Людмила Милевская - Восход Черной луны
— Спускайся, — сердито крикнул ей Арсеньев.
— Я боюсь, — прошептала Ирина.
Он рассмеялся.
— Вот глупая, только что летела с километровой высоты, а теперь боится спуститься с двухметрового дерева. Может, тебе парашют предложить? — пошутил он.
Ирина поразилась.
— Что за нервы у этого человека? Совсем недавно я убила его друга, его самого наверняка разыскивают, а он преспокойно шутит.
Словно в подтверждение ее мыслям раздался шум приближающегося вертолета.
— Уверена — это по твою душу, — ехидно произнесла Ирина.
— Может, по мою, а может и нет, — безразличным тоном ответил Арсеньев.
Он уже сложил парашют и доставал из портсигара сигарету. Выкурив ее, деловито скомандовал:
— Пошли.
Ирина не стала задавать вопросов, поднялась с усеянной муравьями коряги и поплелась за Арсеньевым. Платье ее было сильно изорвано, и в самом пикантном месте Ирина вынуждена была придерживать огромный клок ткани рукой. Почему-то болела спина и правая нога. И вообще все тело саднило, да и не удивительно: и руки, и ноги были в ранках и царапинах.
Арсеньев, заметив ее плачевный вид, усмехнулся и сказал:
— Это еще хорошо отделались. Если бы приземлились не на ветки, могло быть гораздо хуже. Вместо царапин были бы переломы.
Они шли по узкой тропинке. Со всех сторон их обступили поросшие буйной растительностью горы. При других обстоятельствах у Ирины захватило бы дух, такое великолепие было вокруг. Внизу шумела бурная река. Воздух был чист и ароматен.
Арсеньев шагал быстро и Ирина, Прихрамывая, еле поспевала за ним.
— Идет уверенно, знает, куда идет, думала она. — Зачем он тащит меня с собой? Почему не убил? Странно, я его сразу узнала, а он меня, похоже, не совсем.
Она хотела есть, но еще больше пить.
— Давай спустимся к реке, напьемся воды, — предложила она Арсеньеву.
— Не будем терять время, впереди водопад. Потерпи немного.
— А долго нам еще идти?
— Прилично.
— Я есть хочу.
— Я тоже.
Ирина замолчала, решив, что дальнейшие расспросы бесполезны.
* * *Они шли до тех пор, пока солнце не спряталось за вершинами гор и на землю не спустились сумерки.
— Все! Баста! Привал! — сказал Арсеньев, бросая сумку на огромный валун.
Он разжег костер и улегся прямо на траву, зачарованным взглядом уставившись на пламя. Ирина присела рядом.
— Я так устала, что почти не чувствую своего тела, — вздохнув, сказала она.
— Ничего, завтра очень даже почувствуешь, — усмехнулся Арсеньев.
— Зачем ты меня тащишь с собой? Почему не отпустишь, как остальных? — все же рискнула она задать вопрос.
— Можешь идти, — равнодушно ответил Арсеньев. — Здесь на многие километры ни одной живой души. Впрочем, если ты позавидовала остальным, могу сообщить: они уже на рандеву с Всевышним.
Ирина отшатнулась.
— Как? Почему?
— Неужели ты думаешь, что я идиот? Хочу спокойно ходить по этой земле, без риска наткнуться на свидетеля. Кроме пассажиров меня никто не может опознать.
— Но ты же сам сказал: «цыган» и «хромой», известные в столице личности. Ты же сам сообщил о себе. Значит, вас знают?
— Знают, — с гордостью произнес Арсеньев, — но не в лицо. Биографию им сообщать пока не собираюсь.
Ирина едва не плакала.
— Как же ты их?..
Арсеньев понял, о ком идет речь.
— Они взорвались в воздухе. Не волнуйся, легкая смерть, — успокоил он.
— Но неужели нельзя было надеть маски, изменить внешность? Неужели легче убить пятерых человек, один из которых ребенок?
— Когда вопрос стоит: либо моя жизнь, либо чья-то другая, я выбираю свою, — категорично ответил Арсеньев. — Маски, конечно, можно, но самолет должен был улететь подальше от того места, где я спрыгнул с парашютом. Иначе нас уже давно нашли бы. Связь я отрубил, сообщить пилот уже ничего не мог. Если бы я дал ему возможность посадить машину, стало б известно, в каком месте я выпрыгнул. А так я спокойно доберусь до нужной точки и отсижусь денька три, а потом… Меня никто не знает. Я просто турист. Брожу по горам. К тому же у России с Грузией не те взаимоотношения, когда сообща ловят преступников. Они больше заняты борьбой за Абхазию.
— Зачем же ты прихватил меня?
— Вдвоем веселее, — нагло ухмыльнулся Арсеньев. — Места пустынные, раз влечений никаких, а тут такая конфетка. Я мужчина темпераментный. Цыган не кличка, а национальность. В моих жилах действительно течет цыганская кровь. Так что такая роскошная спутница очень кстати. Судьба меня балует.
Ирина с презрением взглянула на него, но промолчала. Она поворошила палкой костер, вспомнив — слова лагерной песенки: «Ах, картошка, объеденье-енье-енье, пионеров идеал-ал-ал, тот не знает наслажденья-енья-енья-енья, кто картошки не едал-ал-ал».
«Поесть бы, — с унынием подумала она. — От голода желудок свело».
Арсеньев насмешливо рассматривал ее долгим пристальным взглядом, а потом, словно разгадав ее мысли, сварливо произнес:
— Сама виновата. Если бы не палила попусту, не пришлось бы так долго топать. Сейчас уже были бы сыты и спали б в мягких постелях. И Борька был бы жив, — в голосе его прозвучала неподдельная тоска.
— Зато теперь тебе денег больше достанется, — ядовито заметила Ирина. — Что-то не слишком заметны твои переживания из-за гибели друга.
— Дура, что ты понимаешь, — брезгливо сплюнул Арсеньев и поднялся с земли. — И вообще, не слишком-то хвост поднимай. Я не столь безобиден, как кажусь на первый взгляд.
— Ты и на первый взгляд чуть хуже черта… — рискнула высказаться Ирина, но Арсеньев уже не слушал ее, быстро удаляясь в заросли.
Он натаскал веток, сверху забросал их травой и сообщил:
— Спать будем вместе.
Заметив на лице Ирины протест, примирительным тоном пояснил:
— Ночи еще холодные, да и медведи здесь бродят. Не бойся, приставать не стану.
Ирина нерешительно прилегла на импровизированную постель и, положив руки под щеку, мгновенно заснула.
Андрей не лег с ней рядом. Он задумчиво застыл у костра, не замечая бега минут, часов… Лицо его стало печально-отсутствующим.
* * *Вновь на него надвигалась сухая, потрескавшаяся земля Афганистана, покрытая обломками камней, и вновь, совсем как тогда, много лет назад, ему невыносимо захотелось жить.
Он побледнел, заново переживая свою, казалось, неминуемую гибель, поднял на Ирину наполненные смертельным ужасом глаза и увидел то самое лицо, которое тогда, в тысячах километров отсюда, неведомо как появилось, возникло перед ним из ниоткуда. Появилось и приказало, прокричало свое «нет», заставив смерть отступить, выпустить из костлявых пальцев верную уже добычу.
