Виталий Сертаков - Останкино 2067
– Тогда придется устранить обоих. К тому моменту вырастим нового Сибиренко. Или найдем другого открытого перформера.
– Другого кандидата в президенты? Я слышала, что таких людей, способных впитать чужую личность, крайне мало.
– Достаточно для ключевых постов, госпожа Симак.
– Я передам ваше мнение. Но никто еще, насколько я помню, не оставлял человека в чужом стриме дольше трех месяцев. Насколько это опасно?
– Вот заодно и оценим, насколько опасно. А руководить каналом Полонский сможет не хуже настоящего Сибиренко.
– Интересно… – Женщина щелкнула зажигалкой. – В целом я удовлетворена. Я передам, что работа над проектом идет успешно. Главное, чтобы не прервалась работа над новым шоу!
Мужчина тонко оскалился.
– Шоу продолжается, госпожа. Шоу всегда продолжается.
34. Восемь процентов
Вторые сутки ничего не болело.
Костадиса волновало, что наш способ связи через конфеты окажется неудобным, но все получилось как нельзя лучше. В три часа ночи я поднялся с кровати, подошел к окну и отдернул шторы. Этого достаточно. Спустя пару секунд вбежали двое, запихали меня в постель; я спрятал от встревоженных сидельцев свой смех в подушку.
В четырех километрах от окна клиники человек оторвался от сверхмощной оптики и доложил, что операция началась.
В восемь утра у нянек состоялась пересменка. Я видел их стертые физиономии и чувствовал себя ангелом смерти. Я теперь знаю, каково это, когда держишь чужие жизни в руках. Я мог бы их спасти одним словом и подсознательно ждал какого-то малейшего сигнала, Божьего знака. Возможно, подошла бы даже теплая улыбка, дружеский хлопок по плечу, пошлый анекдот, в конце концов…
Но никто мне не улыбнулся.
В восемь пятнадцать пришла на обход дама-профессор с двумя ассистентами, которые помогали на всех этапах. Их мне было жаль, но я повторял себе, что нас не пожалеют. Все трое ночевали в здании клиники, на моем этаже. Я уже понял, что федералы никого отсюда не выпускают.
Профессор отметила стопроцентный успех. Тотальный мейкап завершился. Сама она с трудом запудрила круги под глазами.
В восемь двадцать две мне принесли легкий завтрак. Предстояли занятия на тренажерах, затем общение с логопедом и постановка мимики. Рабочий день специалистов начинался в девять, я слышал, как они здоровались с дневной сменой агентов на кухне.
В соседней комнате, где круглосуточно бодрствовали два «психолога», прозвенел сигнал внешнего вызова. Салат, который я поглощал с напускным оптимизмом, застрял в глотке. Симак предупреждала, что охране дана команда меня застрелить при малейшем подозрении на вторжение.
Невозможно было услышать, о чем говорил охранник, но минуту спустя звякнул лифт. Я продолжал с улыбкой идиота запихивать в себя зелень. Наверное, в тот момент я бы мог прожевать пластмассовую тарелку и ничего бы не заметил.
В приемной раздались громкие голоса. Стараясь передвигаться как можно беззаботнее, я отхлебнул сока и вяло прошествовал к двери в туалет. В ту секунду, когда за мной затянулись тонкие жалюзи, в палату отворилась дверь из коридора.
В сопровождении моего «бархатного» друга на пороге стояла Марина Симак.
Операция вступила во вторую фазу.
Вторая фаза предписывала мне запрыгнуть в пустую ванну и не высовываться, пока не позовут. Но я не смог себя заставить скорчиться на дне корыта. Неприятно лежать и ждать, когда тебе выстрелят в затылок. Поэтому я просто упал плашмя на пол и продолжал наблюдать в щелочку. Мужчина с бархатным голосом сегодня не сказал ни слова, он вежливо застыл на пороге, зашел сам, а следом просочились еще двое. Этих двоих я сразу узнал, несмотря на умелый грим. Парни из команды Клементины Фор.
Дежурный, на ходу поправляя рубашку, бросился докладывать. Естественно, он не ожидал, что начальник приедет не один, а с дамой. Правда, Марина Симак в помещение так и не вошла. Дежурный успел произнести казенное приветствие, когда до него что-то начало доходить. В эту секунду подопечный госпожи Фор дважды выстрелил в него сквозь карман плаща. Одновременно второй детина отступил назад и дважды выстрелил из сонника в кого-то на кухне. «Бархатный» в шляпе, возглавлявший делегацию, так и продолжал спать стоя, под действием наркотика. Товарищ с дымящейся дыркой в плаще заглянул в соседнюю комнату, оттуда донеслись еще два хлопка.
Вошел Костадис и поправил сползавшую на нос шоферскую фуражку. Рукава чужого плаща он трижды подвернул, полы волочились по земле, с плеча свисал милицейский разрядник. В казенном наряде Тео был похож на хитрого гнома, укравшего костюм великана.
Позже грек рассказал мне, как прошла самая сложная часть операции по проникновению внутрь. Мужчина с бархатным голосом не зря занимал пост в иерархии своей конторы, он был уверен, что охраняет меня идеально. Вдобавок ко всему он был уверен, что выручать меня некому. Ошибка заключалась в том, что, убирая Льва, они расчищали себе путь к выборам с помощью Марины Симак. Они сделали ставку не на ту лошадку, но в этой жизни все ошибаются. Они сделали ставку на Марину, думая, что «купили» личного врага Сибиренко.
Поэтому мужчина с бархатным голосом не насторожился, когда она позвонила утром и попросила о встрече. Он заехал на стоянку ее гостиницы, а там парни Клео оказались чуточку быстрее. Они хлопнули троих, а главного накачали наркотиком. Оставалось только подталкивать его вперед.
Собственно, у Клео и Марины не было выбора. Сегодня вечером Сибиренко должен был выступать на празднике в Останкино, а назавтра в Кремле заявить о слиянии его новоиспеченной партии с партией парламентского большинства. Я не мог не восхититься его дальновидностью. Этот человек не планировал драться за президентское кресло, он плавно готовил миллионы любителей шоу к смене власти.
Он учел все, кроме одной мелочи.
После кремлевского бала его все равно ждали медицинское обследование и неминуемая смерть. Клементине в случае успеха были обещаны орден за раскрытие заговора против действующего президента и генеральская должность. На какую ступеньку метила Марина Симак, я так и не узнал. Когда я позже спросил об этом Ласкавого, он театрально закатил глаза. Его бывшая любовь вращалась в таких горних сферах, что обычным смертным ее ходы были недоступны.
Двое мордоворотов внесли что-то длинное, завернутое в пленку. Уложили тело на мою кровать, обернулись в поисках пижамы. Я скинул больничные тряпки, надел привезенный Костадисом костюм. Мертвый мужчина на моей кровати был моей точной копией. Точнее – за два месяца я стал его точной копией.