Андрей Бондаренко - Выстрел
– Точкой? – солидно пророкотал обладатель двух шрамов на физиономии и классической пиратской серьги в мочке правого уха. – Нет, радость моя бесценная, это лишь запятая. Причём, одна из многих…. Эй, юнга-бездельник! Шампанского!
Поцелуй – жаркий и долгий, бурные аплодисменты, восторженные возгласы, пафосные и вычурные тосты…
Наконец, когда все остальные угомонились, мужчина в ярко-оранжевом парике взял в руки старенькую гитару и, скорчив многозначительную гримасу, торжественно произнёс:
– Официально извещаю о своём полном и безоговорочном поражении в этом поучительном споре! Признаю, что банальная ревность – зачастую – является чрезвычайно полезной. Полезной, в первую очередь, для формирования верного и единственно-правильного Жизненного Пути. Если бы не это досадное происшествие…. Я имею в виду неизвестного соперника, оказавшегося двоюродным братом невесты, то всё могло сложиться совсем по-другому. Людвиг сейчас был бы не легендарным и знаменитым капитаном фрегата «Король», чьё имя, то есть, чьи имена, известны на всех морях нашей прекрасной планеты, а обычным, ничем непримечательным деревенским кузнецом. А, Герда? Её нежные руки – без этой истории – были бы сейчас разбухшими и красными от постоянного общения с насыщенным соляным рыбацким раствором. Вы не будете против, любезные мои дамы и господа, если я спою короткую песенку, родившуюся считанные минуты назад? Навеянную, так сказать, рассказом славной супружеской четы Лаудрупов, то бишь, Людвига и Гертруды? Тогда слушайте, – кавалер осторожно тронул гитарные струны, взял несколько пробных аккордов и запел – приятным и звучным голосом:
Вечер. Очень тёплый. Звёздно-хмурый.
Шепчет мне – о всяких разных странах…
Над седой волною – чайки-дуры,
Всё меня ругают – неустанно…
Сороковник, мол, не за горами…
А чего ты видел – в этом мире?
Всё бумагу пачкаешь – словами,
Пьянствуешь-живёшь в своей квартире…
И о том, что не сложилось – вовсе,
Всё жалеешь, на исходе лета…
Раз в неделю – тупо ходишь в гости,
В преферанс играешь – до рассвета…
А ведь там – мы то видали сами,
Острова тропические дремлют.
Корабли – под всеми – парусами,
К ним несутся, скуки не приемля…
Звон железа, тонкий визг картечи,
Абордаж, добыча, раны, слава…
Ты наплюй – на этот тёплый вечер,
И беги отсюда – неустанно….
И девчонки тонкие – печально…
Жадными глазами – к горизонту….
О любви грустят – необычайно,
Ждут своих героев – ночью чёрной…
И ответил я – уговорили!
Почему ты нет? Мне камни – в печень!
Подошёл к ближайшей бригантине,
Вышел капитан седой навстречу…
Не нужны, случайно вам – матросы?
Нужен кок? Да, я готов – и коком…
Завтра уплываем? Без вопросов.
Я готов порвать – свой тесный кокон…
Лишь бы – острова, а там – девчонки…
Лишь бы каждый день – как будто – новый…
И глаза – стреляют из-под чёлки,
Над дверями камбуза – подкова…
Капитан, а может быть – сегодня?
Якорный канат? Да я – зубами…
Лишь бы побыстрей! Убрали сходни.
И вперёд – под всеми парусами…
А печаль уже – как льдинка – тает.
Дремлет океан – ночной, глубокий…
И по курсу прямо вырастает
Южный Крест – обманчиво-далёкий….
И по курсу прямо – вырастает
Южный Крест – обманчиво-далёкий….
«Отличная песенка!», – подумал Ник. – «И эти ребята с девчонками – в насквозь старомодных одеждах – просто замечательные! Поплавать бы вместе с ними на трёхмачтовом красавце-фрегате – по самым разным морям и океанам. Они, я и Мария…. Ничего другого и желать-то нельзя! В смысле, конечно же, можно. Но больно уж пошло и глупо…».
Подумал, и проснулся…
Электронные часы показывали полседьмого вечера. Было не рано, но и не поздно. Можно было подготовиться к предстоящей ночной смене без спешки и суеты.
– Интересно знать, а вот какой такой тайный и глубинный смысл заключён в этом необычном и ярком сне? – поинтересовался Ник у любопытного сизого голубя за оконным стеклом, беззаботно разгуливающего по узкому металлическому карнизу. – Может, это кто-то настойчиво, доходчиво и красочно пытается мне растолковать, что я ревную Матильду совершенно напрасно и беспочвенно, а? Мол, она мне искренне верна до гробовой доски и всё такое прочее? А как же тогда смущённый и правдоподобный рассказ Веруни о поцелуях взасос – в достославном ресторане «Палермо»? Собственноручные показания Олега Быстрова о счастливых буднях кровавых вампиров, безумно любящих друг дружку? А этот незнакомый и уже порядком надоевший мужской носок – серый в чёрную клеточку – найденный на подоконнике коттеджа?
«А кто, собственно, пытается растолковать-то?», – упрямо поинтересовался дотошный и настойчивый внутренний голос.
– Кто, кто. Дед Пихто…. Если бы я знал. Может, кто-нибудь из странных обитателей Заброшенных Крыш? Или из тех, Кто живёт чуть Повыше?
Полчаса он усердно, не отлынивая, позанимался общеукрепляющей (по Владимиру Семёновичу Высоцкому) гимнастикой: приседал, отжимался, выполнял наклоны и махи руками-ногами. Хорошенько пропотев, принял контрастный душ, потом приготовил поздний обед, он же – ранний ужин. Манерничать и привередничать, конечно же, не стал, ограничившись всё той же яичницей с разными мясными и овощными наполнителями, да классическими бутербродами. От алкоголя вообще решил отказаться. Вообще – отказаться? Ну, в том смысле, что ограничился одной единственной банкой светлого пива.
«А что, спрашивается, дальше?», – с нескрываемым подвохом поинтересовался любопытный внутренний голос, которому пол-литра пива, явно, показалось маловато.
– Дальше – только Вечность! – пессимистично ухмыльнулся Ник. – Она же, мать её, Тщета, Тлен и полное Забвение…
Без пятнадцати десять, собрав нехитрый ночной продуктовый набор, он дисциплинированно, даже и не думая о разрешённом Миленой часовом опоздании, отправился на центральный наблюдательный пункт.
– Выспался, шевалье? – не оборачиваясь, непринуждённо поинтересовалась напарница на звук открывающейся двери (или всё видела на экране соответствующего монитора?). – Как выражаются наши генералы: – «Готов к труду и обороне, боец?». Причём, все генералы, без разбора: «фээсбэшные», «грушные», ментовские, армейские, штабные, стройбатовские…
– Готов, – задумчиво вздохнув, согласился Ник. – Почему бы и нет? Я так понимаю, что во время твоего дежурства не произошло ничего страшного, непонятного и экстраординарного?
– Не-а! – широко и беззаботно зевнула Милена. – Как принято говорить в скучнейших голливудских мелодрамах: – «Всё было бесконечно спокойно и утомительно благостно…». Только глюки – под ручку с фантомами – продолжают нагло и непринуждённо разгуливать везде и всюду. Вон, экран сорок девятого монитора демонстрирует – конкретно моему воспалённому сознанию-воображению, понятное дело – Чебурашку с длинным окровавленным кинжалом, зажатым в правой лапе. А в тридцать третьем мониторе совсем ещё молоденький Че Гевара склонился над цветной картой, развёрнутой на столе. Видимо, разрабатывает хитрый план мгновенного захвата Гаваны. Аура, ничего не поделаешь…. Впрочем, тебе, Николаша, наверное, видится совсем другое?
