Роман Буревой - Маска Дантеса
Возникла голограмма крепости. Вокруг — отроги гор, покрытые льдами.
«Холодно…» — вспомнил Корвин тихий шепот маленького Торквата.
Значит — малыш помнил… но только боялся сказать… Мерд! Может быть, не все потеряно? Нет, невозможно, эликсир стирает память навсегда… если только… да, если только мальчишка не притворялся… то есть изображал, скрывал, боялся, смертельно… Так боялся, что и сам поверил: он все забыл… Что он еще сказал?
Итак… Корвин спросил, кто был с ним, мужчина или женщина, и маленький Торкват показал картинку в книжке. Цирцея…
— Цирцея. Это имя что-то тебе говорит? — обратился Марк к сестре. Но при этом смотрел на Друза.
— «Одиссея»… Волшебница… свиньи…
— Кирка, — подсказал Друз.
— Что? — изумился Марк. Не столько подсказке Друза, сколько тому, что голос предков промолчал. Верно, счел неважным.
— Кирка. Так римляне обычно называли Цирцею, — пояснил Друз. — Мою двоюродную бабку звали Кирка, — признался Друз. — Сестру деда по матери. Она меня обожала и все время баловала. После того как отец пропал, чуть ли не каждый день приходила. Своих детей у нее не было. Кирка… Это женское имя в роду Светониев очень популярно. Моя мать из рода Светониев.
— Я помню… — спешно сказал Корвин. — Ну что ж, отличная работа, Друз, хотя вряд ли твоя покойная бабка имеет отношение к заговору. Лери, душа моя, — Корвин улыбнулся сестре, — бегом в мой кабинет, свяжись по защищенной связи с Флакком и предупреди: пусть готовит своих легионеров к штурму. Мы свяжемся с ним через полчаса. На кухне скажи Табию, чтобы сварили кофе покрепче. Думаю, спать нам не придется. Да, еще… поищи в галанете: есть ли сейчас у Светония родственницы по женской линии с именем Кирка.
Лери чмокнула Друза в губы, брата — в щеку и умчалась.
— Кто тебе назвал имя Кирки? — полюбопытствовал Друз.
— Неважно… — Говорить, что маленький Торкват вышел невредимым из лап «очистителей», пока никому не следовало. Ни-ко-му!
— Думаешь, Светоний у них главный? — спросил Корвин, наполняя бокалы до краев.
— Не знаю. Я встречался с ним однажды. Он мне показался человеком незаурядным.
Марк кивнул, поднес к губам бокал, но пить не стал. Смотрел, как пьет Друз. Подождал, пока тот поставит опустевший бокал на стол.
— Луций, от кого твоя мать получила генетическую память?
Друз вскочил.
— Ты что, решил бежать? — поинтересовался Корвин.
— Нет.
— Тогда сядь.
Центурион подчинился и затравленно глянул на Марка, как будто его застали за каким-то очень постыдным, невозможным почти занятием.
— О чем… О чем ты говоришь? — Друз еще пытался ускользнуть, обмануть, хотя сам сознавал: безнадежно.
— Ты у нас механик и специалист по системам связи, взламываешь секретные коды и можешь добраться до любой информации. Все технические системы тебе подвластны. Такое невозможно… не под силу даже гению… Но вполне допустимо, если все твои предки были специалистами в этих областях. Твой отец не обладал подобной универсальностью: я… как понимаешь… хорошо это помню. Когда я услышал про гениального Светония… я понял, что он тоже, как и ты…
— Нет, я же не патриций… Дурацкая выдумка… — попытался отпереться Друз.
— И потом, та драка на Китеже. Ты не просто дал Стасу по физиономии, а кинулся его избивать, когда несчастный парень заговорил о «маменькиных приключениях». Не за Лери оскорбился — за себя. Пришел в бешеную ярость. Ты… а не она… ты помнил любовные приключения своей матери, и потому слова князя Станислава так тебя уязвили.
— Недаром все хотели, чтобы ты не возвращался, Корвин. Теперь я понимаю, что другие испытывают перед тобой, — прошептал Друз.
— Сколько поколений можешь вспомнить?.. То есть деяния скольких поколений?
— Три. Моя мать, мой дед и прадед… то есть, возможно, еще и прапрадед. Но я их путаю. Я же не проходил настройку памяти. Наоборот, скрывал… Представь, как скучно мне бывало на уроках! Хотя я перепрыгивал из класса в класс как заяц.
— Чья патрицианская память у тебя? — продолжал допрос Корвин.
— В каком смысле? — в этот раз Друз недоумевал, похоже, искренне.
— Тайны какого рода тебе достались? Эмилиев? Корнелиев? Валериев? С кем из патрициев ты в родстве?
— Ни с кем, — пожал плечами Друз.
— То есть ты не помнишь, кто из патрициев передал тебе генетическую память?
Друз отрицательно мотнул головой.
Корвин задумался. Невероятно. Лжет? Скрывает? Или все дело в том, что не было настройки? Или… каким-то образом возник сам собой еще один патрицианский род? Марк не знал, что ему делать. Утаивать наличие генетической памяти — преступление. Следователь Корвин должен немедленно заявить о своем открытии в комиссию сената. Ну, пусть не сегодня, а завтра… не имеет значения. Два, три дня… что это изменит?
«Многое, — шепнул голос предков. — Ты не можешь прикрывать чужие грехи!»
«А мой отец? Разве он не позволил наварху Корнелию ускользнуть?» — напомнил Марк.
«Он дал ему отсрочку», — тут же принялся оправдывать предшественника голос.
«Я тоже дам отсрочку… Или вообще ничего докладывать комиссии не стану».
«Какой пример ты подашь своему будущему сыну! — возмутился „опекун". — Ради друга можно нарушить закон! Отлично!»
«Не ради друга, — ответил Корвин. — Представь, если сейчас во время кризиса сенаторы узнают, что плебеи каким-то образом могут получать генетическую память! Сами! Да они уничтожат Друза. И тех его родственников, в ком заподозрят наделенных ношей! Воображаю… это будет психоз, охота на ведьм… Тогда Лацию точно конец. Ну, что скажешь?!»
Голос ничего не ответил. Промолчал.
— Мерд! Ты понимаешь, надеюсь, насколько эта твоя незаконная память осложняет все дело. Сейчас! Именно сейчас, когда у нас творится такое!
Друз кивнул:
— Марк, я никогда, клянусь… Никогда не использовал свою память во вред.
— Ладно, речь не о тебе. Прадед у тебя и у Светония общий, надо полагать?
— Да… Только для нынешнего Светония это дед. Да не знаю я, откуда у нас эта треклятая память! — повторил Друз. — Мне приходилось все время ее скрывать, чтобы не отправиться на Петру или куда подальше. Моя мать тоже все время таилась.
— Неужели твой отец не догадался? — недоверчиво покачал головой Марк. — Следователь проворонил в собственном доме преступление.
— Отец редко бывал дома. А мама… волей или неволей, чтобы не выдать себя, привыкла молчать.
— Чего нельзя сказать о тебе.
— Я придумал себе что-то вроде карнавальной маски.
— Да здравствует Китеж!
Друз поморщился:
— У меня карнавал длился круглый год. Я все время что-то опрокидывал, ронял… Проливал вино на тунику… Никто не заподозрит в неуклюжем парне обладателя ноши.
