Даниэль Клугер - Дело о показаниях покойника
– И что же вы делали дальше?
– Оставил его одного, как он того требовал. У меня не было оснований настаивать, его состояние действительно не внушало опасений, насколько я мог судить. Это может подтвердить его секретарь. И референт.
Ницан посмотрел на Лугальбанду.
– То есть, вы хотите сказать, что секретарь и референт оставались здесь? После того, как вы ушли? – спросил тот.
– Нет-нет. Референт передала господину Тукульти папку с документами и тут же удалилась. А с секретарем мы вышли вместе. Господин Тукульти отослал нас обоих.
– Понятно. И что же – приступ действительно прошел? – спросил Ницан.
Посвященный в некотором раздумье почесал гладко выбритую макушку.
– Видите ли, если говорить откровенно, то никакого приступа не было, – признался он. – Во всяком случае, пульс у него был спокойным... Даже чересчур спокойным.
– Что значит – чересчур спокойным?
– Как вам сказать... По моим сведениям господин Тукульти страдал серьезным пороком сердца. Врожденный дефект, редко встречающийся. Вы знаете анатомию?
– Увы, – ответил Ницан, имея в виду «увы – нет». Целитель же расценил ответ как «увы – да», и продолжил:
– В таком случае, вам известно, что в сердце существуют перегородки, делящие его на четыре камеры. У господина Тукульти в одной из таких перегородок имелось незарастающее отверстие. Так вот, при подобных заболеваниях даже более-менее длительная беседа, тем более, напряженная беседа, – вызывает перебои сердечного ритма. А тут – ровный пульс, прекрасное наполнение. Никаких сбоев, никаких шумов. Как у спящего.
– А что аура? – вмешался вдруг Лугальбанда. – Надеюсь, вы измеряли интенсивность и цвет?
Ницан с удовольствием посмотрел на друга, а затем на целителя. Думмузи-Хореф рассеянно играл астрологическим талисманом. Подняв голову, он бросил короткий взгляд на мага-эксперта. В его глазах появилось выражение уважения, смешанного со смущением.
– Вы правы, следовало провести проверку астральной оболочки. В отсутствие соматических проявлений и при субъективно хорошем самочувствии больного, любой профессиональный целитель так бы и поступил. И я тоже. Но увы, – посвященный развел руками, – мне запретили это делать. Но, повторяю, мне запретил проверку секретарь господина Тукульти. Признаться, меня это удивило. Сейчас я полагаю, что он опасался каких-либо недозволенных законом действий в отношении своего шефа.
– Недозволенных действий? – Ницан удивился. – Что вы имеете в виду? Вернее, что он имел в виду?
За посвященного ответил Лугальбанда:
– Измеряя ауру, маг-целитель обладает кратковременную, но по сути неограниченную власть над душой пациента. Между его сознанием и сознанием больного возникает астральная связь по типу «господин-слуга». Так что целитель может заставить своего подопечного делать много такого, чего тот никогда не сделал бы в обычном состоянии.
– Как хорошо, что я не обращаюсь к целителям, – пробормотал частный сыщик. – Подумать только, кто-то вдруг становится твоим неограниченным властителем! Бр-р... Скажи-ка, Лугаль, а может ли маг заставить подчиненного ему человека, например, покончить с собой?
– Ну, знаете ли! – Думмузи-Хореф вскочил. – Уже не хотите ли вы меня обвинить в убийстве Шаррукена Тукульти?!
– А вы могли бы это сделать? – спросил Ницан, невинно глядя на посвященного. – Если предположить, что у вас на то были основания. Разве нельзя установить астральную связь незаметно для посторонних? Для того же секретаря. А потом удалиться и спокойно дать распоряжение лишенному воли господину Тукульти ткнуть самого себя ножом в больное сердце.
Со стороны могло показаться, что посвященный Думмузи-Хореф сейчас бросится с кулаками на безмятежно улыбавшегося сыщика. Он даже стал выше, а глаза сверкали так грозно, что человек, более чувствительный, чем Ницан, непременно ощутил бы запах горелого. Но сыщик ничего такого не учуял.
– Да вы садитесь, – сказал он. – Мне неудобно смотреть снизу вверх, а стоять – ноги не держат. Садитесь.
Думмузи-Хореф еще какое-то время посверкал глазами, потом сел.
– Вот так и думают большинство профанов, – горько сказал он. – Будто каждый целитель в глубине души только и жаждет что-нибудь учудить с больным... Да, я мог бы заставить человека сделать все, что угодно. Убить себя, убить еще кого-нибудь. Выброситься в окно. Вскарабкаться на дерево. Но зачем, скажите на милость?
– Не знаю, – Ницан развел руками. – Из чистого любопытства. Из научного интереса. За деньги. Мало ли причин может быть? В конце концов, вам ведь почему-то помешали провести процедуру. Секретарь господина Тукульти. Как думаете, почему?
– Ну, это понятно, – угрюмо ответил целитель. – Как бы-то ни было, я все-таки маг-целитель, давший присягу политическому сопернику господина Тукульти... Отвечая на ваш вопрос: разумеется, я мог бы сделать все так, как вы только что сказали. Но, во-первых, чтобы провести процедуру незаметно, мне нужно было подготовиться заранее. И довольно тщательно. Во-вторых, я должен был бы позаботиться об орудии убийства. В-третьих – в таком состоянии проще было бы остановить ему сердце. В-четвертых... А, все это неважно. Я никого не убивал. Я мог бы испытывать чувство вины за то, что не все меры были приняты, если бы господин Тукульти скончался от сердечной недостаточности. Но насколько мне известно, умер по другой причине. Я могу идти?
– Нет, пока не можете, – отрезал Лугальбанда. – Допустим, вы не могли провести измерение ауры. Я понимаю это. Но хотя бы экспресс-гороскоп вы, надеюсь, составили?
Ницан был чрезвычайно рад тому, что приятель перехватил инициативу допроса Думмузи-Хорефа. Он даже чуть прижмурил глаза, рискуя в очередной раз задремать и вновь оказаться один на один с кубком парного молока.
– Экспресс-гороскоп? – голос Думмузи-Хорефа звучал растерянно. – Но... Позвольте, экспресс-гороскоп составляется в лишь критических случаях! В состоянии господина Тукульти не было ничего критического. Во всяком случае, я ничего такого не заметил.
При этих словах Ницан открыл глаза.
– Иными словами, с вашей точки зрения господин Тукульти не нуждался ни в какой помощи, – резюмировал он. – И сердечного приступа не было. Так?
– Да, так! – сердито воскликнул целитель. – Если хотите знать мое мнение, так ему просто понадобилось уединиться в этой комнате! И он не нашел ничего лучшего, как притвориться!
Ницан и Лугальбанда переглянулись.
– Вы уверены? – спросил Ницан.
– Уверен? – фыркнул целитель. – Да он с первой же минуты, едва мы пришли сюда, пытался меня выпроводить!
– А секретарь? Вы ведь говорили, что его секретарь при том присутствовал, – заметил Ницан.
