А. Лейк - Пришествие драконов. Начало.
Обзор книги А. Лейк - Пришествие драконов. Начало.
А. Дж. Лейк
Пришествие драконов. Начало
Особая благодарность Линде Кэри
Тане Холмс Кулсон — с любовью
Эта книга о том, как наступала Погибель.
То были времена разорения и смуты, жизнь взрывалась и хрустела, словно вдребезги расколоченная лампа: племя шло на племя, волна за волной накатывались на берега Северного моря пираты, требуя добычи. Новый Бог покушался на прежних идолов. И среди всей этой смуты посеяны были семена ненависти. Древняя злая сила взрастала под шепот невнятных заклинаний.
Так надвигалась Погибель.
Ее породила колдовская сила, обращенная во зло. Она вырвалась из ледяной темницы на Дальнем Севере, в Снежных землях. Треснул ледник, ударил фонтан льда, и на волю вышвырнуло огромное змееподобное тело. Буря, смерч наполнили жизненной силой чешуйчатые крылья, и Погибель понеслась на юг, изрыгая языки пламени, спеша на зов, на зловещий шепот.
И когда тень ее накрыла царства пиктов, кельтов и саксов, когда черная мгла заволокла усадьбы и селения, королевские чертоги и лачуги невольников, тогда мужчины, женщины, дети, богачи и бедняки — все затрепетали во сне, а губы их невольно залепетали: «Горе, горе нам! Снова нам грозит Погибель!»
Глава первая
Сначала все было черно. Но постепенно черный цвет сменился слепящей белизной. Так белеет переломленная пополам кость.
Потом взревел ветер. Раздался страшный треск ломающихся и рушащихся бревен, словно сразу повалилось десять тысяч древесных стволов, и торговый корабль «Копьеносец» чуть не перевернулся среди волн.
Но главные беды наделала молния. Она расколола мачту судна от верхушки до основания, и парус повис над палубой, как белеющее в темноте лебединое крыло.
Одна из длинных стрел рангоута просвистела мимо уха Эдмунда, на расстоянии меньше толщины волоса.
— Поберегись! — взревел рулевой, сбивая его с ног и валя на резко кренящуюся палубу. В считаные секунды дождь насквозь промочил тонкую полотняную тунику и гетры Эдмунда. Зато сапоги на нем были отменные. Это благодаря им он не рухнул в пучину, когда заскользил сквозь смертельную тьму, врезался локтем в рубку, налетел на гребцов, спасавших фок-мачту. У него на глазах они сражались сначала с перепутавшимися снастями, потом с хлопающим кожаным парусом.
Эдмунд увидел капитана корабля Триммана — тот, стоя среди гребцов, выкрикивал команды. Через мгновение дождь накрыл их словно тяжелый занавес, и капитан исчез из виду, голос его потонул в треске и бессвязных воплях.
У основания расколотой грот-мачты рулевой на секунду помедлил, задрав голову. Эдмунд тоже посмотрел вверх. Сверкали молнии, ветер швырялся брызгами, жалившими лицо, как взбесившиеся пчелы. Он загородил лицо ладонью, но все же успел увидеть среди туч нечто, чего там не должно было быть.
«Огонь? Будь я проклят, если это не огонь!» Он прищурился, пытаясь разглядеть что-то в черном небе, беспрерывно озаряемом молниями. Вот оно, опять! Чудовищный красный язык пламени метался во тьме.
— Боже, помилуй нас! — ахнул рулевой, и Эдмунд повторил его мольбу, страшась неуправляемого корабля среди вздымающихся до неба, как утесы, волн.
— Цепляйся за мачту! — проревел рулевой ему в ухо. — Привяжись! — И он укатился по вздыбившейся вдруг палубе, как камень по льду.
Но Эдмунд не мог шелохнуться. Взгляд его словно прирос к небу, ища во тьме огненные сполохи. Вот оно! Снова и снова! Казалось, божественный кузнец, осыпаемый раскаленными искрами, кует на небесной наковальне молнии.
Он не видел волну, пока она не свалила его с ног. Палуба ушла из-под него, и он покатился по ней вниз, к лееру, стремительно приближаясь к кипящей пучине. «Леер меня не задержит, — мелькнуло в голове. — Меня смоет в море, и я погибну!»
Но в последний момент он сумел ухватиться за рангоут, тот самый, который недавно чуть не оторвал ему голову. Его придавило к лееру. Опрокинутый на спину, Эдмунд отчаянно боролся за жизнь. На него обрушилась новая стена воды.
Когда он вытер с лица соленую воду, оказалось, что на него смотрит девочка с неистово янтарными глазами.
— Держи! — крикнула девочка, бросая ему канат. — Иначе вывернешь себе руки. — Другой конец каната был туго намотан на обломок мачты. Эдмунд рванулся к спасительному канату и обмотал себе руки.
Девочка уже привязалась к мачте, канат кольцами, как скользкий удав, обвивал ее от талии до подмышек, и шторм уже не был ей страшен. Эдмунда поразило ее спокойствие.
— Знаю, ты — дочь капитана! — крикнул он, стараясь перекричать ветер. Его зубы лязгали от холода, сырости, страха, имевшего, как теперь он понял, привкус железа.
— Элспет, дочь Триммана! — крикнула она в ответ. — А ты — наш пассажир. Носа из своей каюты не показываешь.
— Показал, как видишь… — пробормотал он.
— Это ненадолго, — решительно отрезала девочка.
Тут Эдмунд сообразил, что дрожит не только он. «Копьеносец» содрогался всем корпусом, от носа до кормы, палуба жалобно стонала под ногами.
Жмурясь от ранящего ледяного душа, Эдмунд повис на мокром канате, кляня себя за трусость. Как-никак, он — королевский сын, наследник Геореда Сассекского, разве подобает ему трястись, словно побитому псу? Настоящий мужчина должен гордо смотреть смерти в лицо. Мать учила его именно этому.
Он попытался принять более достойную позу, но, встретившись глазами с девочкой, увидел мысленным взором лицо своей матери: ее темные глаза и каштановые волосы, добрый взгляд, отважную улыбку, которой она провожала его два дня назад на пристани в Новиомагусе.
Она так тревожилась за безопасность его плавания! Узнав, что капитан корабля привержен новой христианской вере, она целый час молилась в их домашнем храме богине Донне и своей богине-тезке, Бранвен: просила их хранить Эдмунда в пути. Она выбрала это судно, потому что оно плыло дальним путем, прижимаясь к берегам, чтобы не попасться в лапы к пиратам-датчанам, свирепствовавшим в восточных морях. Только достигнув Данмонии, крайней западной точки островов, корабль должен был выйти в открытое море и пересечь Пролив.
— Избегай вопросов, — наставляла его мать, заключая в крепкие прощальные объятия. — Никому не попадайся на глаза, говори только с капитаном. Если придется нарушить молчание, назовись сыном купца, у которого неважно идут дела. Мол, он отправился в Галлию, торговать тканями, и теперь вызывает туда тебя.
Внимая материнским советам, Эдмунд думал только о том, чтобы не разреветься. Когда навертывалась непрошеная слеза, он ее тут же смахивал. Одиннадцать лет — уже почти мужчина, и плакать ему не к лицу. Он выпрямился, расправил плечи, чтобы успокоить мать.
