Максим Дегтярев - Ок-но
Я посмотрел на свои ботинки, составлявшие со скафандром одно целое.
— А как?
Луиза хлопнула в ладоши. Секунду спустя на веранду выкатил робот.
— Тутмос, ботинки! — сказала Луиза и указала роботу на мои ботинки.
Закралось подозрение: не попытается ли Тутмос сперва попробовать их с меня снять, тем более, что Тутмос повел себя крайне подозрительно — он начал обходить меня сзади. Я же в принципе против того, чтобы подставлять роботам спину.
— Не бойтесь, — посоветовала Луиза. — Поднимите поочередно ноги и дайте Тутмосу очистить подошвы. Заодно он пропылесосит ваш скафандр.
Робот выдвинул вперед трубу с ершистой насадкой и завыл, втягивая воздух.
— Только чур по карманам не лазить, — попросил я.
— Тутмос честный робот, — неожиданно для меня ответил Тутмос приятным баритоном. Очищенный, я был допущен в жилую часть секции. Комната, куда меня пригласили, была укомплектована стандартной мебелью, поставляемой вместе с секциями дома. Под окнами, выходившими на веранду, стояли надувные диваны практичного серого цвета. Пластмассовый столик в центре комнаты стоял в окружении складных стульев с провисшими тряпичными сидениями. На стенах висели фотографии и гербарии под стеклом. Я остановился перед снимком Жоржа Кастена.
— Перед отлетом на «Телемак», — быстро проговорила Луиза. — Вы посидите пока здесь, посмотрите снимки. Можете включить телевизор, если хотите. А я, тем временем, придумаю что из местной стряпни на вас испытать. За аллергию свою не переживайте — я учту ее при выборе продукта, — с этими словами она прошла в другую секцию.
Я прошелся по комнате, посидел на складном стуле, потом — на диване, затем встал и взял со стола стопку журналов в надежде найти среди них что-нибудь личное.
Из стопки выпал глянцевый буклет, рекламировавший какие-то космические круизы. Неужели, думаю, и здесь, на высокотехнологичной Ундине, занимаются рассылкой бумажной рекламы. Развернул буклет. Это была не реклама. «Галактик Трэвэлинг» сообщал Луизе Кастен, что она выиграла супердорогой месячный круиз по Сектору Улисса с посещением самых красивых звездных систем, включая знаменитую тройную Горгону с черной дырой посередине. Приглашение было отпечатано не на буклете, а на отдельном листе со смазанной печатью и неразборчивой подписью. Билет на одно лицо находился так же отдельно, он был на имя Луизы Кастен. Сбор и регистрация участников круиза были назначены на 12-е июня. Сегодня у нас 31-е мая. Время есть.
Уходя, Луиза не предложила мне покопаться в журналах, поэтому, застигнутый за чтением приглашения, я немного растерялся. Однако Луиза и не думала сердиться.
— Я рада, что вы нашли, чем себя занять, — сказала она.
— Готовитесь отправиться в путешествие? — спросил я, показывая ей буклет.
— Ой, ну что вы! Забыла выбросить, а то лежит перед глазами и соблазняет. Вы не представляете, за всю свою жизнь я ни разу не покидала Ундину, а так хочется… — она мечтательно закатила глаза, — Жорж несколько раз звал меня с собой, но сначала не отпускала учеба, потом я узнала, что у меня… то есть у нас будет малыш. Когда Жорж рассказал мне о своей мечте поселить меня и детей — а он хотел, чтобы у нас было много детей — на ферму, то я начала изучать методы селекции и ездить на практику. Но это было еще до беременности. А после я уже никуда не выбиралась из Ундина-Сити.
— Вы были все время одна?
— Нет, что вы, одна бы я не выдержала. Но у меня много друзей. Родители помогали — я жила с ними рядом. Мария… — она запнулась. — Впрочем, на Ундине очень бережно относятся к будущим матерям. Планете нужны новые граждане.
— На время круиза вы могли бы оставить ребенка с родителями.
— А ундикву? — с улыбкой возразила она. — Ундикву оставить не на кого. На самом деле я и Роша не хочу оставлять ни на один день.
— Можно увидеть малыша?
Луиза расцвела.
— Конечно! Только… — она запнулась.
— …руками не трогать, — догадался я.
— Это само собой разумеется. Я имела в виду, что он, наверное, спит, поэтому постарайтесь не шуметь.
— Не буду, — сказал я шепотом.
На полу детской лежал мягкий шелковый матрац с кучей мягких и надувных игрушек, его пришлось обойти, чтобы приблизиться к детскому манежу, стоявшему у окна. Решетка манежа отбрасывала полосатую тень, придавая голубому комбинезончику Роша отчасти тюремный вид.
Малыш открыл глаза.
— Разбудили все-таки! — с досадой проворчала Луиза.
— В папу, — заключил я, рассмотрев золотистые кудряшки и темно-голубые глаза. — Привет, Рош, — сказал я малышу. Тот прогудел что-то невразумительное.
Луиза позволила нам остаться наедине. Пока она готовила завтрак, я пытался Роша разговорить. Вдруг, думаю, Рош проболтается, что видел отца. Однако чувствовалось, что ребенок был подготовлен.
— Он у вас сноб, — сказал я Луизе, зашедшей в детскую с пластиковой бутылочкой в руках.
— Это еще почему?!
— Отказывается со мной разговаривать. Он недолюбливает репортеров?
— Ему одиннадцать месяцев! — возмутилась Луиза. Ей показалось, что я намекаю, что ее чадо отстает в развитии. — В этом возрасте дети редко разговаривают с репортерами.
Затем она обратилась к Рошу на языке, который я не понимал. «У-лю-лю, гу-гу-гу, ай-ай-ай» и прочее. Рош понимал ее превосходно и даже отвечал, — не смотря на то, что рот у него был занят соской.
— Теперь ваша очередь, — сказала мне Луиза, накормив сына и утерев ему физиономию салфеткой с вышитым астронавтом.
Рош улыбнулся. Он знал, что в бутылочке ничего не осталось.
— Хорошо бы провести дегустацию поближе к… — и я очертил в воздухе круг диаметром двадцать пять сантиметров. Этот стандарт известен и на Ундине.
— Вы же в УНИКУМе, — усмехнулась она. — Впрочем, надеюсь, все обойдется.
Кухня была самым обжитым помещением в доме. Это была даже не кухня, а, скорее, небольшая лаборатория, где можно было увидеть ундинскую флору во всех ее стадиях, начиная с крохотных проращенных семян в банках с вонючими удобрениями и кончая холодным супом в холодильнике размером с Янин кабинет. Суп мне не достался — ни холодный, ни горячий. Луиза вынула из микроволновки тарелку с высокими краями и поставила передо мной на стол, дала ложку. Я попросил хлеба — сказал, что без хлеба, я даже макароны не ем. Она ответила, что хлеб, как продукт посторонний, может повлиять на исход эксперимента, поэтому я его не получу, тем более, что хлеба в доме нет. Я смирился.
В прозрачном бульоне плавали стебельки и упругие шарики, похожие на оливки.
— Вегетарианский? — уточнил я.
Она подтвердила. Насколько ей известно, ундинскую живность еще никто на вкус не пробовал. И вряд ли в ближайшем будущем кто-то станет ее пробовать.
