Владимир Михановский - Самое таинственное убийство(Терра)
В разных частях сферы, там, в глубинах замкнутого пространства, начали возникать другие картины. Некоторые, едва проявившись, тут же исчезали, растворялись в небытии. За считанные мгновения они переживали долгие тысячелетия истории, и, похоже, не только человеческой.
Сражение воинственных племен… Туча стрел, затмившая солнце… Воины на низкорослых конях скачут, пригнувшись к гривам… Люди в звериных шкурах окружили яму. В ней тяжело переваливается попавший в ловушку зверь, размахивая во все сторона бивнями. Поблескивая на солнце, копья летят в добычу.
А там, в центре будатора, возникает раскаленный шар, плывущий в космической бездне. Стрелка, показывающая время, начала вращаться настолько быстро, что слилась в сияющий круг. А шар превратился в спиралевидную туманность, которая принялась растягиваться.
Люди и сами не могли бы сказать, сколько времени простояли, пораженные фантастическим зрелищем.
— И точно, калейдоскоп… — задумчиво произнесла Сильвина, когда они отошли в сторонку. — У меня в детстве был такой. Чуть встряхнешь трубку — и узоры меняются. Но кто в данном случае крутит трубку калейдоскопа? Кто вызывает эти картины?
— А кто вызывает картины в нашей памяти? Они возникают произвольно.
— Не знаю. Иногда вспоминаешь то, о чем думаешь.
— По теории Завары, каждая частичка во вселенной обладает памятью. За время своего существования она запоминает все, что происходит в окружающем пространстве.
— На манер фотоаппарата?
— Вроде того. Но память эта таится глубоко. Потому, чтобы добраться до нее, и нужны сверхмощные силовые поля.
— И все-таки кое-что, Атамаль, мне непонятно.
— Спрашивайте, я к вашим услугам.
— Арни сказал, что в качестве рабочего вещества взял горсть земли где-то там, на территории Ядерного. При чем же здесь, скажем, Древний Рим?
— Видите ли, элементарные частицы, эти кирпичики, из которых состоит вселенная, практически бессмертны. По крайней мере, с нашей, человеческой точки зрения…
— А другой — у нас нет.
— Вот именно. Возьмем, скажем, бабочку-однодневку: для нее месяц должен представляться вечностью. А вот для элементарной частицы тысячелетия — все равно, что мгновения для нас. Помните Нерона, который стоял на балконе, наблюдая, как пламя пожирает Вечный Город?
— Еще бы! — Сильвина покосилась на будатор и зябко передернула плечами. — Такое до гроба не забудешь.
— То, что я сейчас скажу, вас, возможно, потрясет. В той порции воздуха, которую вы только что вдохнули, обязательно есть хотя бы молекула того воздуха, которым дышал этот изверг.
— Выходит, я дышу с Нероном одним воздухом?
— В известном смысле.
Сильвина посмотрела на часы, стоящие на письменном столе Завары, и ахнула:
— Ого! Около часа прошло. Гости бог знает что о нас подумают.
— А теперь посмотрите на свои часы, — посоветовал Делион.
— Зачем?
— На всякий случай.
— На моих только пять минут прошло. Что это значит?
— Парадоксы времени, о которых не подозревал старина Эйнштейн.
— С чем они связаны?
— Думаю, с расслоением пространства, его расщеплением на параллельные миры.
— Как там, внутри? — показала Сильвина на будатор.
— Да.
— Но ведь мы находимся не внутри шара, а вне его!
— В этом и состоит загадка, которую я пока не могу разгадать, — признался Делион.
— Не знаю, как там пространство расщепляется, но у меня голова просто раскалывается от всех этих чудес.
Когда они подошли к двери, Делион, случайно посмотрев вверх, увидел над столом Завары какой-то предмет в виде трубки, прикрепленный под самым потолком.
Трубка слабо поблескивала в голубоватых лучах, исходящих от будатора.
— Что это? — спросил он, показывая на трубку.
— Не знаю. Когда я в прошлый раз заходила в кабинет, этого не было.
— Вы уверены?
— Трубка не иголка.
— Похоже на автофиксатор. Прибор, который отмечает события, происходящие вокруг.
— Завара никого не посвящает в свои дела.
— И жену?
— Тем более.
Когда они возвращались в гостиную, Сильвина спросила:
— А как включается будатор?
— Сначала туда помещается рабочее вещество.
— Частицы которого нужно пробудить?
— Ну да. Затем на шар накладываются определенные силовое поля. Какие — это тайна Завары. И материя начинает «вспоминать»!..
— Значит, аппарат работает. Мы сами убедились в этом. О каких же недоделках говорил Арни?
— Видите ли, Сильвина, пока будатор работает произвольным образом. Как говорится, без руля и без ветрил. Частички вспоминают все, что им взбредет в голову, если можно так выразиться. А хорошо бы заставить будатор работать целенаправленно. Вспоминать то, что интересно нам. Представляете, какую бесценную информацию мы могли бы получать из его поистине бездонных кладовых?!
— Почему мы говорим только о прошедших временах? — пораженная внезапной мыслью, Сильвина замедлила шаг. — Ведь время внутри будатора может течь и вперед! А это означает, что с помощью аппарата мы сможем видеть картины будущего? Предсказывать его?
— Такая возможность не исключена.
— А мог будатор существовать когда-то?
— Вы о чем?
— В древних легендах встречается упоминание о некоем магическом кристалле, сквозь который можно было заглядывать в грядущее, угадывать его. Может, это и был будатор?
— Но тогдашнее развитие науки…
— При чем здесь наука! Землянам тот кристалл могли подарить инопланетные пришельцы. А потом кристалл затерялся в бурных волнах человеческой истории…
Глава 4
Дар Прометея
После голубоватого полусвета, царящего в кабинете Завары, и сумрачного лабораторного перехода, гостиная показалась Сильвине и Делиону ослепительно освещенной.
Над столом солнцем сияла люстра, горели все плафоны и панели, да и четыре видеостенки продолжали каждая свою программу, бросая в помещение подвижные блики.
Вошедшие остановились на пороге, невольно зажмурившись от изобилия света. Завара провозгласил:
— С благополучным возвращением.
— Поздравляю, Арни. Полный триумф! — пожал ему руку Делион.
— Полный, говоришь?
— Там есть над чем поработать…
— О деталях потом. Главное, что будатор работает. Кто следующий хочет посмотреть, о чем вспоминает пробужденная материя?
— Думаю, самому Прометею интересно посмотреть, какой дар он сделал людям. — В голосе Арсениго настолько явственно прозвучали льстивые нотки, что Завара поморщился.
— Я не тороплюсь, — отрезал юбиляр.
