Вне Круга. Чужак (СИ) - Залата Светлана

Алекс сколь въедлив, столь и фанатичен и энергичен, а потому при любом подозрении на возможность нашего обнаружения, или вообще хоть какую-нибудь угрозу хоть кому-нибудь из магов или людей, он тут же собирает отряд таких же «сознательных» энтузиастов и ломает все вокруг, желая устранить проблему. Не знаю, чего в этом было больше: искреннего желания что-то делать по-своему или не менее искреннего желания имитировать бурную деятельность, чтобы за старания получить возможность все делать по-своему. Но, так или иначе, результат всегда был плачевным.

Я как-то по дурости и наивности попросил его присмотреть по-тихому за одним пареньком, когда по просьбе Марины искал шантажиста одаренной особы, которую кто-то заснял за творением волшебства. Присмотрел Алекс, ага. Пацана напугал так, что тот сбежал, и в процессе героической погони наш ковбой мелкому, который еще и школу не окончил, сломал руку в двух местах и два ребра. К тому же выяснилось, что шкет вообще ни к чему не причастен… И этот фанатичный баран еще и правым себя по сей день считает. В общем, деликатность — точно не к Алексу.

И чего его Марина притащила сюда? И меня? Обычно если было нужно, то мы с ней общались с глазу на глаз. Марина в курсе, что я Алекса не переношу. И это взаимно. Этот воевода всегда пыжился, наливался злостью, но молчал, зная, что я из Вольных единственный, кто добровольно готов помочь Кругу и вообще способен нормально общаться с другими самостоятельными магами без позиции: «Я умный, а вы — дураки». Порой последнее очень пригождалось. Особенно если речь шла о Кире, которая людей Марины к себе и своим владениям не подпускает на пушечный выстрел. Про затворника-Виктора и говорить нечего. Так что я был и буду нужен Марине чтобы общаться с теми, с кем Круг общаться не может. Они мне нужны для того чтобы… Что ж, я предполагаю, чтобы делать одно дело. В итоге цели-то у нас были одинаковые, хотя методы далеко не всегда совпадали.

— Привет, Марина, — я сел за столик. Стул рядом занял Петр, и еще одно место осталось пока пустым. — Кира придет?

Вот уж удивительно, если так.

— Нет, ты ведь знаешь, что она на мои приглашения в жизни не отреагирует, если что-то не касается ее напрямую. И то не факт. А я звала, между прочим, — Марина поморщилась, словно лимон проглотила.

Впрочем, если я не слишком лажу с Алексом, то Марина из всех Вольных хуже всего уживается с Кирой. Девушки, что с них взять.

Воевода с самого моего появления предпочитает смотреть в другую сторону, не желая встречаться взглядами. Мы с ним в итоге пришли к выводу, что самый лучший способ общения — игнорировать друг друга. Полностью. Независимо друг от друга пришли, кстати.

— Звала?

Это что-то новенькое. Чтобы Марина Киру звала, да еще и в кафе…

Я заказал кваса и чипсы. На всех. Квас тут так себе, как и ожидалось. Но под чипсы сойдет. Было желание заказать совсем не квас, но день рождения остался позади, а до нового года было еще далеко.

— Да, представь себе, — Марина отпила квас и начала хрустеть снэками. — Дело касается нас всех. Но как всегда — Кира не желает даже смотреть в сторону любой власти, а Виктор просто не ответил на телефон.

— У него нет телефона, — заметил я.

— Да, именно поэтому он на него и не ответил, — Марина откинула каштановый локон за ухо и взяла еще чипсов.

Ей удивительно шла легкая блузка и полное отсутствие макияжа. Впрочем, по моему скромному мнению, Марине вообще идет все, что она носит. Есть такие люди, которых красит вовсе не одежда. Как Нику, например.

— Я боюсь представить, какие усилия надо приложить, чтобы нам собраться всем в случае, если это действительно будет необходимо.

— Вопрос в поводе, — я отпил квас. — Выходит, что сейчас вовсе не «необходимо»?

Марина пожала плечами.

— Москвичи хотят, чтобы мы кое о чем знали. Их человек нам покажет это что-то, что именно — я не в курсе. Они хотели предупредить как можно больше народу, но, как видишь, Вольные не слишком любят выбираться из своих берлог.

Я хмыкнул.

— Я здесь.

— Да, и это хоть немного радует.

— Так в чем дело-то?

— Думаю, скоро узнаем, — Марина указала на дверь кафе.

В помещение зашел мужчина неопределённого возраста. Честно говоря, я как-то не так представлял себе посыльного от москвичей. Не то чтобы прийти должен был кто-то в дорогом костюме, стереотипы это все, люди-то разные везде живут. Но я точно даже и не подумал бы, что человек из столицы будет на вид лет пятидесяти, небрежно выбритый, в изношенном однотонном камуфляже и со здоровенным туристическим рюкзаком за спиной. Причем рюкзаком не из современных ярких тканей, а из чего-то желто-зелено-запыленного. И хотя вошедший точно был магом, я это ощущал, но все же мужчина больше казался каким-то немного потерянным странником, туристом из минувшего века, случайно оказавшимся в этом придорожном кафе, чем кем-то, кто состоял бы в московском Кругу. Что-то было в нем похожее на Сергея.

— Приветствую, — вошедший подошел и без вопросов занял свободный стул, — приветствую. Иван. Марина, так? Вы зонтики захватили?

— Зонтики?

— Ага. Или я не сказал? Ну ладно, ладно, там все равно недолго там будем. Я возьму? — он указал на квас, к которому Алекс так и не притронулся, и после кивка за один залп опустошил почти всю кружку. — Неплохо, тем более после этой вечной дорожной пыли. Ладно, как будете готовы — пойдем, нам недалеко, но мне еще надо на автобус в шесть успеть. Я потому рядом с вокзалом и просил встретиться, чтобы уехать потом. Да и недалеко тут.

Я допил квас, Марина с Иваном разобрали оставшиеся чипсы за пару минут, и мы синхронно поднялись со своих мест под гробовое молчание Алекса и Петра.

Наш провожатый взял хороший темп, ведя нас мимо здания вокзала по весьма раздолбанной дороге. Сначала по левую и правую сторону тянутся заборы, а потом, буквально через минуту, слева забор сменяется небольшим гаражным кооперативом, за которым находится спуск к берегу реки, перегороженный допотопным шлагбаумом.

Я как-то по молодости бывал здесь, кажется. На карте это место носило важное названиее «Бурановский остров», но на деле это был небольшой лесистый пятачок земли, часть которого слева то поднималась над водой, то опускалась в зависимости от полноводности Кубани. На основной же территории крошечного островка, который был небольшим, в пару метров, перешейком соединен с «большой землей», обычно собирались рыбаки, собачники и прочие любители единения с природой.

Узкая тропа опоясывала всю доступную для прогулки территорию островка, покрытого искривленным и заболоченным лесом, по периметру. Наш провожатый вышел на ту часть тропы, что была дальше от Кубани, но почти сразу свернул с нее, направившись напролом к самому центру этого пятачка земли прямо по грязи от недавно прошедшего дождя.

Я ощущал то, к чему вел нас Иван. Это нельзя было толком объяснить. Смутное чувство, от которого ныли зубы. Больше всего это было похоже на присутствие совсем рядом тяжелых свинцовых дождевых облаков, но при этом реальное небо было девственно-голубым. Давящая влажность, не имевшая ничего общего с близостью реки, казалась чужеродной. К тому же я никак не мог понять, где именно находился источник моих ощущений.

— Нам бы больше вместо зонтика пригодился бы репеллент, костюм химзащиты и резиновые сапоги, — пробормотала Марина, продираясь сквозь молодую поросль с неприятным чвакающим звуком

— Да тут неглубоко, — Иван обогнул несколько деревьев и теперь уверенно шлепал по не то огромной луже, не то маленькому болоту прямо к источнику моей зубной боли. — Я поставил контур, чтобы люди не совались, хотя охотников и так немного рядом ходить. Насколько нам известно, в таких местах всегда неприятно-влажно, и люди к ним не суются.

— И почему бы это, — пробормотал Петр, чвакая своими кожаными ботинками по грязи.

Я перевел взгляд на собственную обувь. Кроссовки придется стирать. Определенно.

Зубная боль усиливалась, усиливалась… И исчезла в тот момент, когда мы миновали контур чар, чье плетение я сумел различить в жиже под ногами. Правда, только на секунду — потом все внимание оказалось захвачено тем, что этот контур прятал. Прямо в центре маскирующего плетения, над лужей-переростком, что-то… Что-то было. Что-то, откуда и тянуло дождевыми тучами и влагой. Глаза не видели ничего, но все чувства вопили о том, что зрение ошибается, и ошибается серьезно.