Рыцарь без позывного 5 (СИ) - "Бебель"

Рыцарь без позывного (Том: V)

Глава 1

Про глаз и…

Закругленные стены коридора едва не трещали под весом фресок и ярких гобеленов, воплощающих сюжеты из жития предыдущих владельцев замка. Количество поверженных драконов, сраженных орд нежити, и пафосных лиц глядящих из-под знамен не поддавалось подсчету, снимая любые вопросы о достоверности.

Следуя по лабиринту дешевых понтов и дорогого пиара я устало выдохнул, прислоняясь плечом к стене у мозаичного витража, пропускающего лучи полуденного солнца. Изможденный организм и от первого круга по этому музею был далеко не восторге, что уж говорить о третьем. По-моему в пару таких коридоров можно весь Перекрестный замок сложить, если кубиками нарезать. Гребанный лабиринт…

— Как ты тут ориентировался вообще? — спросил я у мозаичного окна, стараясь отвлечься от усилившегося головокружения.

Изображение седого лорда ничего не ответило, продолжая возвышаться в седле титана, на фоне из цветущих холмов и ветряных мельниц. Кого-то мне эта рожа напоминает… Даже шрам на лбу похожий, правда у меня он от гранатного осколка, а у этого, видать, от какой-нибудь стрелы.

Судя по новизне витража и отсутствию в композиции драконов — тот самый папашка малявки, неудачно сковырнувшийся с лошади и запомнившийся всем, как дофига миролюбивый правитель. Подтверждая выводы, на месте переднего копыта мозаичная решетка зияла траурным пробелом, пропускающим порывы прохладного воздуха.

Что-нибудь типа «чтобы всякий прошедший мимо, осознавал дыхание подстерегающей смерти», или чтобы вспомнил о трагически ушедшем лорде — из этой оперы. Ох уж эти мне художники…

— Искусство, блин… — отдышавшись, я отлип от стены и продолжил путешествие по внутренностям исполинского замка, величиной с половину Грисби. — Лучше бы указатели повесили… Архитектору надо гвоздь в голову забить — его не мать рожала, а сборник ребусов!

Как бы рыцарша не тужилась в стремлении приучить меня к горшку, я оказался непреклонен в намерении доказать армии сюсюкающих горничных, что уже большой мальчик и способен добраться до сортира самостоятельно. Правда, с каждым шагом мысли все реже посещали красивую уборную, а на глаза все чаще попадались соблазнительно пустые закутки…

Как назло, ни одной служанки или прачки не видно. Обед у них, что ли? Как губкой обтирать, так они первые, а как дорогу показать…

Миновав очередной перекресток, я облегченно вздохнул, заприметив караульного возле высокой двери. Немолодой мужик вовсю кадрил охающую служанку своими подвигами. Столь же невероятными, сколь и вымышленными.

— Знамо-дело видал! Как тебя нынче! Жуткий паскудыш, Живорез этот — глазищи что твои дойки, а ручонок — как говна в конюшне! Яж первым за аптекаршей в колодец полез — захожу и вижу — шевелится, поганец! Ну, меня-то все знают, мне что баронов, что Живорезов кромсвать, рука не дрогнет! — мозолистая ладонь с важным видом огладила рукоять короткого меча.

— Ой, да дурнишь ты… Ручонки у тебя больно худеньки, дабы чудищ таких сражать, враки только городить мастак!

— Какие враки, дурилка⁈ Этой самой пятерней добил! А ну — гляди, коли не веришь!

«Эта самая пятерня» решительно сжала выпирающий бюст барышни, вызывая ворох неубедительных протестов и восторженных смешков. Хищные глазки поварихи триумфально заблестели, заставляя задуматься, кто кого соблазнял.

Пока караульный уделял внимание пышному телу, а пышное тело — караульному, я заострился на двери. Караул возле сортира точно не поставят, но и отвлекать обжимающуюся парочку как-то неловко — горничная побежит стучать, что я снова нарушаю постельный режим, а гвардеец примется сиркать и в очередной раз благодарить за вызволение из разбойного лагеря. Еще и приврет, что именно он меня из внезапно оживших лап очкарика вытаскивал, намекая что было бы неплохо за такие подвиги в рыцари посвятить — как раз десятым в очереди встанет.

— Может библиотека какая или гардероб?

Решив что мне уже побарабану, бумажка или рукав, я прошмыгнул за дверь.

Громадный зал можно было бы легко спутать с собором, но никак не с сортиром. Проходя через огромные витражи у недосягаемого потолка, лучи солнца ложились разноцветной мозаикой на колонны и резные плиты. Ряды украшенных скамей образовывали меж собой натуральную взлетную полосу, тянущуюся от монструозных ворот до застланных коврами ступеней, восходящими к царственному трону.

Гнездясь на подложенных под зад подушках, малявка скучающе болтала туфлями в воздухе, уделяя куда больше внимания чирикающим у потолочного свода птицам, чем толпе внизу. Парад из загорелых лиц надевших свои лучшие наряды деревенских старост, мускулистых рук кузнецов, хитрых глаз купцов, и вздернутых носов мелкой, но очень гордой аристократии теснился перед суровой нитью торжественного караула, замершего подле ступеней.

Зашкаливающий накал пафоса заставил невольно поежиться и виной тому вовсе не скучающая герцогиня или вычурная плитка на полу — половину всей претенциозности излучала высокая блондинка, изображающая статую возле трона. Важность моськи Аллерии могла поспорить только с количеством золота на ее парадных доспехах.

На небольшой площадке между троном и толпой, перед герцогиней склонился пожилой дядька, представляющий делегацию морщинистых старост, теснящихся за ограждением.

— Долгих лет вашему правлению! Счастлив лицезреть вас в благоденствии… — дядька на мгновение обернулся на подсказывающих делегатов. — И нижайше кланяюсь за аудиенцию! Ваша милость, прошу вас принять этот скромный…

— Светлость! — немедленно окрысилась Аллерия, заставляя и без того нервного просителя испуганно дернуться. — «Ваша светлость»! Перед тобой герцогиня Молочного Холма, а не баронесса, дубина!

Прокатившаяся по залу волна ядовитых смешков заставила герцогиню оторвать взгляд от птиц и вернуться на грешную землю, рассматривая крестьянского делегата, будто забавного жучка. К чести дядьки, он все же совладал с неловкостью и сумел продолжить. Переданный через гвардейцев простенький ларец вызвал у придворных и просителей еще больший восторг, а когда из ларца показалась украшенная кружка, по залу едва не разнеслись овации.

На брезгливый вопрос малявки, делегат бегло затараторил:

— Ваш покойный отец, наш справедливый лорд, изволял потчеваться из этого кубка, когда посещал наши края каждую посевную! В память и как знак уважения к вашему правлению, мы осмелились посеребрить кубок и…

— Я из этого верно подчевать не стану — она же деревянная! — мелкая капризно кинула кубок обратно в ларец, вызывая у Аллерии одобрительный кивок. — Хочешь чтобы я занозу посадила⁈

На эту «занозу», поди, пяток деревень серебро для ювелира по сусекам собирали…

Рыцарша быстро оборвала начавшиеся оправдания:

— Наивно полагать что ты проделал весь путь чтобы выразить почтение миледи… Говори, о чем просить явился⁈

От железа в голосе в блондинки зал мигом затих, позабыв про смешки и приглушенные издевки в сторону «деревенского дурачка».

— Беда, ваша светлость, пастбища, ваша светлость! — горячо вспыхнул дядька, эмоционально разводя руки. — Снегопади всю зиму лютовали, паводки озимые утопили — земля голодная, без удобрений и половину урожая по листопаду не оберем!

— Так и что ты хочешь от своей миледи? — в разговор вмешался неприметный мужичок, сидящий за небольшим столиком в стороне от трона, отчего напоминал стенографиста на допросе. — Неужто явился просить, чтобы ее светлость за тебя землю удобрила?

Староста боязливо покосился на стоящих неподалеку от трона домашних рыцарей и поспешно замотал головой, объясняя, что явился из-за рогачей. Мол, он очень горд растущей мощью армии герцогини и для крестьян огромная честь привечать на своих пастбищах все множащихся защитников Молочного Холма, но коровки тоже хотят кушать.