Эри Крэйн - Мятеж
Обзор книги Эри Крэйн - Мятеж
«Мятеж» — это первый шаг к перерождению, начавшийся с юного мага-отступника, вынужденного покинуть отчий дом. Выходец из затерявшегося на карте шахтерского городка, он запускает водоворот событий, стирающий грань между друзьями и врагами и обличающий лживость существующего порядка.
Проклятие и искупление
Часть I
Мятеж
Глава 1. Отступник
Вольный ветер гулял меж горных пиков, сдувая с них остатки позолоты уходящего дня. У посеревшего подножья ютился высеченный из скалы городок, с высоты птичьего полета напоминавший беспорядочную россыпь глыб. Три десятка семей магов земли наполняли сложенные из каменных плит стены своим нерушимым духом, день за днем, как и тысячи других укротителей стихий по всему материку, искупая грехи поколений. Это место давно затерялось на картах где-то меж Гудящими горами и устьем Змей-реки, отрезанное от всего остального мира широким горизонтом.
Шаги Горáльда послышались еще задолго до того, как отворилась дверь, рассекая лучом света вечерний сумрак.
— Холод сотни могильных ям поднимается с глубин, а вместе с ним и пещерные пауки. Грелл, видно, полагает: если эти твари сожрут нас, дух горы одарит его нескончаемой жилой камней-шептунов, — с порога заговорил он. Полные пыли, торчащие в разные стороны усы, похожие на старую метлу, шевелились в такт его словам. Мужчина по привычке хлопнул дверью и по каменным стенам забегали тени от потревоженной сквозняком лампы.
— Не думал, что пещерные пауки представляют опасность для десятка земляных магов, — едко заметил сидящий на полу под светильником парень, даже не оторвав взгляда от раскрытой книги. Бурые волосы, такие же неряшливые, как и у отца, нависли над испещренными частыми строками страницами.
— Фьорд! — одернула сына женщина, чей силуэт в холщовом платье маячил у дальней стены.
Ее голос был так же тверд и лишен каких-либо чувств, как и камень, из которого когда-то давно, еще не огрубевший от долгих лет работы в шахтах, Горальд возвел дом. Как и каменная скамья, на которую опустилось усталое тело. Как и каменные кровати, застеленные протертыми шкурами и ночами без сновидений. Порой Горальду казалось, что даже сердце его супруги высечено из камня, как и весь мир вокруг.
Горальд устало улыбнулся и поднял ладонь, призывая Эжен оставить сына в покое, хоть та и не могла увидеть его жест. И на мгновение не обернувшись, она старательно мяла тесто: время от времени, мука осыпалась с обтянутых сухой кожей кистей под ноги женщине.
— Слушай, парень, или ты ворочаешь камень, или отгоняешь пауков, — наставительно произнес Горальд. — Конечно, Грелл подобрал тройку укротителей огня, но от них горя больше, чем добра: их трюки только злят и слепят головастых мерзавцев, те впадают в бешенство и, скребя ногами, мечутся и бросаются на всех подряд!
Горальд страшно выпучил глаза и растопырил пальцы, изображая пещерного паука, но его сын давно перестал быть ребенком, чтобы пугаться, а после заливаться звонким смехом, присущим всем малышам. До девятнадцатилетия Фьорду оставалась всего одна ночь, и его разум тревожили вещи куда серьезнее, чем выводок пещерных пауков.
— Ты мог бы помогать отцу, если бы…, — так же равнодушно начала Эжен не отрываясь от своего занятия, но парень перебил ее.
— Нет, — Фьорд захлопнул книгу, крепко стиснув переплет.
— Не выдумывай, Эжен, какая от этого мальца польза? Как давно ты смотрела на своего сына? Эти хилые руки и ноги, а лицо! — Горальд громоподобно рассмеялся и посмотрел на сына, пытаясь найти в нем подтверждение своим словам. Но все, что он увидел — это пронзительный взгляд двух глаз цвета рыжей глины, от которого ему стало душно. В этом взгляде кипел мятежный дух, который он не мог объять ни мыслями, ни сердцем.
Горальд так и не смог до конца принять того, что в доме двух магов земли родился ребенок, чья душа была охвачена пламенем. Огненный дар Фьорда обнаружился куда позже, чем этому принято происходить на юге, где жила семья. Тогда, год назад, в болезненных муках умерла надежда четы на жизнь сына, лишенную печалей и забот тех, кого коснулось дыхание Проклятого. Тогда же зародились в душе Горальда сомнения и ненависть ко всякому магу огня, когда-либо появившемуся в их селении. Ведь его сын был так не похож на него. Но еще меньше он был похож на свою мать. В нем не было широкой кости и тяжелых черт лица, присущих большинству земляных магов. Крутым лбом Горальда, с нависшими над глазами кустистыми бровями, можно было колоть камни, что он и делал каждый раз на празднике Равноденствия, но Фьорд… Нет, сын Горальда отнюдь не был хилым пареньком с ломкими пальцами: проворный и ловкий, похожий на сжатую пружину, готовую в любой момент выстрелить, он всегда мог постоять за себя. Конечно, рядом с грузными магами камня он был тростинкой, готовой сломаться от малейшего дуновения ветерка. Но Фьорд не был магом земли. В его венах текло жидкое пламя, в ветреные дни разгоравшееся с новой силой. И сегодня был один из таких дней.
— Ради всего святого, кто-нибудь, разведите огонь! Это не дом, а склеп! — Горальд хлопнул ладонями по коленям и уставился на Эжен. Супруга, не вытирая рук, принялась искать кресало в спрятанном в углу шкафу.
Фьорд, хмуро смотря перед собой, вынул из очага толстую головню, и спустя мгновение та вспыхнула ярким пламенем.
— Фьорд! — Эжен обернулась и гневно уставилась на сына, а после, с некоторой долей страха, на разгорающийся в очаге огонь. Ее глаза давно выцвели и приобрели цвет гор, что опоясывали шахтерский городок, и в недра которых каждый день спускался ее супруг, чтобы извлечь на поверхность ценные минералы.
— Мне надоело прятаться, мама, — твердо произнес парень, не поднимая на Эжен взгляда. Он знал, что может увидеть: собранные в тугой пучок тонкие черные волосы, резкие скулы и крепкий подбородок — слишком крепкий для женщины. Магия земли иссушила ее тело и душу, оставив грубый остов под серой кожей: земля в этих местах была не плодовитее камней, и Эжен пришлось отдать свою жизнь взамен на мешок зерна и запах хлеба в доме.
— Тогда ты знаешь, как поступить: завтра отправишься к смотрителю Ройриху и раскроешь ему силу огня, — от слов Эжен Горальд закрыл глаза и устало потер пальцами переносицу, зная, что на это ответит его сын.
— О нет, я не стану еще одним клейменым рабом! — горячо выпалил Фьорд, вскочив на ноги, но тут же угрюмо сник, посмотрев на мать. Его взгляд был прикован к розовому шраму на лбу женщины — поцелуй раскаленного металла в форме четырех треугольников, заключенных в круг, вершины которых смотрели в середину. Такая же отметина была у его отца, и у каждого другого мага, как предупреждение всем людям, о греховности нутра носителя печати Проклятого. — Прости, я не хотел, я…
— Тогда тебе стоит забыть о своих фокусах, иначе, когда все раскроется, тебя запрут так глубоко, что ни я, ни отец не в силах будем пробиться к тебе сквозь толщу гор, — голос Эжен потерял былую твердость. Ее взгляд потух, и всем, что осталось в женщине, было молчаливое смирение.
