Евгений Дембский - Властители ночи
— В пломбе был микрофон? — вмешался Ник.
— Ну, не так уж трудно было догадаться! — рявкнул я. — Микрофон, и передатчик, и память…
— Оуэн, ты становишься сварливым! — Остроумного ответа я не нашел и потому промолчал.
— Итак, Скотт отправляется в Редлиф-Хилл с соответствующей легендой, а оказался он там потому, что компьютеры после четырех месяцев просеивания информации обнаружили, что Вэл Полмант четырежды оказывалась в непосредственной близости от очередных жертв. А жертвы эти были нашими, находившимися под особой охраной, свидетелями; свидетелей этих кто-то резал как хотел, когда хотел и если хотел. Мы ничего не могли поделать, пока не блеснула искорка надежды в лице этой Полмант. Хэмисдейл должен был за ней следить, но всё пошло совершенно не так, и ход событий резко ускорился. Ты читал — во время поездки он случайно встретил двоих старых знакомых, слегка перепугался и прибыл в Редлиф несколько иначе, чем планировал. Совершенно случайно он столкнулся с потенциальной подопечной, и обрушилась лавина. Ее приятели решили, что это неспроста, и в итоге в течение трех недель разыгралась вся эта история. — Он бросил взгляд на диск с моей версией событий.
Не знаю, почему я решил из нескольких сотен страниц переписанных на диски записей, сделанных непрерывно работавшим устройством в его зубе, сочинить нечто вроде повести. Скука? Вынужденное ненавистное бездействие? Четыре дня я читал, а потом, словно сомнамбула, уселся в кресло перед компом и начал стучать по клавишам. Правда, в основном работа заключалась лишь в вырезке соответствующих фрагментов и форматировании текста, особенно когда шел диалог, который я хотел сохранить в оригинальном виде. Я не добавил ни одного действующего лица, ничего не подретушировал, не изменил и не поправил. Просто — получилась почти документальная повесть, основанная на фактах. Не для издания, не для публикации. Собственно — для троих, может быть, даже для двоих. Может быть, только для меня самого, чтобы мне было чем заняться в течение всех этих недель напряженного ожидания. Какое-то время мы молчали. Потом Ник сказал:
— Какое-то странное у меня ощущение. Никогда бы не сказал, читая твою повесть, что это история об обреченном на смерть человеке… И убийство главного героя… Непонятно, относиться ли к этому как к гибели литературного образа или реального человека…
У меня у самого были подобные сомнения, особенно сейчас.
— Раз уж я начал всё подобным образом компоновать, так что мне было, писать — мол, Скотт то и дело повторял про себя: «А к чему это всё? Ведь я умру через три месяца!». Не знаю… — Я почесал за ухом. — Это еще и такой небольшой памятник… Иначе никто, кроме кадровиков ААД, о нем бы не помнил…
Саркисян медленно кивнул. Я не мог понять, что он имеет в виду.
— Насколько я понимаю, этого Скотта застрелил Уиттингтон? — наконец, спросил Ник.
— Да.
Как-то странно это прозвучало. Я немного подумал.
— Но запись продолжалась дальше? — спросил я, зная ответ.
— Да, но записывать было уже нечего. Этот старый сукин сын просто встал и, насвистывая себе под нос, вышел. Потом устройство еще сутки записывало только тишину. А потом мы нашли все три тела. — Он помолчал. — Этот Скотт… Тебе бы он понравился, Оуэн.
— Не сомневаюсь, — согласился я, хотя и был несколько удивлен.
— Когда-то, загнанный в угол, со сломанной ногой и пустой обоймой, знаешь, как он улизнул? Нашел убитую до этого в перестрелке собаку, вырвал ей кишки и обложился ими, а потом лег у стены со стеклянным взглядом и выдержал так несколько минут, пока трое преследователей его осматривали. А потом они ушли, уверенные, что их очередь выпустила ему потроха…
— Гм? — заинтересовался Ник. — Я это видел в каком-то фильме!
— Конечно, — спокойно ответил Саркисян, вращая большими пальцами. — Где-то случилась утечка, и почти весь этот эпизод попал в фильм, но, к счастью, всего лишь в какой-то третьеразрядный боевик без участия живых актеров. Ни один нормальный человек этого не смо… — Он замолчал и с искренним удивлением посмотрел на Ника. — Ты что, видел?
— Иногда я смотрю цифровое кино, — признался Ник. — Думаю, скоро вообще не будет актеров, по крайней мере таких, каких мы знаем. Будут только подставлять рожу под камеру, а потом компьютеры сделают из этого всё, что захочется.
— Может, вернемся к делу? — Я подошел к холодильнику, достал бутылку текилы и, не спрашивая, налил по несколько капель. Мы выпили. Никто не искал соль.
— А кровавый злодей Уиттингтон? — спросил Ник. Дуг пожал плечами.
— Смылся! — прошипел я.
— Смылся… — согласился Саркисян. Он немного помолчал, потом толкнул пальцем чашку, наблюдая за волнами на поверхности кофе. — Однако за это время мы успели сделать многое другое. Галлард у нас, он рассказал обо всём, что знал, хотя знал немногое. Они отрезали член у трупа, передали. Потом старик и Эйприл показали ему, что случится, если он появится ближе чем за две тысячи километров от Редлифа. Я имею в виду убийство его приятеля из похоронного бюро.
— А Эйприл? — спросил Ник.
— Сидит. То есть — сидела бы, но она в коме. Судя по тому, что нам удалось выяснить, она встретилась с Уиттингтоном перед самым его отъездом из Редлифа. А потом посреди бела дня погрузилась в сон, из которого ее, правда, вывели, но это ничего не дало — она превратилась в подобие овоща: полная апатия, молчание, принудительное кормление и памперсы.
— Но когда Скотт был без сознания, запись продолжалась? Когда его и Грега куда-то везли?
— Да, и потому нам удалось найти еще несколько человек, но это обычная мелкая рыбешка, простые поставщики простых услуг — снимали жилье, что-то посылали, что-то получали… Ничего более конкретного они сказать не в состоянии. Периферия организации, которая проникла в нашу систему охраны свидетелей и в течение одиннадцати лет убивала кого хотела за огромные деньги, по заказу крупнейших преступных синдикатов. Они практически развалили нам эту программу, на договор шли только те, у кого всё равно не было выбора — сотрудничество или тюрьма. Тогда стало ясно, насколько важным элементом борьбы с преступностью являлись осведомители, доносчики, раскаявшиеся преступники…
— «Раскаявшиеся»! — фыркнул я. — Стоило вам сесть кому-то из них на хвост, и он сразу же становился добропорядочным гражданином!
Саркисян поднял взгляд от чашки с кофе и серьезно посмотрел на меня:
— Ты в самом деле становишься невыносим, Оуэн.
— Нет, я просто злой. У меня похитили сына, убили самую верную в мире собаку, разрушили дом…
Я думал, что они скажут что-нибудь насчет дома, например, что он уже стоит и ждет жильцов, а я тогда… Но никто ничего не сказал. Потом Ник спросил:
