Избранное. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Пулман Филип
Предстоятель был пухлый пожилой человек, и звали его отец Хейст. Он совершал в Колледже все службы, читал проповеди и молитвы и исповедовал. Когда Лира была моложе, он хотел позаботиться о ее духовном развитии, но был сбит с толку ее уклончивостью, равнодушием и неискренними покаяниями. В духовном отношении она глуха, решил он.
Услышав его оклик, Лира и Роджер неохотно повернули и поплелись в большую, затхлую, сумрачную Капеллу. Там и сям перед изображениями святых колебались огоньки свечей, с хоров доносился слабый стук — там что-то чинили; служка надраивал медный аналой. Отец Хейст поманил их из дверей лестницы.
— Где вы были? — спросил он. — Я уже не в первый раз вас тут вижу. Что вы придумали?
В голосе его не было суровости. Казалось, что ему это в самом деле интересно. Его деймон-ящерица сидел у него на плече и выбрасывал в их сторону длинный язычок. Лира сказала:
— Мы хотели посмотреть в крипте.
— Что посмотреть?
— Ну… гробы. Мы хотели посмотреть все гробы.
— Зачем?
Она пожала плечами. Таков был ее обычный ответ, когда на нее нажимали.
— А ты, — продолжал он, обратившись к Роджеру. Деймон Роджера, терьер, подобострастно завилял хвостиком. — Как тебя зовут?
— Роджером, отец.
— Если ты слуга, то где работаешь?
— В Кухне, отец.
— Так сейчас тебе и надо там быть, наверное?
— Да, отец.
— Тогда ступай.
Роджер повернулся и убежал. Лира возила ногой по полу.
— Что до тебя, Лира, — сказал отец Хейст, — я рад, что ты интересуешься Капеллой. Тебе повезло, дитя, что ты живешь в таком историческом месте.
— Угу, — отозвалась Лира.
— Но меня удивляет твой выбор товарищей. Ты чувствуешь себя одинокой?
— Нет.
— Тебе… Тебе не хватает общества других детей?
— Нет.
— Я не имею в виду кухонного мальчика Роджера. Я имею в виду таких детей, как ты. Благородно рожденных. Ты хотела бы такую компанию?
— Нет.
— Или, скажем, других девочек…
— Нет.
— Понимаешь, никто из нас не хочет лишить тебя обычных детских радостей и развлечений. Иногда мне кажется, что тебе должно быть одиноко среди пожилых Ученых. Ты это ощущаешь?
— Нет.
Он сплел пальцы рук и постукивал сверху большими пальцами, не зная, о чем еще спросить этого упрямого ребенка.
— Если тебя что-то огорчит, — проговорил он наконец, — знай, что ты всегда можешь прийти ко мне и рассказать. Надеюсь, ты знаешь, что всегда можешь прийти.
— Да, — сказала она.
— Ты молишься?
— Да.
— Хорошая девочка. Ну, беги.
Едва сдержав вздох облегчения, она повернулась и ушла. Жрецов под землей не оказалось, и Лира снова вышла на улицы. Тут она чувствовала себя как дома.
А потом, когда она почти потеряла к Жрецам интерес, они появились в Оксфорде.
Впервые Лира услышала об этом, когда пропал мальчик из знакомой цыганской семьи.
Случилось это во время Конской ярмарки, и гавань на канале была заполнена длинными лодками с торговцами и путешественниками, а набережные Иерихона пестрели яркими сбруями, оглашались стуком копыт и гомоном торжища. Лира всегда радовалась Конской ярмарке: иногда удавалось прокатиться на лошади, за которой плохо присматривали, и было сколько угодно возможностей затеять войну.
А в этом году у нее был грандиозный план. Вдохновленная прошлогодним захватом каяла, на этот раз она намеревалась вволю наплаваться со своими дружками из кухни. Она может доплыть до самого Абингтона и устроить хороший тарарам на…
Но в этом году войны не получилось. Когда она и еще двое мальчишек прогуливались под утренним солнцем вдоль верфи в Порт-Медоу, передавая друг другу украденную сигарету и важно пуская дым, раздался знакомый оглушительный крик:
— Ты что с ним сделал, дубина стоеросовая?
Это был могучий голос, голос женщины, но женщины с луженой глоткой и медными легкими. Лира сразу стала искать ее взглядом, потому что это была Ма Коста, которая два раза огрела Лиру по голове так, что зазвенело в ушах, зато три раза угощала ее печеньем. Семья ее была знаменита роскошью и великолепием своего каяла. Они были князьями среди цыган, и Лира восхищалась Ма Костой, но пока решила держаться подальше, потому что это ее лодку угнала в прошлом году.
Дружок Лиры, услышав крик, без долгих раздумий схватил камень, но Лира сказала:
— Не вздумай. Она рассержена. Переломит тебе хребет, как прутик.
На самом деле Ма Коста была не столько сердита, сколько встревожена. Человек, к которому она обращалась, лошадник, пожимал плечами и разводил руками.
— Да не знаю, — говорил он. — Только что был здесь — и уже нет. Я и не видел, куда он делся…
— Он тебе помогал! Лошадей твоих чертовых держал!
— Так и должен был тут стоять. Сбежал, бросил работу…
Договорить он не успел, потому что Ма Коста нанесла ему мощный удар по скуле, за которым последовал такой залп ругательств и оплеух, что он завопил и бросился наутек. Лошадники по соседству засмеялись, а пугливый жеребенок вскинулся на дыбы.
— Что происходит? — спросила Лира цыганенка, который наблюдал за этим разинув рот. — Чего она разозлилась?
— Из-за сына, — ответил ребенок. — Из-за Билли. Думает, наверно, что его Жрецы забрали. Они могли. Я его не видел с…
— Жрецы? Так они и в Оксфорд пришли? Цыганенок окликнул друзей, тоже наблюдавших за Ма Костой.
— Она не знает, что тут делается! Она не знает, что Жрецы пришли!
Пяток сопляков воззрился на нее насмешливо, и Лира бросила сигарету, восприняв это как сигнал к драке. Все деймоны мгновенно приобрели воинственный вид — обзавелись кто клыками, кто когтями, кто вздыбленной шерстью, а Пантелеймон, презирая скудное воображение этих цыганских деймонов, принял вид дракона величиной с борзую.
Но бой не успел начаться: в гущу ворвалась Ма Коста, отшвырнув с пути двух цыганят, и встала перед Лирой, как боксер.
— Ты его видела? Ты видела Билли?
— Нет, — сказала Лира. — Мы только пришли. Я его сколько месяцев не видела.
Деймон Ма Косты, ястреб, кружил в ясном небе над ее головой и немигающими желтыми глазами яростно озирал окрестность. Лира испугалась. Никто не волнуется, если ребенка несколько часов нет, тем более цыганского ребенка: в сплоченном плавучем мире цыган все дети драгоценны и бесконечно любимы, и мать знает, что, если ребенок пропал из виду, поблизости от него будет кто-то другой и защитит его не раздумывая.
Но вот Ма Коста, королева среди цыган, в ужасе от того, что исчез ее ребенок. Что же это делается?
Ма Коста окинула невидящим взглядом кучку ребят и пошла прочь сквозь толпу на набережной, громогласно призывая сына. Ребята повернулись друг к другу, позабыв вражду перед лицом материнского горя.
— Кто такие эти Жрецы? — спросил приятель Лиры Саймон Парслоу.
Первый цыганенок ответил:
— Не знаешь, что ли? Они по всей стране воруют детей. Они пираты…
— Не пираты, — поправил другой, — они Ганнибалы. Поэтому их и зовут Жрецами.
— Они едят детей? — спросил другой ее приятель Хью Ловат, кухонный мальчик из Колледжа Святого Михаила.
— Никто не знает, — сказал первый цыганенок. — Они их забирают, и больше их никто не видит.
— Все это мы знаем, — сказала Лира. — Мы уже сколько месяцев играем в детей и Жрецов, еще до вас. Спорить могу, их никто не видел.
— Видели, — сказал один мальчик.
— Кто же? — прицепилась Лира. — Ты их видел? Почем ты знаешь, что там не один человек?
— Чарли видел их в Банбери, — сказала цыганская девочка. — Они подошли и заговорили с женщиной, а другой человек утащил ее маленького сына из сада.
— Ага, — пропищал цыганенок Чарли. — Я сам видел!
— Как они выглядят? — спросила Лира.
— Ну… я их не совсем видел, — сказал Чарли. — Зато видел их грузовик. Они приехали на белом грузовике. Засунули мальчика в грузовик и быстро уехали.
— Почему их зовут Жрецами? — спросила Лира.
— Потому что они их жрут, — сказал первый цыганенок. — Нам говорили в Нортгемптоне. Они там тоже были. Девчонка в Нортгемптоне, у ней увели брата, и она говорит, человек, который забрал его, сказал, что его съедят. Это все знают. Они их жрут.