и только теперь он понял, как разгорячили его мысли о незнакомке. Она обвила тонкими, легкими руками его шею, потянула его в сторону, туда, где, по-видимому, им обоим должно было быть лучше всего.
И он пошел за нею, правда, прихватив с собой пояс с мечом.
А то, что происходило дальше, необъяснимо перемешалось в его сознании с посторонними образами и ощущениями. Погрузив лицо в ее пышные, шелковистые волосы, он почувствовал аромат здорового и красивого женского тела, но одновременно – запах цветущего кипрея, согретого солнцем, чуть привядшей, недавно скошенной травы, влаги, разбрасываемой вокруг скачущим по камням ручейком, и даже дубовой коры. Девушка обнимала его, ласкала страстно и с выдумкой – а ему в этот момент казалось, будто он идет на легком пихтовом корабле сквозь разыгравшееся, но еще не разбушевавшееся море, по волнам, которые не опасны, но зато приятно раскачивают суденышко.
Он опускал голову, и лицо его обдавали соленые брызги родного моря. Томный и пронзительно-сладостный аромат женской чувственности мешался в его сознании с жаром горна, откуда он вынимал длинную заготовку для своего клинка и брался за молот, заранее наслаждаясь тяжестью инструмента и легкой усталостью. Обнимая девушку, стройную, как меч, гибкую, словно узорная сталь, которую Агнар и его дядя выковывали с таким трудом, молодой мастер испытал такое же наслаждение, как тогда, когда заканчивал работу над лучшим оружием.
Время от времени он понимал, что смотрит в ее глаза – они были глубоки и ласковы, но одновременно почему-то казались бесстрастными. Их взгляд до странного противоречил ее действиям, и может быть поэтому Агнару иногда казалось, что он тонет в них без возврата и теряет самого себя.
– Как тебя зовут? – едва слышно спросила она.
Он наконец услышал ее голос. Они лежали рядом, девушка пристроила голову на его правом плече, и он рассеянно гладил ее по руке – но левой все-таки придерживал пояс с мечом – и смотрел в густую листву, пронизанную солнечным светом. Звуки леса почему-то подступили к нему намного ближе, чем раньше, но он воспринял это со странным облегчением. Мир исчез – остался только лес, его звуки и запахи, и девушка рядом с ним, прижимавшаяся к нему с ласковостью кошки.
– Агнар, – ответил он. Голос его прозвучал глуховато.
– Я рада, – она приподнялась и наклонилась над ним, уронив несколько вьющихся прядей ему на грудь. Он смотрел на ее идеальной формы грудь и хрупкое, белое, как алебастр плечо, на пальцы, такие изящные и тонкие, что сквозь них, как сквозь ушко ребенка, просвечивало солнце. Она провела ладонью по его бедру, потом поцеловала в губы. – Ты будешь моим гостем?
– Конечно, – ответил он.
Она снова приникла к нему и стала ласкаться. Он совершенно потерял голову, и какое-то время его не интересовало больше ничего, только она. Но оторвавшись от этой упоительной девушки, он машинально нашарил рядом с собой меч, и при одном прикосновении пальцев к кожаным ножнам с металлической оковкой, взгляд и сознание немного прояснились, и в глубине души он удивился, что солнце до сих пор стоит там же, где и раньше.
Девушка, – Агнар понял, что ее зовут Митиль, но откуда он это узнал, он и сам не понимал, – опять прижалась к нему, а потом потянула за собой. На ней снова была надета длинная рубашка, да и он одет, только ремень с перевязью опять тащил в руках. Прикосновение к мечу и здесь успокоило его. Впрочем, даже теперь его не интересовало ничего, кроме девушки, за которой он шел в глубину леса, словно теленок на веревке.
В какой-то момент молодой мастер обнаружил, что сидит за длинным столом, в уютном легком кресле, где они поместились вместе с Митиль. Стол был поставлен между деревьями, под кронами, пронизываемыми солнечным светом насквозь, и буквально ломился от яств, которым мужчина и названия-то не знал, и изящными кувшинами с неизвестными ему напитками. Агнар увидел, что за столом сидит множество людей в необычных, свободных одеяниях, с венками на головах, но они его совершенно не интересовали. Тут он понял, что девушка стоит перед ним с прозрачным блюдом, на котором лежит свернутая лепешка, политая медом.
– Возьми, съешь, – сказала она.
– Возьми, – повторили люди, сидевшие у стола. В какие-то моменты молодому мастеру казалось, что они ждут, когда он попробует предложенное лакомство, а через некоторое время – что они уже давно едят и пьют, и лишь приглашают его присоединиться.
