Всеволод Глуховцев - Пурпурный занавес
– Ну, друг мой, это не запятая, а точка. Ивана погубил не ты, а кузен твой, Альтер-эго, так? Так. Следовательно, чист. А Марину твою… да какая разница из-за кого ты её встретил! Встретил ведь – вот что главное. А остальное – тьфу! И тут-то вот действительно запятая…
– Что такое?
– Да вот любовь… – здесь Бородулин сделался глубокомысленным, как Сократ. – Ты знаешь, давно меня мытарит одна задумка. И чем дальше, тем больше… С годами я всё твёрже убеждаюсь в том, что в мире разлита некая могучая сила… ну, условно её можно назвать женской сущностью. То есть, на человеческом уровне она проявляется в создании таких существ, как женщины. А вообще это какое-то базовое качество Вселенной, совершенно особое. Не знаю точнее, как объяснить…
– Я понял, – серьёзно сказал Гордеев.
– Да? Ну, тогда тебе ясно. Вот смотри: дядя твой уж какой был супер-пупер, вроде всё должен был видеть, как рентген. Так какого чёрта он не видел того, что у него под носом! Сына своего не видел, знать о нём не знал! Почему? А я тебе отвечу. Видно мадам эта, мать Семёна, так любила… такая там любовь была! А против этой женской любви всё бессильно. Всё! Вот тебе сила – София, так что ли?.. Вот и Марина твоя так же. Любовь – это, дорогой мой, не астралы там какие-то! Любовь столкнула вас, и дальше вела, и берегла, так что пусть Семён этот твой не трындит зря!..
Николаю мысль понравилась, он подумал, тряхнул головой:
– Ну, теперь уж не будет. Он своё отговорил.
Бородулин закряхтел мечтательно, заёрзал, взялся за бороду:
– Эх, если б найти эту мамашу Семёнову… Я думаю, она нам много бы чего интересного порассказала, а?
– Ну уж нет! – Николай даже испугался. – То есть, если вы сами, то ради Бога, а я – увольте, слуга покорный!
– Ладно, ладно, – Евгений Петрович засмеялся. – Это во мне азарт журналистский забродил… Технически-то идея вполне реализуемая, ничего сложного.
– Понимаю, – Гордеев глянул ввысь, сощурился. – Небо-то какое! Красота… Ладно, Евгений Петрович, пойду я. Всего вам хорошего.
– Увидимся, – Бородулин протянул ладонь.
Николай пошёл. Сначала как-то ни о чём он не думал, смотрел под ноги… а потом опять глянул вверх, увидел синеву небес, и его так и накрыла мысль: слушай, Коля, а ведь всё кончилось! Хорошо!..
И в самом деле, так легко стало на душе. Николай вздохнул счастливо, полной грудью и пошёл бодрым шагом.
Он пересёк знакомый Снежный бульвар, двинулся дворами, улыбался – просто так, от светлых чувств. Идя, он вспомнил, что это те самые дворы, по которым он нёсся хищной рысью несколько дней назад, ведомый таинственными знаками. И улыбнулся: теперь так это всё смешно кажется! Все эти символы, магические кланы, премудрость мира сего… Знаки! Вон оно, то крыльцо. К которому тётка подходит. Ну да…
Стоп!
Он и вправду встал.
Рослая крупная дама, величавой походкой поднимающаяся на крыльцо… не она ли, та гадалка из «Магикуса»?! Николай узнал её по эффектной платиновой шевелюре. Да ей-Богу, она… Или нет?
Покуда Николай стоял столбом, дама исчезла в тёмной подъездном зеве.
Бежать? Догнать!.. Николай чуть было не сорвался. Но удержал себя. Стоит ли? Ведь всё же кончилось… Кончилось? Ну конечно!
И он махнул рукой, рассмеялся и пошёл домой.35
Вечером, во время ужина, он обстоятельно всё Марине рассказал. А потом спросил, что она думает по поводу всего этого.
– Я не знаю, что тебе сказать, милый, – она серьезно посмотрела на него, – это всё слишком грандиозно и страшно, чтобы… чтобы попытаться дать совет. Только ты сам можешь решить, как поступить. Я… ну, я боюсь за тебя, я простая, самая обыкновенная женщина. И я устала от всего этого, меня просто тошнит от этих Посвященных и магов. И потом столько смертей вокруг этого. Не знаю…
Николай ничего не ответил, лишь крепко прижал к себе подругу, вдыхая тонкий аромат ее духов. Да, он САМ должен принять окончательное решение. И он его примет!
Он хотел сделать это утром, подумав хорошенько. Но пришлось раньше. Ночью.
…опять то же дикое небо в облачных лохмотьях, тёмные камни, скалы, расщелины меж ними. Знакомый край, земля Дракона… Вот же мать его!
Николай так устал от этого всего, что ни ругаться, ни расстраиваться, ни переживать сил у него не было. Идти – были, но неохота. Он поискал глазами, куда бы присесть, но тут перед ним протянулась тропинка, побежала, обогнула скальный выступ, приглашая гостя идти. Он и пошёл – не спеша, ибо понимал, что спешить ему некуда.
Понимал он правильно, но удивиться всё-таки пришлось. Тропинка обогнула скалу, и там, за поворотом, куда-то пропал суровый ландшафт. Коля увидел весёлую лесную опушку, цветущее разнотравье, а дальше – сам лес, летний, дивный, с радостной зеленью берёз, черёмухи, и спокойной, солидной – сосен. И над всем этим никакое не драконье, а самое что ни на есть земное, голубое, ясное небо.
И человек, с грустной улыбкой стоявший на опушке, был вовсе не Дракон, и не могущественный и загадочный Учитель – хотя Николай сразу понял, что он видит сейчас обоих этих деятелей. Но они послушно свернулись, спрятались за спину этого пожилого человека. Михаила Евграфовича Гордеева.
Николай усмехнулся, подошёл.
– Здравствуй, дядя Миша.
– Здравствуй, Коля, – дядя улыбнулся чуть пошире.
Они заговорили очень дружелюбно, но рук друг другу не подали, да и стояли на расстоянии метров пяти друг от друга, будто меж ними была какая-то незримая стена.
Дядя огляделся.
– Ну, – начал он, – что же… Садись, Коля, поговорим.
Коля тоже огляделся, но куда сесть, не понял.
– Да прямо вот сюда, в траву. Смотри, как хорошо, тепло! Садись.
И они на том же расстоянии уселись на землю, которая и впрямь была так хорошо согрета летним солнышком.
– Слушай, дядя, – сказал сразу же Николай. – Это всё правда, что мне… э… ну, Семён… да, Семён. Словом, что он мне рассказывал?
– Да, – так же сразу ответил дядя. – Только он тоже главного не понял.
– Тоже? Как и я?
– Тебе, полагаю, сейчас это предстоит.
– Бог мой… – Николай поморщился. – Я-то думал… А тут ещё что-то предстоит!
– Это последний шаг, – успокоил его дядя. – Всё остальное ты уже прошёл.
– Да уж… Но дядя Миша, а что ж ты с начала не мог мне всё объяснить! Зачем комедию ломал? Учитель там какой-то.
– А это друг мой, не от меня зависело, а от тебя. Ты сам дорастал постепенно. Ведь нас, верно, люди представляют большей частью так нелепо, даже дико… Вот ты и понимал, как мог. И я тут ничего не мог поделать.
– Да уж, – повторил Николай и вздохнул. – Видно, и в самом деле до конца не понял… По поводу того, кто такие «мы» – подробнее, если можно.
– Пожалуйста, – охотно молвил дядя. – Мы – это обитатели биосферы. Дети её, если так можно сказать.
