Вадим Волобуев - Кащеево царство
Обзор книги Вадим Волобуев - Кащеево царство
Сказка-быль
Глава первая.
Поздней весной, в неделю Всех Святых, в год от сотворения мира шесть тысяч семьсот второй Новгород горел. Зачалось от Ярышевой улицы, где в золу обратился Савкин двор и три церкви. На следующий день вспыхнула Чегловая улица, а в пятницу той же седмицы в разгар торга огонь прошёлся от Хревковой улицы до Неревского конца, оставив одни головешки от семи церквей и многих добрых усадеб. Потом занялись Городище и Людин конец, и так до самого Успения не знали новгородцы покоя.
Того же лета вернулись из Заволоцкой земли молодцы, что ходили на Югру по призыву лихого воеводы Ядрея за серебром и мехами. Вернулись без славы: добычи не взяли, князьков югорских в подчинение не привели, да и сами весьма претерпели, потеряв множество народу - кого в битвах, а кого и сами пришибли, в чёрных умыслах подозревая. Был плач великий по всему городу, немало жён осталось вдовами, а детей - сиротами. На вопросы же, как таковое бедствие могло учиниться, вернувшиеся отвечали неохотно, пеняя на каких-то бесов и демонов. Когда же приступали к ним старосты да игумны, вопрошая подробно, удальцы прятали глаза и твердили только: "Сатана взбаламутил. Кабы не он, одолели бы нехристей". "Что ж вам, с самим чёртом биться пришлось?", - не унимались новгородцы. Вернувшиеся кивали, отвечая согласно, что чёрт не чёрт, а исчадия ада там были точно, и сильно вредили делу христианскому. "Да как же они выглядели, исчадия-то эти?" - допытывался народ. Здесь рассказчики говорили разно, но у всех глаза наполнялись лютой злобой.
Начиналось же всё за здравие. В лето, когда преставился новгородский владыка Гавриил, у врат Святой Софии воевода Ядрей бросил клич, призывая удальцов сбираться в поход на далёкую Югру, в край, где лоси и белки сыпятся из туч, а самоедь безъязыкая через дыру в скале торгует пушниной, меняя её на железо. "Пойдём, братцы, к Полунощному морю, пощиплем тамошний люд, ударим мечами о железные створы, нагрузим лодьи заволоцким серебром". Триста добрых ратников собрал он для этого дела. Были здесь бояре Яков Прокшинич и Завид Негочевич, были житьи люди Сбыслав Волосовиц и Савелий с Ярышевой улицы, были и поп с поповичем - Иванко Леген да Моислав Олисеевич, сын гречина, бросавшего жребий, когда решалась судьба осиротевшего владычьего трона. Были и другие, всех не перечесть. Снарядили семь ящероносых стругов, запаслись нартами, тёплой одёжей и лыжами - расчёт был на зимний набег, пока бескрайние югорские болота скованы льдом, а гнус прячется от лютых морозов по клетям да амбарам. Перед отплытием отслужили молебен, обещались вернуться в конце зимы. Мыслей о долгой войне не имел никто, даром что семи вёсен не минуло, как перебили новгородских данщиков по всему Югорскому краю. Ну да на всё воля Божья.
По Волхову спустились в Ладожское озеро, оттуда Свирью перемахнули в озеро Онежское, завернули в Вытегру, перетащили суда до озера Белого, доплыли до Шексны, из неё попали в Кубенское озеро, а из него - в Сухону, из Сухоны же - в Вычегду, а из Вычегды - в Вымь. Там снова сошли на берег, переволокли струги в Ижму, а от Ижмы протянулся водный путь до самой Югры. Шли, однако ж, не прытко, высматривая зырянские кочевья да место, где можно схоронить на зиму корабли.
Погода в миг посуровела. Когда выходили из Новгорода, был самый разгар "бабьего лета", немногие шмели ещё летали над увядающими лугами, а с диких яблонь опадали подгнившие плоды. Небо так и норовило разразиться дождём, но если в просвете между туч выплывало солнце, становилось жарко и душно. В Онежской земле почувствовалось первое дуновение студёного ветра, а на Сухоне осень вошла в полную силу. Зарядили ливни, берега развезло в грязи, с корявых северных берёз пооблетала листва. Чем дальше в Заволочье, тем неприветливее становилась природа. С обеих сторон надвинулись еловые и сосновые чащи, по пути то и дело попадались размокшие коряги, осклизлые пни и полумёртвая сорга, искорёженные ветром лиственницы выпрастывали над водой корни, словно тщились ухватить проплывающие струги. Откуда-то издалека трубно звали кликуны, меж деревьев спугнутыми призраками вспархивали синицы. Местность пошла гористая, обтёсанные ветрами и водами каменные кручи взирали на удальцов чёрными глазницами пещер, нередки стали отмели и буруны, с неба посыпался мокрый снег. "Идём прямиком в Кащеево царство", - угрюмо шутили ратники.
Перевалив кряж, попали в область сплошных болот и мелкого ельника. Вода кое-где начала поблёскивать ледком, оставшаяся с лета паутина на ветвях колыхалась истрепавшимся мочалом. Иногда встречались запруды, устроенные чудинами. В них плескалась рыба, а рядом, скрытые пожелтевшими зарослями багульника и лозняка, покачивались лодки.
Углубившись в заволоцкие земли, Ядрей стал осторожен, понимал - закончились родные славянские чащи, и начались чужие, пермяцкие. И люд здесь был другой, и боги не те, и дух непривычный, болотный, точно от гнили какой. На ночь воевода ставил струги подале от чудинских павылов[1], чтоб ушкуйники - ребята бойкие - от излишка силушки не пустили с дымом какую деревеньку. Ссориться с зырянами было ни к чему - неведомо ещё, сколько воев в Югорской земле ляжет, а тут, на возвратном пути, лучше иметь друзей, чем врагов. Зыряне и так не шибко новгородцев привечали: то данщики от них придут, то монахи, то ратники. Всем подай, всех накорми, а на плечах-то ещё Югра сидит, тоже своего требует. Потому и стерёгся воевода: не давал безобразничать ратникам, да ещё куны[2] с собой прихватил - за оленей платить, чтоб воям на своих плечах поклажу не тащить, когда придётся на берег сойти. Чудинам, конечно, от этих кун ни холодно ни жарко, божкам своим разве на требы положить да бабам бусы сладить, проку немного. Но всё ж лучше, чем ничего. А олени ратникам ой как нужны. От коней в Югре какой толк? Да и не возьмёшь с собой много коней-то, всё равно кормить нечем. Зато олени - самое то. Тем паче, до Камня реки уже встанут, придётся посуху идти. Вот и надо было думу думать: с каким племенем урядить, чтоб обменяло оленей на новгородское серебро.
Созвал воевода на совет вятших людей, начал спрашивать - где струги приткнуть да в каком павыле скотину набрать. Житьи люди Сбышек да Савелий, отродясь в Заволочье не бывавшие, лишь поглядывали исподлобья на бояр да отмалчивались. Завид Негочевич, даром что знатен был и угодья большие в Заонежье имел, мнение своё всегда при себе держал, лепился к большинству. Попович Моислав вообще непонятно за каким рожном в югорскую тайгу попёрся: воинское делу ему - что кузнецу пасека, всё чужое, книжник он был и чародей, несчастье отца-иконописца. Один лишь Яков Прокшинич сказал веское слово, но и оно не шибко помогло.
- Идти надобно покуда можно, - проскрипел он, покачиваясь тощим костлявым телом. - А прежде оленей набрать. Как будет нельзя идти по воде, вытащим струги, пересядем на нарты. Так и мой родитель завсегда делал.
- А ежели пермяки струги-то порубят? - вопросил Ядрей.
Боярин пожал плечами.
- Авось не порубят. Мы им поминки знатные посулим, чтоб не порубили.
- А они поминки-то заберут, да и струги спалят.
- Тогда и мы их избы спалим, как вертаться станем.
В общем, ничего нового воевода из совета не извлёк. Надо было самому мозгами пораскинуть.
Но долго ему пораскидывать не пришлось, бог помог. Однажды в полуденный час подплыл к стругам пермяк в лодке, сам подплыл, никем не понукаемый, закричал приветственно, руками замахал, весело щерясь. Был он небольшого росточка, краснорожий, нестарый, в обтёрханном жупане и сермяжным портах.
- Я харрош. Где главный? К нему пустить. Слово есть.
Гостя подняли на борт, подвели пред светлые очи воеводы.
- Имя - Арнас, - представился он, лупая карими глазами. - Хотеть служить войвода. Русь на Югра идти, да? Не на коми, да? Я помогать. Не любить Югра. Провести русь как надо. Я знать Югра.
Смерил Ядрей суровым оком неказистое тело пришельца, коротко обмыслил - не кинуть ли зырянина обратно в лодку или вовсе в студёную воду, пущай побарахтается, авось выплывет. Спросил, выпятив бороду:
- По-нашему, стало быть, балакаешь?
Пермяк опять закивал, заулыбался, жмурясь:
- Балакать, боярина. Всё понять, всё балакать.
Ишь ты, льстец. Иль и впрямь принял Ядрея за боярина? Воевода засопел, щупая чудина взором, положил, будто невзначай, ладонь на рукоять ножа, висевшего на поясе, погладил костяную голову змееволосой бабы.
- Мечом владеешь ли? Грамотен? В Новгороде бывать доводилось? Где по-нашему говорить научился? Знаешь югорский?
