Александр Лонс - Договор
— А кто ваш учитель в искусстве? — задаю я очередной стандартный вопрос. — Кого вы считаете наиболее значительным?
— Когда в первый раз я попал в Русский музей в Ленинграде и увидел там работы Шубина, Венецианова, Брюллова, то пришел в восторг. С тех пор для меня великими художниками были, остаются и навсегда останутся те, кто отличался блистательным мастерством и чувством души. Я за искусство, которое, по возможности, как говорил Леонардо да Винчи, приближено к природе, и чем духовнее это искусство, чем больше в нем живой души, тем дольше оно будет жить в этом мире.
— Какую из сделанных вами скульптур вы считаете самым удачным своим творением и почему?
— Не знаю, мне все они по-своему дороги и важны.
— А как вы относитесь к арт-критикам? Оказывают ли они какое-то позитивное влияние на ваше творчество?
— Критиков у меня вообще нет, потому что в наше время их по сути своей не может существовать в принципе. Критиком может стать только тот человек, который хоть чуть-чуть умеет что-то делать сам, как великие искусствоведы прошлых лет: Прахов, Стасов, Готье. Как только человек попробовал рисовать, он понимает, что такое великое мастерство. Не обижайтесь, но сейчас нет критиков, а есть продажные журналисты, черным пиаром зарабатывающие себе деньги. Даже тогда, когда я только начинал свой творческий путь, я не имел ни одного заказа от того сладкого пирога, который государство выделяло для Союза художников, чтобы художники были послушны, и работали на нужные коммунистам темы. Я всегда делал только то, что хотел и чувствовал, и по мере моего продвижения вперед в смысле глубины мастерства, психологизма, ко мне обращались за заказами, а я приобретал все больше поклонников и клиентов. Я всегда жил только своим собственным, честным трудом, зарабатывая на кусок хлеба с маслом. Главное — я молю судьбу, чтобы мне побольше было отпущено времени, чтобы у меня сохранялся пламень в душе, без которого невозможно создавать произведения истинного искусства. Главное мое счастье в том, что я чувствую, как набираю силу от одной работы к другой.
— Извините, Владимир Андреевич, за следующий вопрос. Скорее всего, он уже набил вам оскомину, но тем не менее: как вы относитесь к творчеству современных модных художников? К тем, о ком сейчас постоянно пишут и кого показывают по телевидению, снимают в кино?
— Кажется, я знаю, кого вы имеете в виду. Не мне судить, но то, что они делают, не имеет прямого отношения к искусству.
— Вот вы — член Академии Художеств. Она что — единственная в России?
— Да, не так давно я был избран действительным членом Академии Художеств. Она является единственной профессиональной академией художеств в стране, как и сто, и двести лет назад. Я этим горжусь. С нашей великой Академией связаны имена, перед которыми я преклоняюсь: Шубин, Брюллов, Иванов, Кипренский, Левицкий. Это художники мирового класса. Войти в Академию, быть в нее избранным — для меня великая заслуга и огромная честь.
— Расскажите нашим читателям немного о технике создания скульптуры. Как вы это делаете?
— Прежде чем ваять, художник должен почувствовать тему своей будущей работы. Перед тем, как взять в руки материал, я должен сам себе отдавать отчет: что я выражу, какие чувства, помимо внешнего вида — это непременное обстоятельство. Значит, я подсознательно должен прочувствовать душу этой идеи и часть души модели должна перейти в произведение. Без этого глупо работать, да и бессмысленно садиться за станок. Сложность здесь заключается в том, что нужно взять неодухотворенный материал и превратить его в одухотворенную форму.
— А сколько времени в среднем занимает создание одной скульптуры?
— Скульптуры бывают разные, но в среднем я работаю от одного дня до месяца.
— Кто приобрел ваши работы, а какие находятся в вашем личном собрании? Читателям это всегда интересно.
— Поскольку я нигде не преподаю, то единственный мой способ заработка — создание работ на заказ. Если клиент мне заказывает скульптуру, то он же за нее и платит. Работы, принадлежащие мне, — это то, что я делал для себя лично. Я копил их всю жизнь, и никогда не было проблем продать эти работы, хотя у меня и нет своей галереи.
— Года этак четыре назад, я побывала на вашей персональной выставке, и вы, насколько я помню, — очень хороший портретист. У вас есть новые портреты?
— Да, есть. Но, к сожалению, я делаю их все реже и реже. Хотя, если мотив меня волнует, я с удовольствием исполняю скульптурный портрет. Меня больше тянет к живому человеку, так уж по природе я создан. Вот, недавно сделал портрет матери академика Незнанского. Она была уже в преклонном возрасте, очень милая дама, в ней чувствовалась культура, обаяние, аристократизм. Несмотря на свой возраст, она старалась твердо держаться на сеансе, хотя ей было очень и очень тяжело.
— Владимир Андреевич, ваша мастерская расположена в промзоне, рядом с автомобильным заводом. Ваше творчество связано с техникой? Вдохновляет ли вас, помогает ли вам индустрия и механические конструкции?
— Я благодарен вам за этот вопрос. Без техники не представляю своего душевного состояния. Без своего любимого "Форда" я — как без рук, вернее — ног. Особенно без современной электроники, без компьютера. У меня неплохая аудиосистема, и когда я ваяю, то в мастерской всегда звучат произведения Баха, Вивальди, Моцарта, Генделя.
— Я заметила, что дарование — явление комплексное: многие выдающиеся музыканты хорошо рисовали — например, Святослав Рихтер. В то же время, некоторые большие художники были прекрасными музыкантами… Это наблюдение правильное, Владимир Андреевич?
— Да, правильное. Был такой гениальный французский портретист — Жан Огюст Доминик Энгр. Он родился в Восемнадцатом веке и мастерски, блистательно играл на скрипке. Если человек ощущает музыку, я думаю, что он сможет чувствовать и изобразительное искусство. Если бы я не был скульптором, я бы очень рассчитывал стать музыкантом. Скрипка, орган — божественные инструменты, голоса человеческих душ, пред ними я встаю на колени. Инструмент, если он в руках большого мастера, такого как Гидон Кремер или Гарри Гродберг, способен затронуть все грани людской души, все волнения сердца.
— А вы всегда здесь живете? Или у вас есть загородный дом?
— Я постоянно живу в Москве. Загородный дом также имеется, хотя, в общем-то, я больше городской житель, так как прикован к своей мастерской, связан с людьми, которые живут в моем городе. Мастерская — это, конечно, тоже, но она — в другом месте.
— Традиционный вопрос: когда вы бывали в Петербурге, что вам там понравилось, а что — нет?
