Алексей Калугин - Все под контролем (Сборник)
Я совершил это движение совершенно неосознанно и вначале объяснил его тем, что ждал возвращения своих спутников. Но очень скоро я понял, что это не более чем самообман. Взгляд мой был устремлен не на распахнутую дверь таверны, а на стол, за которым, склонив голову над бумагой, сидел Шекспир.
Рука, в которой он держал перо, стояла локтем на столе. Перо замерло почти в горизонтальном положении. Чернила на его заостренном кончике давно высохли. Шекспир так и не решился коснуться пером бумаги.
Что было тому причиной? Страх автора перед чистым листом? Сомнения в том, что выбранное слово наиболее точно отражает суть задуманного? Неуверенность, которая возникает, когда образ главного героя начинает расплываться и словно бы растворяться в общей канве сюжета, который движется уже как бы сам по себе, независимо от автора? А, может быть?..
Мысль, мелькнувшую у меня в голове, я и сам готов был назвать крамольной. Но глядя на напряженный профиль сидевшего всего в нескольких шагах от меня Шекспира, я не мог от нее отделаться. А что, если ему просто нечего написать? Что, если стремление Шекспира стать драматургом имело под собой вовсе не потребность излить на бумаге все то, что в душе его превращалось в полуфантастические образы, любая трактовка которых кажется слишком упрощенной, а всего лишь желание неудавшегося актера найти себе иное поприще, так или иначе связанное с театром, без которого он себя не мыслил?..
Я тряхнул головой, прогоняя внезапное наваждение, и залпом допил остававшееся в стакане пиво.
И в этот момент Шекспир быстрым, коротким движением, словно хотел убить муху, ткнул перо в чернильницу и, стряхнув повисшую на конце тяжелую темную каплю, крест-накрест перечеркнул лежавший перед ним лист.
Я вздрогнул так, будто в руке Шекспира было не перо, а остро заточенный гвоздь, и провел он им не по бумаге, а по коже на моей груди, процарапывая ее до крови.
Я бросил быстрый взгляд на дверь. Алекса с Ручинкиным видно не было.
Шекспир положил перо поверх бумаги и медленно провел ладонью по лицу. Затем он повернул голову, и я увидел его глаза, полные душевной муки и тоски.
Я больше не мог оставаться на месте.
Поднявшись с табурета, я быстро подошел к двери и выглянул на улицу. Кроме двух подвыпивших ремесленников, о чем-то вяло споривших друг с другом, рядом с таверной никого не было. Должно быть, Ручинкину стало совсем плохо, и Алексу пришлось отвести его на задний двор.
Сделав всего лишь шаг в сторону от двери, я оказался за спиной у Шекспира. Чуть подавшись вперед и вытянув шею, я попытался незаметно взглянуть на то, что он писал.
Одновременно с моим движением вперед Шекспир обернулся.
Наши взгляды встретились.
У меня дыхание перехватило от чувств, захлестнувших мою душу. Я смотрел в глаза гения! Я почувствовал слабость в коленях и, чтобы устоять на ногах, был вынужден опереться ладонью о край стола.
– Вам дурно? – спросил Шекспир, по-прежнему не отводя от меня взгляда своих странных глаз, которые, казалось, смотрели куда-то мимо собеседника.
Слова он произносил отрывисто и резко. Голос был высокий и чуть надтреснутый, похожий на звук, который получается, когда дергаешь за щепу. Я даже подумал, что, возможно, именно из-за неприятного голоса и не сложилась его актерская карьера.
– Нет-нет! – отрицательно махнул рукой я. – Просто немного закружилась голова. Должно быть, от духоты.
Я слабо улыбнулся.
Шекспир изобразил губами ответную улыбку. И все. Я словно бы перестал для него существовать. Он смотрел в окно, думая о чем-то своем.
– Вы позволите мне присесть? – спросил я.
Даже не посмотрев в мою сторону, Шекспир безразлично дернул плечом.
Я пододвинул трехногий табурет и сел. Взгляд мой скользнул по верхнему листу бумаги в тоненькой стопке, лежавшей перед Шекспиром. Это, вне всяких сомнений, была рукопись пьесы. Но по тем строчкам, что мне удалось прочесть, я не мог определить, что это за произведение. В первоначальный вариант рукописи было внесено много правок. Местами были вычеркнуты и переписаны заново целые строфы. А в конечном итоге все, что было написано на листе, оказалось размашисто перечеркнуто крест-накрест.
– Вы не станете возражать, если я угощу вас пивом? – предложил я, бросив настороженный взгляд на дверь, в которой с минуты на минуту могли появиться мои спутники.
Шекспир вновь посмотрел на меня, и его левая бровь удивленно приподнялась.
– С чего бы вдруг? – не очень-то дружелюбно спросил он.
Я не ожидал такого вопроса, но быстро нашел что сказать:
– Вы ведь актер труппы «Комедианты Пембрука»?
Я сделал паузу, ожидая утвердительного ответа или хотя бы легкого кивка, но Шекспир не пожелал подтвердить высказанную мною догадку.
– Конечно, это были вы, – натянуто улыбнулся я. – Я сразу же вас узнал! Я недавно был на спектакле в «Театре»…
Сказав это, я испугался, что Шекспир спросит, какой именно спектакль с его участием я видел. Мне примерно был известен репертуар «Комедиантов Пембрука», но в каких пьесах играл Шекспир и какие роли в них были ему отведены, я не имел представления.
По счастью, Шекспир не стал уточнять, какую именно пьесу с его участием я видел. Он спросил только:
– Ну и что? – чем поверг меня в полнейшее замешательство.
Чтобы как-то выйти из неловкого положения, я взмахом руки подозвал девчушку лет тринадцати, разносившую пиво, и, дав ей пенни, велел принести два стакана.
Вновь обратив свой взгляд на Шекспира, я уже знал, как построить дальнейшую беседу. Единственное, что беспокоило меня в этот момент, это то, что внезапное появление Алекса и Ручинкина могло все испортить.
– Мне известно, что помимо игры в спектаклях вы небезуспешно пробуете свои силы в искусстве драматургии, – сказал я.
К моему величайшему недоумению, Шекспира подобное заявление ничуть не удивило. Усмехнувшись, он подцепил пальцами стопку бумаги, лежавшую перед ним на столе, чуть приподнял ее и снова бросил, произнеся при этом лишь одно слово:
– Пачкотня.
Внутри у меня все похолодело. Я готов был услышать все что угодно, но только не столь уничижительный отзыв драматурга о своем творчестве.
– Вы несправедливы к себе, – с укоризной покачал головой я.
Но получилось это у меня как-то не совсем убедительно.
– Вы тоже пишете? – спросил у меня Шекспир.
– Пожалуй, – подумав, кивнул я.
Девчушка поставила на стол наполненные пивом стаканы, один из которых я пододвинул Шекспиру.
Коротко кивнув в знак благодарности, Шекспир взял стакан и разом ополовинил его.
– Позвольте спросить, над чем вы сейчас работаете?
Шекспир поставил недопитый стакан на стол и вытер губы тыльной стороной ладони.