Поппи Брайт - Потерянные Души
Но Аркадий Равентон заговорил первым:
– Вы, наверное, сын мисс Деливеранс. Или все-таки внук? Да, точно внук. Вы – внук мисс Деливеранс.
Дух услышал, как Стив резко втянул носом воздух. Он заглянул в темные и прозрачные глаза Аркадия:
– Откуда вы знаете?
Аркадий улыбнулся. Какой была эта улыбка? Юной, открытой и легкой? Или мудрой, печальной улыбкой очень старого человека, повидавшего все на своем веку?
– Все знают мисс Деливеранс. Все, кто так или иначе занимается магией. – Он говорил с каким-то странным акцентом, очень четко выговаривая все звуки. – Может быть, вы не знаете, молодой человек, но ваша бабушка – это легенда.
– Я знал, – выдохнул Стив. – Она была ведьмой.
– Белой ведьмой, – поправил Аркадий. – Доброй волшебницей. И настоящей красавицей в молодости. Я помню, как мама рассказывала о ее потрясающих волосах… как желтое скрученное стекло… о губах, как у младенца Иисуса, о сияющих голубых глазах. Однажды я видел старую черно-белую фотографию мисс Деливеранс, когда она была примерно в вашем возрасте. Да, она была настоящей красавицей. Редкой красавицей. А вы так на нее похожи, Дух. Просто одно лицо.
– Я вам не говорил, как меня зовут, – сказал Дух.
Аркадий опять улыбнулся:
– Бедный ребенок! Неужели бабушка тебе не сказала, что ты не единственный человек на свете, у кого есть дар к сверхъестественному? Я был на той стороне, Дух. Я тоже кое-что знаю. И я знаю тебя.
Стив прошел вперед и встал рядом с Духом, но чуть впереди, как бы прикрывая его собой.
– Подождите минутку. Я не понимаю, что вообще за хрень. Вы о чем говорите? Что это значит: я был на той стороне?
– Я вернулся из мертвых, – сказал Аркадий Равентон.
Они прошли через торговый зал и дальше – сквозь темноту, запах пыли, паутины и трав, – в заднюю комнату, где был маленький алтарь, накрытый бархатным покрывалом, уставленный цветами и пластмассовыми фигурками святых и выложенный костями (Дух решил, что это куриные кости, хотя Стив разглядывал их с опаской). По обеим сторонам от алтаря горели розовые и черные свечи.
Подняв тучи пыли, Аркадий отодвинул тяжелую бархатную занавеску и провел Стива с Духом на узкую темную лестницу. Они поднялись на один пролет вверх и свернули за угол. Здесь было еще темнее. Дух не видел, куда он идет, и осторожно нащупывал ногой ступеньки. Он поднес руку к лицу и пошевелил пальцами. Перед глазами запрыгали пять бледных палочек; это вполне мог быть обман зрения, воспоминание о свете, спроецированное в темноту. Однако Аркадий уверенно вел их наверх.
Они снова свернули за угол, и Дух теперь увидел прямоугольник тусклого света далеко-далеко вверху. Они добрались до еще одной бархатной занавески, за которой был свет. Аркадий отодвинул занавеску. Они вышли в светлый коридор, куда выходили чистые комнаты с белыми стенами и огромными окнами, сквозь которые лился почти ослепительный солнечный свет. Деревянные половицы отсвечивали золотистым.
Аркадий показал им комнаты.
– Вот это – моя. Та, что поменьше… сейчас здесь живут двое друзей моего брата. А здесь… – он сделал широкий жест рукой, как бы обнимая пространство, – здесь вы можете остановиться. Если хотите. Не могу же я выгнать на улицу внука мисс Деливеранс.
Обстановка была очень простой. Две кровати, застеленные чистым бельем. Окно, расположенное чуть выше обычного. Квадратная комната. Четыре стены абсолютно одинаковой длины – четыре стены, чтобы вместить мысли Духа. Четыре стены, сквозь которые не проникнут зеленоглазые призраки и бесплотные голоса, которые иной раз донимают его по ночам. Место, где им со Стивом можно шептаться всю ночь напролет. Место, где можно забыться сном, а потом снова проснуться и пойти делать то, за чем они, собственно, и приехали в Новый Орлеан.
– Мне здесь нравится, – сказал Дух. Он думал, что Стив начнет возражать. Вряд ли Стив захочет остановиться в одном помещении с магазином «вуду-принадлежностей», в комнате, которую им предложил забесплатно – непонятно вообще, с какого перепугу, – странный то ли колдун, то ли просто псих, который утверждает, что он знал бабушку Духа или, во всяком случае, много о ней наслышан. Наверняка Стив настроен подозрительно и недоверчиво. Может быть, даже ему чуть-чуть страшно, хотя он в жизни в этом не признается. Или наоборот. Может быть, он ужасно устал с дороги и ему так хочется выпить, что он сейчас согласится на что угодно, лишь бы скорей пойти в бар. А может, ему уже все равно. Но скорее всего он начнет возражать…
Но Стив только вздохнул и привалился к дверному косяку:
– Как скажешь. Стало быть, остаемся тут.
– Вы сказали, что вернулись из мертвых, – напомнил Дух Аркадию, когда они спустились вниз. Стив что-то буркнул себе под– нос, но Дух не стал обращать внимания.
Аркадий выпрямился в полный рост, хотя росту в нем было всего ничего.
– Наверное, я слишком рано об этом заговорил. – Подол его белого плаща прошелестел по полу, подняв облачко пыли.
– Нет, мистер Равентон. Мне это действительно интересно.
– Аркадий, – рассеянно поправил Аркадий. Его взгляд устремился куда-то вдаль. Он провел Духа со Стивом в заднюю комнату и остановился у алтаря.
Дух внимательно оглядел всю конструкцию, накрытую темно-синим бархатом. Теперь он заметил всякие штучки, которые проглядел в первый раз: замысловатые амулеты, отделанные яркой эмалью, крошечные свитки пергамента, перевернутый деревянный крест, утыканный гвоздями. Интересно…
Сухой, с едва уловимым иностранным акцентом голос Аркадия вывел его из задумчивости.
– В ту зиму в Париже было по-настоящему холодно. Это был холод Луны. Холод одиночества. Холод того поцелуя, который меня убил.
Аркадий быстро взглянул на Духа, потом перевел взгляд на Стива. В глазах у Духа читался легкий испуг; он улавливал чувства Аркадия – печаль, страх и боль. Но их затмевало блаженное удовольствие одаренного актера, который играет свою лучшую роль. Дух не знал, что это значит и как к этому относиться. У Стива глаза были жесткими и настороженными – он ждал подвоха и был заранее настроен на ложь.
– Да, мои юные друзья. Ваши лица чисты и красивы, а ваши сердца и мечты – так невинны. Вы считаете, что любовь – это прекрасно, что она никогда не причинит вам боли. Но меня убил не парижский холод, не ветер у меня в костях, не лед, что сковал мое сердце. Меня убил поцелуй любимой.
– Поцелуй? – недоверчиво переспросил Стив.
– Ну, может быть, не один только поцелуй. Но вы уж простите меня, старого романтика. – В его голосе слышался едкий сарказм, и Дух выразительно глянул на Стива: мол, не выступай. Стив демонстративно уставился на алтарь. – Итак, – продолжал Аркадий, – этот… э-э… поцелуй… как и все тело моей любимой… был пропитан смертью. Сладкой и сочной, как перезрелый плод, который уже подгнивает. Вы когда-нибудь ели подгнивший персик? Или сливу? Или, может быть, дыню. Сначала ты чувствуешь тонкую, непревзойденную сладость и только потом – вкус гниения. Точно так же и с моей любовью. Когда ее не стало, а я уже подхватил эту болезнь… я был один. В Париже, зимой. Я был один. – В уголках его рта притаилась бледная улыбка. – Я вам рассказывал про своего брата Эшли? Нет? У меня был младший брат. Первый красавец в семье Равентонов. – Аркадий рассмеялся. Его смех был похож на звон ветра в осколках хрусталя. – Когда я поехал в Париж, он остался дома, и я дал ему слово, что я вернусь. Понимаете, мне надо было его учить. Передать ему все, что я сам знал о магии, о смерти, любви и боли. Эшли должен был стать моим учеником. Я поехал в Париж и подхватил эту болезнь. Но я дал Эшли слово, что я вернусь. Я ему пообещал. И я собирался сдержать обещание.
