Выжигаю имена в сердце своем (СИ) - Светлая Надежда

Пролог

Тёмное пространство подступало к со всех сторон. Плотная дымка, вырисовывая в воздухе затейливые и лишь свыше известные узоры, затуманивала взор. Мрак сгущался, тяжелел и плотными, почти осязаемыми парами скорби и безнадёги медленно проходился по гортани и мягко оседал на стенках лёгких.

С безвозвратно утекающим временем юноша только сильнее терялся в крохотном распадающемся мире. Сколько бы секунд ни прошло, их скоротечности не изменить.

Тягуче, капля за каплей, презрение, вина, необратимость и безысходность заполняли надтреснутый сосуд. Он тихо принимал это, поглощал и разрушался.

Забытая в клетке птица давно сдалась. Она устала биться о жёсткие прутья, ломая в кровь хрупкие крылья, и упрямо, сквозь возрастающую боль, повторять попытки выбраться. Свобода не вселяла надежды или уверенности. Не ждала впереди за ускользающим поворотом, украдкой подсматривая за потугами бедняжки. Она громко, без зазрения совести насмехалась над справедливостью и непомерностью цены, которую по незнанию за неё заплатили. Хвасталась этим перед Вечным Круговоротом жизни, глумилась и, не дождавшись иной реакции, кроме немого укора в глазах несчастной, ушла и не обернулась.

А птица-пленница всё продолжала давиться опостылевшим воздухом, утопая в непреодолимом омуте пустых страданий и кричащего безмолвия утрат. Спустя тысячи истончившихся сдавленных хрипов Смерть пожалела кроху, затягивая в желанные объятия.

Глава 1

Часть I

Глава 1

Нарим, юго-восток Пансо.

В солнечном Нариме царило вечное лето, и только смутные проблески краткой зимы в конце ноября и начале декабря навещали жаркие земли. Именно в это время, для многих олицетворяющее грусть и тоску, наримцы чувствовали себя наиболее счастливыми. На улице с утра пораньше звучал громкий детский смех, из пекарен доносился сладкий аромат запечённых яблок.

Улицы были сплошь завешаны маленькими красными фонариками, озарявшими вечерние узкие улочки тёплым светом. На площади жители оживлённого городка устраивали затягивавшиеся допоздна посиделки, кутаясь в тёплые одежды и грея руки о горячие жестяные кружки. Дымок, поднимавшийся от травяного напитка, не столько согревал продрогшие от непривычного холода тела, сколько дарил атмосферу уюта и комфорта собравшимся гостям.

Охмелевшие родственники рассказывали весёлые истории со свадьбы младшего племянника двоюродной бабушки с маминой стороны, недавно прибывшие перемывали косточки оставшимся на малой родине, таким же родственникам, но уже своим. Но всё стихало с шестью ударами гонга, когда полное красное солнце ныряло в круглое отверстие меж двух сплетшихся деревьев на холме Собравшихся, знаменуя первый в этом году снег, как и почитаемый старшим поколением День воссоединения родных.

Каждые шесть лет жители Нарима и уже ставшие постоянными гости из соседних деревень собирались, чтобы отметить местный праздник — День Свободы, что тысячью прозрачных стрекоз проносился над утопающим в холодном свете Наримом. Не было ни одного клочка травы, на который бы ни упал отблеск маленьких жемчужных крыльев. Их мягкий серебряный свет неспешно переливался в глазах заворожённых неописуемой красотой зрителей.

Будто играясь, стрекозы летали над головами собравшихся, то и дело меняя траекторию и вызывая этим изумлённые возгласы публики. После эти крошечные существа медленно, со свойственной им грациозностью, подлетали к жителям городка и начинали своё волшебство. Кружась в воздухе, с последними лучами заходящего солнца, они приоткрывали тайную завесу утерянной магии. И в этот краткий чудный миг город погружался в приятную тишину. Весь мир в одночасье замирал, и только быстрые взмахи крыльев стрекоз оповещали об их скором исчезновении.

Накрывшая город тьма понемногу начинала захватывать метры каменных дорожек и пролёты одноэтажных домов. И только призрачная ностальгия, греющая трепыхающиеся сердца, никуда не отступала.

Вспоминалось беззаботное детство под ругань уставшей мамы, вечно хлопочущей с плетёными корзинками, до отказа наполненными белоснежными простынями. Приятно отдающий полевыми цветами запах шлейфом следовал за каждым шагом «домоправительницы», любезно названной так собственными детьми. На заднем фоне отец копошился в огороде, причитая, что этот совсем ещё юный, собственноручно разбитый огород в будущем принесёт огромные плоды, которыми можно будет не только прокормить всё семейство, но и угощать добродушных соседей в придачу. В особо неприветливых всегда можно будет пальнуть прогнившей картошкой или переспевшим помидором. Где-то на улице, за деревянным, слегка перекошенным забором, можно было увидеть младших братьев и сестёр, весело бегущих наперегонки и по пути успевающих проговаривать желанные призы по случаю победы.

Картинка за картинкой мелькали в быстром калейдоскопе воспоминания, утерянные в течение безутешной жизни. Что-то давно забытое всплывало перед глазами и нежно улыбалось. Укутывало с родительской любовью и заключало в тёплые крепкие объятия, напоминая, что они приглядывают за мятежными головами своих детей свыше. Ну, а сейчас над солнечным Наримом, в прошлом — поприще военных действий, тысячи мерцающих стрекоз взмывали к чарующей полной луне, обещая вернуться и так же ласково всех поприветствовать вновь. Не смотря на время и расстояние.

* * *

— Мам, как думаешь, был ли прадедушка Лев рад победе? — частое шмыганье носом разбавляло зыбкую тишину. Пшеничного цвета волосы слабо колыхались на ветру, создавая в воздухе тысячи маленьких паутинок. Девочка-подросток тонкими пальчиками крепко обхватила жилистую руку матери, с каждым дуновением ветерка стискивая её всё крепче. — Бабушка всё чаще вспоминает его в последнее время.

Гуляющие по вечернему городу семьи медленно разбредались по домам, оживлённо перешёптываясь с домочадцами и пересказывая, какое видение им передали маленькие стрекозы. Для кого-то это были картинки, для кого-то — звуки. Для менее удачливых — нелестные выкрикивания и дальнейшие причитания.

— Не знаю, — после небольшой паузы ответил низкий выразительный голос, — но в одном я уверена точно. Он будет грустить, если мы не сможем сохранить этот хрупкий мир, который достался им с таким трудом. Дедушка многое сделал для нас. Благодаря ему мы свободно покупаем, продаём, производим, строим дома и города, не боясь, что у нас это отнимут. За эту возможность он отдал жизнь, как и сотни таких же смелых солдат.

Выдохнув тёплый клубок пара, миссис Башазаг порылась в глубоком кармане тёмного плаща и извлекла оттуда вязанные жёлтые варежки, всегда лежавшие там на случай подобных чрезвычайных ситуаций. Миропия озорно улыбнулась, протягивая женщине свои трясущиеся ручки, на что Ярослава насмешливо фыркнула.

— Что до бабушки, с каждым днем её память всё больше напоминает маленькое сито. Чем больше хочешь вместить, тем больше вываливается за края, а слишком мелкие крупинки и вовсе перетираются между собой и, измельчаясь, пропадают. Поэтому редкая возможность вновь пересмотреть моменты юношества и молодости представляет особенную ценность.

Тепло улыбнувшись, Ярослава наклонилась к дочери и легко поцеловала ту в лоб. Улучив момент, невысокая женщина щёлкнула Миру по носу, после чего резко рванула вперёд.

— Не время грустить в такой прекрасный день. Если вы не помните, то дома куча вкусной еды и ещё больше немытой посуды после буйного застолья, — хитрая улыбка окрасила румяное от холода лицо. — Кто последний, тот и будет завтра наводить в доме порядок.

Показав всем язык, Ярослава развернулась к семье спиной и с диким хохотом побежала вперёд что есть мочи. С недовольными криками Мира, второй по сообразительности — и наглости — член слегка безумной семейки, побежала вслед за оживлённой дамой.

— И ты называешь этого человека главой нашего семейства, — юноша непроизвольно покачал головой и с усмешкой перевел взгляд с матушки на младшую сестру, которая в погоне за второе место сражалась в ожесточённой битве с бугристой дорогой и предательскими ботинками, что явно были ей велики.