Джаспер Ффорде - Беги, Четверг, беги, или Жесткий переплет
Глава 33.
Заря привычной жизни
Три миллиарда лет назад атмосфера Земли стабилизировалась до состояния, которое ученые называют А-2. Постоянная пертурбация воздушных масс привела к возникновению озонового слоя, а он в свою очередь остановил процесс выработки нового кислорода. Для того чтобы юная планета превратилась в живой зеленый шар, который мы знаем и любим, потребовался новый и совершенно иной механизм – он-то и привел наш шар в движение.
ДР. ЛУЧАНО МАКАРОНИ. Как, с моей точки зрения, зародилась жизнь на Земле– Не надо.
Папа ласково вынул у меня из руки пистолет и положил его на стол.
Не знаю, нарочно ли он появился в критический момент, дабы усилить драматизм развязки, но так уж получилось. Он не остановил время – думаю, он покончил с этим. В прежние появления он был неизменно весел и улыбался, но теперь все изменилось. И впервые он показался мне старым. Лет восьмидесяти, а то и больше.
Он запустил руку в контейнер с наномеханизмом как раз в тот миг, когда отказал последний генератор. Маленький комочек, созданный с помощью нанотехнологий, упал ему в ладонь, и замигали аварийные огни, осветив нас тускло-зеленым светом.
– Холодный, – заметил папа. – Сколько у меня осталось?
– Сначала ему надо согреться, – мрачно ответил Уилбур. – Минуты три?
– Мне жаль тебя разочаровывать, Душистый мой Горошек, но самопожертвование не выход.
– У меня не осталось другого, пап. Или я, или три миллиарда душ.
– Такое решение, Четверг, должна принять не ты, а я. Тебе еще многое предстоит сделать, да и о сыне надо позаботиться… А я рад, что все закончится, пока я не одряхлел совсем и не превратился в никчемную развалину.
– Папа!..
Слезы катились у меня по щекам. Мне всегда хотелось о стольком его расспросить. И сейчас тоже.
– Все теперь кажется совершенно ясным! – сказал он, улыбаясь и осторожно держа комок всепожирающей глазури «Мечта» в ладони, чтобы ни одна капля не упала на землю. – Просуществовав несколько миллионов лет, я наконец-то осознал свое предназначение. Ты скажешь матери, что между мной и Эммой Гамильтон совершенно ничего не было?
– О, папа! Не надо, пожалуйста!
– И передай Джоффи, что я прощаю его за разбитое стекло в оранжерее.
Я крепко обняла его.
– Я буду тосковать по тебе. И по твоей матери, конечно же, по Севе[61], Луи Армстронгу, «Сестрам Нолан» – кстати, пока не забыл, ты взяла билеты?
– На третий ряд… но… но… вряд ли они тебе понадобятся.
– Как знать? – пробормотал он. – Оставь мой в театральной кассе, ладно?
– Папа, но ведь должны же мы как-то тебя спасти!
– Нет, дорогая моя. Я очень скоро покину вас, совершив Большой Скачок. Только вот еще не знаю куда. Присутствует ли в этой глазури что-нибудь такое, чего там быть не должно?
– Хлорофилл.
Он улыбнулся и понюхал гвоздику в петлице.
– Да, я так и думал. Все действительно очень просто – и очень остроумно. Хлорофилл – вот ключ! Ой!
Мой взгляд упал на папину руку. Кожа и плоть начали скручиваться – капризное наноустройство достаточно отогрелось и заработало, пожирая, изменяя и воспроизводя самое себя с все возрастающей скоростью.
Я смотрела на отца, жаждала задать ему тысячи вопросов и не знала, с какого начать.
– Я отправляюсь на три миллиарда лет в прошлое, Четверг. На планету, где возникновение жизни еще только возможно. На планету в ожидании чуда, которого, насколько мы знаем, не произошло более нигде во Вселенной. Короче говоря, фотосинтеза. Насыщенная кислородом атмосфера, Душистый мой Горошек, – идеальное условие для зарождения биосферы.
Он рассмеялся.
– Как забавно все складывается, правда? Жизнь на Земле произошла из органических веществ и белков, содержащихся в глазури «Мечта».
– И гвоздики. И тебя.
– И меня, – улыбнулся он. – Да. Мне думалось, это конец, Великий Конец, а на деле оказалось Начало Начал. И это начало – я. Знаешь, мне даже как-то, ну, неловко что ли.
Он коснулся моего лица здоровой рукой и поцеловал меня в щеку.
– Не плачь, Чет. Такова жизнь. Такой она была всегда, такой пребудет и впредь. Возьми мой хронограф, мне он уже не понадобится.
Я отстегнула тяжелые часы с его здорового запястья, и тут комнату начал заполнять аромат синтетической клубники. Благоухала папина рука. Она почти полностью превратилась в пудинг. Ему было пора, и он это знал.
– До свидания, Четверг. О лучшей дочери я и мечтать не мог.
Я взяла себя в руки. Нельзя, чтобы он запомнил меня хлюпающей носом размазней. Пусть он запомнит меня сильной, такой же, как он.
Я сжала губы и вытерла слезы.
– До свидания, папа.
Отец подмигнул мне.
– Как говорится, время не ждет.
Он снова улыбнулся и начал скручиваться, сжиматься, вращаться спиралью, превращаясь в крохотную точку, словно уходящая в слив вода. Я ощутила, как пустота норовит затянуть и меня, поэтому отступила на шаг, а мой отец исчез с тихим хлопком, устремившись в далекое прошлое. Последний спазм гравитации оторвал пуговицу у меня с рубашки. Своенравная перламутровая застежка проплыла по воздуху и нырнула в маленькую пульсирующую воронку. Она исчезла, и воздух несколько мгновений дрожал, прежде чем вернуться к состоянию, принимаемому нами за норму.
Моего отца не стало.
Когда уровень энтропии вернулся к обычному, снова зажегся свет. Отчаянно дерзкий план мстительной Аорниды привел к неожиданным результатам. По сути дела, именно она подарила жизнь всем нам, пусть и весьма извращенным способом. Вот и говорите после этого об иронии судьбы. Наверное, она кусала локти всю дорогу до роскошного магазина. Папа был прав. Забавно, как порой оборачивается дело.
В тот вечер я просидела весь концерт «Сестер Нолан» рядом с пустым креслом, поглядывая на дверь в надежде на то, что он придет. Музыки я почти не слышала. Все думала об одинокой приливной полосе на планете, лишенной всякой жизни, и о человеке, который когда-то был моим отцом, а теперь распадается на составляющие вплоть до микроэлементов. Затем я подумала о получившихся в результате белках, которые теперь размножаются и эволюционируют, преобразуя атмосферу. Они высвобождали кислород и соединяли его с водородом и углекислым газом, образуя простые пищевые молекулы. Через несколько сотен миллионов лет атмосфера наполнится свободным кислородом, начнет развиваться аэробная жизнь, а еще через пару миллиардов лет нечто желеобразное выползет на сушу. Не слишком многообещающее начало, но к нему примешивалось нечто вроде семейной гордости. Он стал теперь не только моим отцом, но отцом Вселенной. Когда «Сестры Нолан» запели «Прощай, не надо слов», я сидела и копалась в себе, сожалея, как это всегда происходит с детьми после смерти родителей, обо всем, чего не успела ему сказать или для него сделать. Но больше всего я сожалела о куда более земных вещах: поскольку его имя и само существование было стерто Хроностражей, я не знала и не успела спросить у него, как его зовут.
