Дмитрий Гаврилов - «Генеральский» эффект
Обзор книги Дмитрий Гаврилов - «Генеральский» эффект
Дмитрий Гаврилов
«Генеральский» эффект
Рыжей НЕчто
«Но потешались вы над ним,
Ведь был солдат бумажный…»
(Б. Окуджава)На третью ночь «кспэшного» слёта количество выпитого и спетого по всем законам философии превысило меру, и наши ряды заметно поредели.
Может, нестройные хоры, вздымавшиеся к небесам, распугали вечные звёзды, а, может, просто молодой ветер октября пригнал с запада облака — ночка выдалась на редкость тёмная. Ленивый месяц тоже не казал виду, и лишь россыпь пугливых искр нарушала тайны лесной черноты.
Когда Гордей вылез из палатки, продирая глаза, на «пентагоне» он застал самых стойких — Рыжую Нечто, Бродягу да Рената. Я, понятно, не в счёт, потому что в этот раз решил поберечь и без того уставшую печень, хотя в горле уже копились хрипы.
Впрочем, с лёгкой руки одного знаменитого писателя, пью я только воду, но это иная история, ставшая, по-видимому, притчей во языцах…
— Ау! — позвал Гордей. — Люди! Который нынче час?
— Какая разница? Хорошо сидим, — отозвался Ренат.
— Есть чего пожрать? Или — ничего «шамо не пришкокало»? — процитировал он известный анекдот о маленькой девочке, жующей «мяшо», и любопытном дяде.
— А то как же? Вон Нечто Рыжее скоко наготовила, поперчила и посолила, — улыбнулся Ренат, вынимая невесть откуда деревянную ложку и протягивая другу. — Сам выточил, пользуйся.
— Очень кстати, — обрадовался Гордей, благодарно взглянув на Юлю, которую больше знали под интернетовским ником, и, перевалив через бревно, опустил голые ступни в пепел кострища.
Я тоже глянул на неё украдкой и обомлел. Бродяга как раз подбросил веток, и пламя, проглотив их, заметно развеяло сумрак. В его языках резвились бесы, точно такие же чертенята бесстыже плясали в больших невинных девичьих глазах.
— Дай-ка гитару! — попросила она.
— Ого! Похоже, ты влип, парень! — подумал я, передавая инструмент.
— Добро! — подтвердил её идею Ренат, усаживаясь по-хозяйски и положив широченные ладони на крюк клюки, воткнутой перед ним.
Длинные Юлины пальцы нежно обхватили гриф. Она тихонько тронула струны…
Что-то ёкнуло в груди. Знал же, хитрый татарин, кого за мной посылать. Кто позвонил, даже сам Ренат — ни в жизнь бы не поехал, шибко дела замучили, да и защита на носу. А ведь, на тебе, поспел на последнюю электричку, хотя утром и не предполагал, что окажусь в таком тёплом, во всех смыслах, соседстве. «Генеральский эффект» называется.
Мы, технари, про него лучше иных знаем. Вон, давеча, компьютер повис. Ни туда, ни сюда. Надёжно так повис, диск, как думали, слетел аж на физическом уровне. Ренат совсем приуныл — винт чужой. Призвал Аллаха там, али кого ещё. Закатал рукава. Тут звонит эта самая Нечто и что-то ему говорит… А Ренат на монитор уставился — ожила машинка! «Постой, — кричит, — не вешай трубку!» «Если б она свою рученьку на блок системный возложила, — твой бы сотый в пятисотый превратился!» — юродствовал я тогда, но факт штука упрямая.
— Нет, ребята! Я не могу! Слишком узкий гриф, — вдруг взмолилась Рыжая, возвращая инструмент.
— А ты через «не могу», раз взялась. Чему я тебя учил? Да, эту песенку, если всерьёз захотеть, можно за два дня освоить, — возразил Ренат, усмехнувшись в густую черную бородищу, а гитару назад не принял.
Гордей уплетал вермишель с тушёнкой, урча, точно котяра.
«Нодейка» раскочегарилась настолько, что не нуждалась в подкормке.
— Чего поём? — спросил Бродяга, подсаживаясь к Юле со свободной стороны, поскольку с другой — сидел уже я, а свято место пусто не бывает.
— Сейчас узнаешь! — молвила девушка, снова прильнув к гитаре.
— Это тебе не на клавиши давить, признавайся — небось с тех пор и в руки-то её не брала? — укоризненно сказал Ренат.
— С каких это пор? — поинтересовался Бродяга, поглядывая на прелестного соседа.
— А как настраивал инструмент… — пояснил я, присутствовавший на том священнодействии, и ревниво осмотрел тёзку с ног до головы.
В картузе защитной раскраски, чумазый, порядком заросший щетиной, Димка походил на самого настоящего, классического туриста, и если бы только не машина и связанный с ней обет трезвости, с Бродяги можно было бы рисовать портреты и делать фото для журналов «Наши в лесу» или «Вокруг света».
— Да, Ренат это умеет! — протянул Бродяга, — У него дома аж четыре гитары.
— Четыре бревна, — поправил его хозяин. — Причём два — трофейных. Кто-то зашёл на огонек, да позабыл.
— Угу! — подтвердил Гордей, знавший в этом толк.
Я с завистью поглядел на них на всех. На весёлого Гордея — потому что он когда сыт, то всем доволен. На Рената, попыхивающего трубкой — поскольку он был из тех, от кого не хочется уходить даже под самое сонное утро после самой разгульной ночи. На Бродягу — мне бы его доброту, оптимизм, да сбросить десяток лет.
Рыжая взяла-таки неловкий аккорд, один из семи ей знакомых, хотя Ренат утверждал, что аккордов всего три. В любом случае это и было ровно в три — или даже семь — раз больше, чем знал и умел я.
Мелодия не выстраивалась, может, Рыжая робела перед опытным учителем, может, гриф и впрямь оказался больно узок.
— Знаешь, Юля, а вот древние считали, никого ничему научить нельзя. Человек — он от рождения всё умеет и может, если его пробудить. Есть спящие, и роль проснувшихся — потревожить их сон, — выдумал я на ходу байку, хотя, может, где-то и прочитал эту мудрёную мысль.
Посидели.
Рыжая Нечто настойчиво теребила струну, и хотя теперь мелодию не угадал бы только глухой, дальше не клеилось.
— Ренат, а сам? — не выдержал Гордей.
— Устал, ребята. Честное слово, — виновато отозвался Ренат. — У меня такой счастливый день, я вон, слёт в кои веки справил. Стольких в лес вытащил, стольких вывел на площадку. Навык-то остался, а кураж не тот… Словом, я доволен работой, но устал с непривычки. А работать надо, Рыжая. Пусть Гаврилов ваньку-то не валяет… И вобще, уйду я от вас! … — молвил, наконец, Ренат.
В самом деле, он тяжело поднялся и заковылял к палатке, скрытой среди порядком облысевших елей.
— Гляди, не расплескай! — поддел Гордей друга, но тот лишь махнул рукой, и, не оглядываясь, уверенно понёс необъятное слегка покачивающееся тело в темноту.
— Вот ведь, а палку-то свою оставил, — проронил Бродяга, указывая на воткнутую в землю клюку.
— А эта уже третья ночь! — восхищенно добавила Юля.
— В нас, сухощавых, конечно, столько не влезет, — снова попытался пошутить я.
