Год Собаки I. Среди Теней (СИ) - Тай Алеш
Обзор книги Год Собаки I. Среди Теней (СИ) - Тай Алеш
Меня зовут Летчик.
Может быть, потому, что умею летать сам по себе, без крыльев и машин. Через пространство и время. Через разные потоки реальности.
У меня нет другого имени. По крайней мере, я его не помню.
Я родился на Земле и был самым обычным мальчиком. Затем стал Летчиком и долго странствовал во вселенной.
На груди слева светится метка — особый знак, по которому меня узнают, и я не могу ее скрыть.
Меня все видят по-разному, такова моя природа. Каждый видит что-то особенное: свои страхи, мечты и надежды.
Я не знаю сколько мне лет, и как давно я покинул Землю. Знаю только, что той Земли давно нет, и мне не вернуться.
Поэтому согласился пройти Ритуал. Испытание, которое дает шанс вернуть то, что вернуть нельзя.
Я оказался в странном месте с друзьями из земного детства, и делаю ход за ходом в этой жестокой игре.
Смогу ли я дойти до конца?
Примечания автора:
Это сказка о дружбе и поиске себя во вселенной без какого-либо пафоса.
Вещь написана в несколько непривычном формате.
Лучше всего ее читать, не торопясь, методом глубокого погружения, стараясь удерживать картинку, как при просмотре аниме-сериала.
Те, кто уже прочитал первый том, с удовольствием перечитывают его снова и открывают для себя новые смыслы, находят неожиданные детали.
А если вы сможете пройти Ритуал от первого лица, глядя из глаз главного героя, вас ждут незабываемые впечатления.
События развиваются волнообразно, темп меняется от медленного, до стремительного. Невозможно предсказать, чем все закончится.
Алеш Тай
Год Собаки I. Среди Теней
Пролог
Алеш Тай
ГОД СОБАКИ
Сказка для взрослых о детстве, о скитаниях и поиске себя, и о Земле.
Том I
Среди Теней
Москва, 2023
От автора
Мне снился главный герой, и его звали Летчик.
Он не знал своего имени, но умел летать без крыльев и машин, просто сам по себе. А я смотрел сны из его глаз.
И какое-то время просто наблюдал.
Вряд ли я был им.
Он был другим, хоть мы и были похожи. И что-то нас, определенно, связывало. Его мир казался странным и пугающим отражением Земли.
И еще…
На его груди слева светилась метка. Знак, голограмма, печать, которую нельзя было скрыть.
Сны приходили почти каждую ночь, становились все драматичнее. Я увидел, что в них есть смысл, сюжет, и стал записывать.
Летчик, метка, полеты запрещены, ослепительная зима, снова полеты… Высоко над землей, яркие и подробные.
А потом все исчезло, и наша связь через сны прервалась. Будто и правда, мрачные предчувствия главного героя сбылись, и его Земля сгорела в огне.
Но осталась рукопись… Стопка отпечатанных на машинке листов со множеством копий.
«Ода Зиме», 1988 год.
Ее читали друзья, журналисты, редакторы толстых журналов, писатели разной степени известности.
По ряду обстоятельств она не увидела свет.
Летчик все это время ждал, когда я решусь и завершу его историю. И это время пришло.
Я открыл черновик и продолжил с того места, где остановился много лет назад.
Не относитесь слишком серьезно к словам.
Этот текст просто запись серии снов.
Pilot
#
ПРОЛОГ
Я наблюдатель.
Я в космосе.
Я на многие миллионы световых лет от Земли.
Пространство вокруг меня спокойно и словно в легком тумане, я одет по-летнему, но почти не мерзну.
Я не человек.
У меня есть еще одно определение.
Меня все называют Летчик.
Сознаю, что беззаботен, неуязвим.
Летчик — что-то вроде высшей материи, но я не зазнаюсь. Потому что во мне живая плоть, и из порезов всегда течет кровь. И еще потому, что если бы мог выбирать: остаться мне космическим странником, или вернуться домой, то выбрал бы второе. Это большая часть моего сознания.
К тому же, говорят, Летчики тоже смертны.
Когда-то давно, в молодости, я много путешествовал, и не думал о том, что остается позади. Даже не предполагал, что прошлое может внезапно настичь меня вместе с осознанием потери.
С пониманием, что я никогда не смогу вернуться домой.
Путь на Землю для меня закрыт.
Но я знал, что в принципе нет повода для печали. И уходил все дальше и дальше, скользя по изгибам временных полей, дрейфуя в течениях, купаясь в пенистых поверхностях звезд, ныряя в черные дыры. Я растворялся в туманностях, загорал в нежных лучах космического ветра, блуждал по галактическим пустырям. Задумавшись, бродил по брошенному много лет назад неземному звездолету, который падал, увлекаемый из метагалактики осевым течением, в гибельный для всего аморфный космос.
Я стоял в его гигантской пробоине и смотрел в глухое черное небо без единой звезды. Стоял и думал, что когда-нибудь тоже устану. И так же, как этот чужой, изъеденный космической молью, корабль брошусь в немую бездну.
Но потом подумал, что это случится еще не скоро.
Иногда, во время продолжительных странствий, мне встречались планеты-копии изначальной Земли, и я на пару веков делал перерыв в своих вояжах. Не торопясь, подыскивал людей, которые могли стать моими родителями. И новая кровь рождалась на новой Земле.
Это было сильнее меня.
Я не отдавал себе отчет, но просто хотел вернуться домой, на Землю, и начать все сначала. Мне казалось, что в этот раз не повторю прошлых ошибок. В этот раз все сделаю правильно.
И годы пролетали как один миг, и вот уже наставало время прощаться. И те, кого любил больше жизни, уходили. Уходили, теряясь в круговороте смертей и рождений. Навсегда.
Люди живут очень мало.
Нужна особая смелость, чтобы быть человеком. Жить короткую жизнь, и знать о своей мимолетности. Но жить, дышать, мечтать, любить, сражаться и умирать так, будто живешь вечно.
А ещё труднее эти мгновения быть рядом с ними. И любить их, зная, что они не бессмертны.
Эти остановки всегда заканчивались одинаково: я покидал Землю и продолжал свой путь в космической пустоте. Но расставания с каждым разом становились все более и более сложными.
В последний раз я никак не мог уйти, хотя время давно пришло. И даже покинув планету, я еще долго смотрел на нее из космоса, прежде чем отправиться дальше.
Никак не мог заставить себя отпустить их, разорвать связывающие нити.
Было тяжело на душе.
Пожалуй, лучше вообще не рождаться… Никогда не воплощаться в материи.
Я не обозначал номерами разбросанные по вселенной планеты-копии Земли, хотя такая классификация, безусловно, существовала в галактических справочниках.
Мне казалось это кощунственным.
А еще казалось, что зеркальные отражения изначальной Земли, которые встречались мне на пути. не смотря на различия, одна планета — моя Земля.
Позже я обнаружил грустную закономерность (или насмешку Творца?) — все планеты, носившие имя Земля, рано или поздно становились безжизненными обломками, сгустками пыли.
Мне не ведомо, сколько длилось мое первое странствие в глубинах космоса, моя невольная миссия изгнанника.
И я не знаю точно, сколько мне лет.
Разные люди меня видят по-разному, и поэтому обращаются ко мне по-разному: то как к мальчику, то как ко взрослому. А кто-то видит совсем другие, ужасающие образы, роли и лица.
Леденящие кровь и сердце.
Возможно, я когда-то и правда был ими.
Думаю, это следствие аномалии, что я встретил в одном из своих путешествий. Этот сектор вселенной, звездную систему, планету и ее умирающую звезду не разглядеть в земные телескопы. И разведчики космоса до нее вряд ли когда доберутся.
Она жила задолго до появления Земли в созвездии похожем на мышь, если смотреть с того места, где я сейчас нахожусь. Я так и назвал, по старинке, это скопление звезд — Созвездие Мыши.
Там я попал в турбулентный временной поток. Ловушка выглядела чем-то вроде многомерного кристалла, в котором каждая грань — пространство со своей логикой и своим потоком времени.
В разных гранях потоки времени двигались с разной скоростью в разных направлениях. Кристалл обещал дать знания и опыт, а также показать способ вернуться домой.
И когда я вошел в него, чтобы получше рассмотреть, меня расслоило на множество моих «я». Которые, как ни странно, остались во мне.
Такова была расплата, необходимое условие.
Дань за вечную жизнь.
Время от времени эти «я» просыпаются и проявляют себя. И тогда я вспоминаю многомерный кристалл из Созвездие Мыши и горечь изгнания.
С тех пор я дал себе слово не путешествовать во времени. Перестал соваться в другие измерения, что бы поглазеть на высокоразвитые цивилизации. На меня они смотрели как на ископаемое. Но смотрели по-разному: кто с удивлением, кто равнодушно. Большинство — равнодушно.
Среди них встречались и те, кто тосковал по Земле.
Их, как правило, не держали.
Изредка мне предлагали остаться, и я каждый раз вежливо отказывался: там все было чуждо. Ведь в чем-то я по-прежнему был человеком.
Да и я не представлял, что буду там делать.
А главное — зачем?
И вообще, в последнее время я стал слишком часто задумываться о смысле своих странствий и жизни. Особенно когда возвращаюсь в Пустошь.
