Разбитые острова - Ньютон Марк

В краткие мгновения передышки Фулкром обычно болтал с солдатами, которым удалось вырваться из Виллджамура, и с теми из особенно политически ангажированных типов, которые смогли отодвинуть партийную рознь на второй план и направить свою энергию в русло активной помощи согражданам.

«Что ж, – думал про себя Фулкром, – в конце концов, анархисты в какой-то мере получили именно то, чего хотели».

Виллджамура больше не было. Император погиб. Совет не столько разогнали, сколько истребили. А вся колонна беженцев представляла собой, в сущности, не что иное, как сообщество самоорганизованных ячеек с равным распределением власти. Именно к этому стремились анархисты, хотя вряд ли ценой подобных разрушений. И то ли поэтому, то ли потому, что необходимость держаться вместе была очевидна для каждого, но в пути почти не возникало проблем, связанных с неравенством и эксплуатацией, от которых так часто страдали жители в Виллджамуре.

А еще воспоминания Фулкрома о городе были подпорчены его собственными страданиями последних дней. Он не мог забыть, как его бросили в камеру, как во время пыток отбили хвост, и все из-за каприза императора.

Наконец он вместе с другими старшими офицерами и сам устроился возле костра, куда к ним подошли сначала Лан, затем наконец Тейн. В краткие мгновения отдыха человек-кот предпочитал держаться в стороне – в основном из-за внешности, которой он стеснялся, не зная, что о нем подумают. Ведь среди беженцев у Лан и Тейна не было прежнего преимущества – их квартира на вершине утеса, обеспечивавшая им анонимность, осталась в виллджамурском прошлом.

Здесь им приходилось все время быть среди людей, а значит, постоянно сталкиваться с их страхом перед ними, перед их непохожестью на других.

– Тейн, – окликнул его Фулкром. – Где ты был сегодня?

– В задних рядах по большей части, – ответил тот спокойно.

– Потасовка была? – спросил Фулкром.

– Нет, – сказал Тейн, сгибая и разгибая руку так, словно у него затекли мышцы. – Для меня ничего не было. Но людям в самом конце все равно приходится туго, они там почти без прикрытия. – Тейн повысил голос, из которого начисто исчезли мягкие, мурлычущие нотки. – Все солдаты спрятались впереди, подальше от небесного города.

Двое солдат в форме городской стражи обернулись на его слова, показав лица с трехдневной щетиной.

– Что он там несет? – пробурчал один из них.

– Я говорю, – продолжал Тейн, – что вы боитесь оставаться в задних рядах и защищать людей, потому что там то и дело появляются любопытствующие парочки иноземных охотников, которые похищают больше людей, чем во время организованных атак.

– Все не так просто, – вмешался Фулкром. И тут же обратился к солдатам: – Извините его. Пожалуйста, не обращайте на его слова внимания.

– Не обращать внимания? – фыркнул Тейн. – Да эти чертовы идиоты напрочь забыли, что значит работать.

Солдаты, быстро поднявшись, затопали к Тейну, едва не опрокинув Фулкрома в грязь.

Пока Фулкром восстанавливал равновесие, Тейн уже обнажил когти. Вскочив с места, он занял боевую стойку: ноги на ширине плеч, руки разведены в стороны, словно для объятия.

– Ну давайте, подходите поближе, ребятки. Поближе, не бойтесь…

Вдруг что-то пронеслось в воздухе и оттащило Тейна в сторону. Это была Лан, она уволокла Тейна в лес, а Фулкром уже бежал к разъяренным солдатам.

Поравнявшись с ними, он миролюбиво протянул руки:

– Прошу вас, джентльмены, нам не стоит драться друг с другом. Тейн очень напряжен – он совсем недавно потерял близкого друга, коллегу, его рана еще очень свежа. Мы все сейчас переживаем не самые легкие времена.

– Кто из нас ничего не потерял? – проворчал один из солдат. – Мы все потеряли друзей, родных, семьи, дома – все, ради чего мы жили и работали годами. Думаете, нам не больно?

Тейн стоял, склонив голову и бурно дыша. Лан помогала ему справиться с внезапной вспышкой гнева, столь неожиданной для Фулкрома. Если кто из героев Виллджамура и отличался вспыльчивостью, то это был Вулдон, а никак не Тейн. Но Вулдон погиб, прикрывая отступление жителей гибнувшего города.

Возможно, Тейн мучился чувством вины за то, что не оказался в нужный момент рядом с другом. От недавней стычки с солдатами ему явно полегчало, Фулкром это видел. И то хорошо, ведь здесь, среди беженцев, у него не было ни повода, ни возможности острить, быть в центре внимания и вообще играть роль сердцееда, светского льва, завсегдатая модных вечеринок. Жизнь изменилась разительно и бесповоротно.

– Ребята, идите к костру, – позвал Фулкром. – Погрейтесь, поешьте мяса: кочевники принесли.

– Ладно. – Солдаты устало повернули назад, к костру. Собравшиеся вокруг зеваки еще некоторое время глазели на них, с любопытством ожидая, что будет дальше, но скоро разошлись и они.

Фулкром подошел к Тейну и Лан.

– Тейн, – начал он, – я знаю, я тебе теперь не командир, но по Бор знает какой причине люди решили, что многое здесь зависит от меня. Здесь немало таких, кто слабее тебя не только физически, но и духовно. Этим людям нужны поддержка, утешение, надежда, им надо помочь поверить в то, что жизнь еще не кончена, что за пределами этого путешествия их ждет что-то хорошее. Поэтому каждый раз, когда ты вот так срываешься, всем вокруг вера в добро дается тяжелее. И это сильно усложняет нашу задачу. Ты понимаешь?

Тейн поднял голову и посмотрел на него со всем достоинством, доступным ему в данной ситуации. Фулкром видел, что с его языка уже готова была сорваться колкость или просто презрительное замечание, однако он удержался и промолчал, и, с точки зрения Фулкрома, это было лучшее, что он мог сделать.

Положив руку на плечо Тейну, он заглянул ему прямо в глаза. Кошачьи зрачки расширились, шерсть на лице трепетала от ветра. Тейн изрядно оброс с тех пор, как под влиянием культистских технологий преобразился в человека-кота, однако собственного достоинства и самоуважения в нем нисколько не убавилось. Даже теперь, после некрасивой стычки с солдатами.

– В чем дело? – мягко спросил его Фулкром.

– Тебе не кажется, что все, что мы делаем сейчас, совершенно напрасно? – ответил тот своим привычным тоном завсегдатая светских вечеринок. – Всего пару дней назад мы еще могли строить планы и находить в них хоть небольшое, но все же утешение. Теперь пропала и такая возможность. И что нам остается делать, а?

– Продолжать путь, – отвечал Фулкром. – Мы устраиваем привалы, во время которых к нам подходят еще люди, мы принимаем их в свои ряды, охраняем от возможных нападений и все вместе движемся дальше. Так и надо продолжать. Нельзя оглядываться, нельзя думать о худшем, хотя готовиться к нему следует.

Где-то вдалеке поднялся и завыл ветер. Небо стало цвета индиго, пламя костров румянило темноту под деревьями, в воздухе пахло жареным мясом. Люди у ближних костров ели, а подле них лежали поверх одеял короткие мечи и кинжалы – на случай внезапного нападения.

Было очень холодно – даже толстая румелья кожа не спасала Фулкрома, и он дрожал. Подошла Лан, обняла его за пояс, положив голову ему на грудь, и Фулкром в который уже раз задал себе вопрос, как бы он справлялся со всем этим, если бы не она.

Его разбудили крики.

Он сбросил одеяло и резко сел. Лан была уже на ногах, она откинула простыню от входа, в палатку ворвался шум: одну сторону лесной поляны, где они остановились на ночлег, занимали земляные экипажи, другую – заполняли сбегавшиеся отовсюду люди.

Фулкром, пошатываясь, поднялся, отряхнул одежду. Скатал одеяла, запихнул их в небольшую сумку, которую забросил себе за спину, наклонился за стрелами, арбалетом и ножом.

– Что там происходит?! – прокричал он, хотя никого из солдат поблизости не было.

Вместе с Лан они растерянно всматривались в нависшую над лагерем темноту – костры уже успели прогореть и превратиться в тлеющие кучки пепла. Над лесом стояла одинокая луна, проливая на землю слабое сияние. Не меньше сотни человек разом пытались спрятаться за плотно стоявшими экипажами. И лишь совсем немногие солдаты ехали в другую сторону, обнажив оружие.