Владимир Серебряков - Звездный огонь
Нагло пользуясь вычислительными резервами чужих аугментов — подключился не только к интербрейну Новицкой, но и к вживленным интелтронам спящей Деборы Фукс, — я просчитал траекторию, выводящую нас в окрестности неторопливо ползущего по орбите Габриэля. Заложил программу в автопилот. И только тогда позволил себе забиться в молчаливой, страшной истерике, пытаясь продолбить кулаком стальные стены колодца, на дне которого скорчился, пытаясь найти опору в холодном полу, не откликаясь на суматошные вызовы Катерины Новицкой. Меня неотвязно преследовала одна и та же галлюцинация: будто время — это космос, и я, вывалившись за пределы скорлупы обыденного существования обычного наемного шпика Колониальной службы, сквозь предательскую паутину настоящего, прорывая мгновения слой за слоем, падаю в пугающее, непредсказуемое, бесконечное будущее. Я не мог даже укрыться от этого ужаса в привычном и оттого не столь пугающем кошмаре фуги, потому что в аптечке у меня оставалось только три дозы коктейля. И я подозревал, что они понадобятся мне все до одной, прежде чем баржа коснется холодного соленого песка.
Глава 13
Если путь на Самаэль отнял у нас три дня, то обратная дорога — почти вдвое больше. Отчасти потому, что, удирая от богмашины, мы сделали изрядный крюк (если можно так говорить о сложноватой для понимания динамике неинерциальных траекторий), но больше — оттого, что все трое оставшихся в живых членов экипажа «Кометы» находились не в лучшем состоянии рассудка. Из-за пережитого — да, но мучения наши не закончились со смертью Ибара.
Богмашина преследовала нас неотвязно. Иногда она отставала — по какой причине, непонятно, но всякий раз мы переглядывались, опасаясь спугнуть неосторожным словом затеплившуюся надежду, — но потом всякий раз возвращалась, и надежда гасла. Зеленые крылья то распахивались на сотни километров, то вдруг сжимались в некое подобие богохульного нимба. Когда двигатель выключался, машина словно бы теряла след и продолжала лететь по инерции, но стоило приводу заработать, и она вновь занимала место за кормой, будто считая его своей законной собственностью. Пристального внимания древнего робота одного хватило бы, чтобы заработать нервный срыв. А ведь положение наше осложнялось тем, что в пилотировании все мы были полными профанами. По справедливости следовало бы уточнить: мы двое, потому что Дебора Фукс едва приходила в сознание. Стоило нам хоть немного снизить дозировку транквилизаторов, как уровень адреналина в синапсах подскакивал до пугающих высот. Я даже начинал думать, что Тоомен специально запрограммировала подобную реакцию — как изощренно-мучительный вариант «кнопки мертвеца». Трудно представить, что наворотила бы в неясном, шизофреническом беспокойстве наша спутница, если бы нам не удалось вогнать ее в беспрерывный сон — к сожалению, не способный исцелить нанесенные рассудку и сердцу раны.
Большая часть работы пришлась на мою долю — в отличие от Новицкой, я не нуждался во сне. Лишь пару раз мою работу прерывали фуги — я терпел до последнего, прежде чем позволить сознанию отключиться, утонув во фрактальных грезах. Даже когда Катерина отключалась, впадая в наркотическую дремоту, я продолжал устало, старательно выискивать следы, оставленные Линдой Тоомен в бортовом лосе: ловушка за ловушкой, петля за петлей, блокируя перепрограммированные участки и переписывая наново порабощенные алгоритмы. Когда мы удостоверились, что все системы «Кометы» под нашим контролем, мне пришлось переключиться на свой нейраугмент. Я был почти уверен, что Ибар не преминула оставить и там россыпь троянов, но не это тревожило меня больше всего, а то, что наемница заблокировала некоторые зоны моей базы данных. Не стерла — полностью зачистить информацию в твердопамяти без согласия хозяина почти нереально, — но сделала недоступной. Словно подробные сведения о шаблоне Арракиса могли мне чем-то помочь.
Бывало, что зрение отказывало, что слезы текли ручьем из покрасневших глаз, но я не прекращал работать, потому что стоило мне отвлечься, как сознание хватким клещом вцеплялось в ползущую за нами смертоносную машину, и цепенящее сомненье охватывало меня — правильно ли мы поступаем, не верней ли будет последовать примеру Тоомен и если не уничтожить богмашину, то погибнуть самим, но не дать ей добраться до Габриэля… потому что, как я ни старался, не мог убедить себя, будто неоспоримо верно предсказал ее дальнейшее поведение.
Или я начинал размышлять о том, какие перемены встретят нас по возвращении. На Габриэле прошло десять стандартных дней, чуть больше пяти солнечных суток — столько же, сколько на борту «Кометы», достичь релятивистских скоростей в пределах внутренней системы было невозможно, да и опасно. Следовало предположить, что эти дни оказались для жителей колонии не менее насыщенными, чем для нас, пленников обезумевшего Ибара. Вполне вероятно, что на планете установилась новая система управления — или рискуны под водительством Тадеуша Новицкого сумеют-таки смять массой оставшихся без поддержки голубцов, или Этьенс, выбравшись из ступора, направит раджпутов Адит Дева навести порядок в городе. О дальних поселениях я как-то не думал: маленькие городки и одиночные компаунды вдоль разлома слишком зависят от транспорта — то есть от центральной власти, — чтобы проводить самостоятельную политику, хотя по ним рассеяно более половины населения планеты… нет, колонии, поправил я себя. Пора отвыкать от искусственного разделения на институтскую и доменную зоны, а население Башни составляло заметную долю всегабриэльского, если относить к нему не только т-физиков и администраторов, но также вспомогательный персонал — рабочих из мастерской, живых прислужников, тех же раджпутов…
Планета разрасталась за кормой. Вначале — переливчатой искрой, потом — алмазно-золотым полумесяцем, и в самом конце — занимающим полнеба диском, драгоценной игрушкой небес. Должно быть, таким видели Габриэль первые исследователи с борта лифтоносца, вышедшего на экваториальную орбиту, прежде чем сбросить уже ненужный груз маршевого стелларатора и опустить ТФ-модуль на поверхность. Пространство не слишком привлекало директоров Службы, и, проделав не столь уж долгий по космическим меркам путь, я готов был с ними согласиться — в космосе нет ничего интересного. Хотя полноценная спутниковая оболочка Габриэлю не помешала бы… впрочем, население домена не слишком велико, чтобы оправдать расходы на ее создание.
Думаю, это и помогло нам вернуться незамеченными. «Комета» легла на временную орбиту, чтобы мы успели подготовиться к спуску, богмашина, потеряв след ТФ-распада, самым неестественным образом зависла над планетой в двух тысячах километров над поверхностью… а со стационарных спутников так и не поступило ни единого запроса в наш адрес.
