Ольга Романовская - Паук раскинул сеть
Наконец, гоэта отыскала чурбан, тоже забрызганный кровью, и подкатила его к Брагоньеру.
— Сейчас, милый, сейчас! — как молитву, шептала Эллина, по волокну перерезая верёвку. Это оказалось нелегко, пришлось встать на цыпочки. — Подожди меня, не уходи! Вспомни, я тебя слышала, я вернулась. Пожалуйста, Ольер! — чуть не плача, взмолилась она.
Тело упало на пол, будто грузный фрукт с ветки. При всём желании гоэта не смогла бы его удержать. Спрыгнув с чурбана, Эллина склонилась над Брагоньером и дрожащими пальцами попыталась нащупать пульс. Есть! Слабо, но дышит. Дав волю рыданиям, гоэта обняла соэра, прижала к груди и расцеловала.
— Живой, милый мой, живой! Ничего, я тебя вытащу. Верну хотя бы один долг. Здоровая дурында доволочёт, верно? — сквозь слёзы улыбнулась Эллина. — Тебе тяжелей приходилось.
Подхватив подмышки, гоэта поволокла Брагоньера к выходу. Пользоваться артефактом в сарае она не решилась, хотя Малис и объяснил принцип действия. Соэр оказался тяжёлым. Эллина переживала, что отобьёт ему ещё что-нибудь, пока не уложит в кустарнике.
И тут веки Брагоньера дрогнули. Погасив светляк, гоэта скорее почувствовала, чем увидела это. А ещё услышала тяжкий вздох, заставивший остановиться, снова расцеловать и заверить, все беды остались позади.
— За… щщщ…. ем? — услышала Эллина вместо благодарности злобный укор.
Брагоньер сильно шепелявил, значит, ему выбили зубы.
— Затем! — обиженно буркнула гоэта. — Ты думал, я тебя брошу?
— Да.
Ответ заставил вздрогнуть и изумлённо глянуть на Брагоньера.
— Обойдёшься! — забыв о правилах хорошего тона, огрызнулась Эллина. — И рот закрой, сейчас я командую. Геройски умереть не выйдет, Ольер ли Брагоньер, либо вместе, либо никак.
Соэр промолчал, только громким сопением дал понять, что не одобряет решения любовницы. Та же радовалась, что у Брагоньера нет сил для препирательств. Судя по взгляду, он бы много чего ей сказал.
Передохнув, Эллина снова потащила соэра. Руки скользили по влажной, потной коже, покрывшейся корочкой запёкшейся крови. Гоэта старалась не навредить, не потревожить ран и сломанных костей, но, судя по дыханию Брагоньера, ей это не удавалось. Соэр цедил воздух сквозь зубы, однако не проронил ни звука. Лицо перекосила судорога, а цвет лица окончательно слился с мелом. Но, как ни крепился Брагоньер, порог стал последней каплей. Разумеется, Эллина физически не могла перенести через него любовника, и тот всем телом прочувствовал неровности пола. Соэр не выдержал и тихо застонал. Эллина знала, если он при ней, как, впрочем, при любом другом человеке, проявил слабость — это, по мнению соэра, означало любой намёк на болезнь, усталость или эмоции, — значит, ему очень плохо.
— Ничего, главное, ты живой, — изловчившись, гоэта поцеловала любовника в висок. — Малис рядом, он поможет.
Кадык Брагоньера дёрнулся, и Эллина поняла, что сболтнула лишнего. Тёмных магов, а особенно некромантов соэр не переваривал, даже Малиса, к которому в своё время ревновал любимую.
В воздухе повисло неприятное молчание. Эллина кожей чувствовала испепеляющий взгляд соэра. Преодолев слабость, тот даже начал прерывисто отчитывать её.
— Ты… голов…вой думала? — Брагоньер прилагал большие усилия, чтобы голос звучал, как прежде: уверенно, властно. Он часто замолкал, сдавленно ругался, видимо, от боли. — Тебя убьют!
— Замолчи! — взвизгнула гоэта и со всей силы, выпуская пар, толкнула ногой дверь. Как, как он только мог подумать, будто ей собственная жизнь дороже! — Я всё понимаю, и это мой выбор. Уважай его.
— Ссоритесь? — из темноты возник Малис. — На всю округу слышно. Неблагодарная же скотина, господин инквизитор. Девушка ради него на сделку с совестью пошла, а он выкобенивается.
— Шшшто?! — рыкнул соэр.
Гнев пересилил боль. Дёрнувшись в руках Эллины, Брагоньер попытался встать. Разумеется, не смог, упал: гоэта и так с трудом удерживала тело. Зато у соэра получилось сесть. Опираясь обеими руками о землю, он буравил гневным взглядом Эллину, а потом обернулся к Малису, откровенно наслаждавшемуся представлением.
— Подонок!
Некромант нахмурился и потянулся к перстню. Испугавшись, что тот собрался убить любовника, Эллина попыталась перехватить руку Малиса, но не успела, заклинание уже окутало Брагоньера. К счастью, оно всего лишь погрузило его в сон. Гоэта с облегчением выдохнула и, опустившись на землю, бережно положила голову соэра себе на колени, вслушиваясь в дыхание. Увы, неровное. Даже во сне Брагоньер хмурился. Эллина уже предчувствовала много месяцев молчания, которые её ждут в наказание за помощь некроманта. Гоэта боялась подумать, как накажет любовник за условия сделки, если и так прощения придётся просить долго. К сожалению, даже на пороге смерти Брагоньер не изменял своим убеждениям и принял бы помощь только от своих коллег. Эллину бесила эта принципиальность и непонятное желание вменить в вину любовь и заботу. Но Ольер ли Брагоньер родился таким, его не изменишь. Гоэта пару раз пробовала, но поняла, этот орешек ей не по зубам.
— Вот стою и думаю, прощать «подонка» или нет, — задумчиво протянул Малис, нарушив ход мыслей Эллины.
Гоэта вздрогнула и только сейчас вспомнила, что они ещё рядом с логовом преступника.
— Малис, — Эллина аккуратно, чтобы не потревожить Брагоньера, встала и положила руку на плечо некроманта, — он не со зла. Ты же видишь, в каком он состоянии…
— Со зла, Линочка, — медовым голосом возразил Малис. — Он инквизитор, а уж меня ненавидит особо. Потому что ревнует, потому что не дурак, Линочка, и правильно всё понял. Другой трогал его разлюбезную, да ещё кто — грязный некромант, с которым тебя некогда связывали… кхм… — некромант лукаво посмотрел на Эллину, заставив ту смущённо отвести взгляд, — нежные отношения. И к кому же побежала в беде Линочка? Кто слишком часто возникал на её пути, помогал, да ещё заставил господина соэра наступить на гордость? У, Лина, он бы меня с удовольствием убил, а ты — не со зла.
Гоэта нахмурилась. Прежде она не рассматривала ситуацию под таким углом. А ведь действительно, зная кодекс чести Брагоньера, тот может истолковать всё как измену. Оставалось надеяться, соэр не разорвёт отношения. Эллина жутко этого боялась. К сожалению, так повторялось не раз: стоило ей полюбить человека, привязаться к нему, как гоэта оставалась одна. «Но пусть уж так, зато он живой», — подумалось Эллине.
— Не надо его провоцировать, — усталым голосом попросила гоэта. — Ты ведь знаешь, какой он… сложный человек.
— Знаю, и диву даюсь, как до сих пор не сбежала. Ладно, давай перенесём этого спящего красавца на мягкую постель. Без врача загнётся твой Ольер, а вытаскивать его с того света я не стану. Уж прости, Лина, — глаза некроманта потемнели, — после сегодняшних слов даже за большие деньги.
