Марк Ходдер - Таинственная история заводного человека
Ее месмерическое воздействие усилилось. Она с легкостью разрушила ослабленную оборону Бёртона и подавила его способность мыслить независимо. Отворилась щель: физическое тело королевского агента начало расходиться с его астральным телом, разделился и его рассудок. Под новым углом зрения Бёртон заметил, что смотрит на самого себя снаружи.
Разум в его физических глазах угас. Он стал призраком. И, тем не менее, он всё же обрел слабую возможность спастись.
Глава 10
СПАСЕНИЕ
«Неодолимое препятствие для быстрого перемещения в Африке — отсутствие носильщиков.
А поскольку экспедиция под моим командованием должна была двигаться как можно быстрее, то долг мой состоял в том, чтобы по возможности уменьшить эту трудность.
Очевидное решение — винтостулья».
Генри Мортон СтэнлиАлджернон Суинберн не смог ничего узнать ни у кого. Сначала он пил с Чарльзом Дойлом в «Лягушке и Белке», потом — в «Старом чеширском сыре» и, по мнению Спенсера, сделал еще один шаг к хроническому алкоголизму. Философ надеялся, что жалкое состояние Дойла чему-нибудь научит юного поэта. «Развратник» почти не сопротивлялся, когда они с Бёртоном накинулись на него. Когда же они сказали ему, что спиритический сеанс откладывается (разумеется, это было враньем), и пригласили пропустить с ними стаканчик на Монтегю-плейс, он с облегчением схватил их за руки и крикнул: «Веди нас, Макдуф!»[149]
Туда они и отправились, сначала устроив фарс с обменом шляпами и пиджаками, чем изрядно озадачили уже пьяного Дойла и повеселили не менее пьяного Суинберна. Бёртон направился к Виселичной Дороге, а Суинберн и Спенсер повели Дойла сначала на север по Грэйс-Инн-роуд, потом на запад по Эйстон- и Мэрилебон-роуд. Восставшие всё еще неистовствовали, но не обращали внимания на троицу, пробиравшуюся между развалинами и пожарами; никто не заинтересовался мальчишкой, бродягой и пьяницей с заплетающимися ногами. Дважды их останавливала полиция, но, к счастью, Суинберн знал обоих констеблей: оба раза он незаметно приподымал парик, показывал свои рыжие, как морковка, волосы и шептал объяснения — после чего полицейские разрешали им пройти.
Однако следующее препятствие оказалось намного страшнее. В ответ на стук в дверь появилась рассерженная миссис Энджелл и встала на пороге, загородив дверь и уперев руки в бедра:
— Если вы думаете, что можете войти в этот дом вдрызг пьяными, то вы явно выпили больше, чем бунтовщики! Сколько раз я должна повторять это, мастер Суинберн?
Свою секретную миссию поэт ей открыть не мог: Дойл стоял в двух шагах. Тогда он принялся очаровывать, льстить, требовать, извиняться и умолять — всё безрезультатно.
Вдали Биг-Бен пробил десять. Внутренним взором Суинберн увидел Бёртона, присоединяющегося к спиритическому сеансу, и запрыгал от разочарования. Но потом он вспомнил, что агент и домохозяйка условились о пароле в тех особо важных случаях, когда речь идет о службе королю.
— Ничего себе! Матушка Энджелл, у меня совершенно вылетело из головы! Абдулла.
— Надеюсь, молодой человек, вы используете это слово не просто так? Сэр Ричард этого не потерпит, знаете ли!
— Клянусь, дорогая леди, я использую его совершенно осознанно и прекрасно понимаю, что могу вызвать ваши подозрения, которые, я настаиваю, полностью необоснованны. Абдулла, миссис Эй![150] Абдулла, и еще раз Абдулла! Клянусь святым Яковом, я даже добавлю еще одного для полного счастья! Абдул…
— Прекратите молоть языком и входите. Но предупреждаю вас, джентльмены: одна дурацкая выходка — и Адмирал Лорд Нельсон выкинет отсюда ваши пьяные задницы одним пинком своей железной ноги! — Она отступила и разрешила им войти. — Мастер Суинберн, бегунок принес письмо для сэра Ричарда: я оставила его на каминной полке.
Они поднялись по лестнице и вошли в кабинет.
— Сраные морды! Бордельные соски! — Покс пролетела через комнату, уселась на плечо к Спенсеру и пропела: — Прекрасный баловень любви!
Дойл упал в кресло. Суинберн прочел письмо, принесенное бегунком:
«Как только вы вышли из Бедлама, мисс Найтингейл связалась со мной. Я всё понял. Благодарю вас, сэр Ричард, я у вас в долгу! Если вам потребуется помощь, все мои отнюдь не малые ресурсы — в вашем распоряжении. Меня можно найти на энергостанции Бэттерси.[151]
Изамбард Кингдом Брюнель»— Старый враг может стать новым другом, — прошептал поэт, приподняв брови. Потом он взял графин с бренди из бюро Бёртона, присоединился к Дойлу, и они принялись опустошать его вдвоем. Спенсер пить не стал, чувствуя, что обязан остаться трезвым и запомнить любую полезную информацию, которую Суинберн сумеет извлечь из Дойла. Напротив, помощник Бёртона горел желанием доказать гостю, совсем не осознающему себя пленником, что он находится среди друзей и может говорить совершенно свободно, а потому стал пить наравне с «развратником».
Последующий разговор, если его можно так назвать, с точки зрения Спенсера оказался тарабарщиной. Нимало не заботясь о том, что пьянствует с мальчишкой, Дойл потчевал «малыша» «фактами» о феях. Он говорил невнятно, часто запинаясь и глядя в никуда с отсутствующим выражением лица:
— С-смотри. Они вы-выби-выбирают человека… ну, как вы-выбрали меня… а потом начинают с ним ба-баловаться. Игра в прятки, ей-богу: ты их ж-ждешь… ни хрена… потом от-отвлекаешься и… ик!.. они появляются и ш-шепчут, когда тебе не надо. Да-а, это не те маленькие феечки, которых я ри-рисую для детских книг… ну, ты знаешь. Нет, даже близко. Я-то рисую их такими, чтобы п-продать. — Он охнул, глотнул из стакана и пробормотал: — Пропади они… ик!.. пропадом!
— Но откуда они приходят, мистер Дойл? Что они хотят? Почему мучают вас? Как они выглядят? Они могут говорить? У них есть разум?
— Ох, парень, давай по одному во-вопросу за раз! Это эф-эфирные твари, и они цепляются за мое ас-астр-астральное тело, пока я ра-разделяю эм-эма-эманации.
Суинберн начал было что-то говорить, но Спенсер встрял раньше:
— Разделяю эманации? Это еще что, черт побери?
Дойл осушил стакан, рыгнул, вытер рот рукавом и протянул пустой стакан Суинберну. Его руки тряслись. Суинберн прицелился и налил бренди, пролив половину на стол.
— «Ра-развратники» хотят построить лучшее об-общество… но никто не слушает нас, верно? Никто не во-воспринимает нас всерьез. Ты видал н-наши листовки?
— На стенах и столбах, — кивнул Суинберн и процитировал: — «Нам плевать на ваши идеалы. Мы презираем социальный порядок, который вы пытаетесь увековечить. Мы не уважаем… ик!.. взгляды наших вождей, и не руководствуемся ими. Мы думаем и действуем наперекор общественному мнению. Мы смеемся над вашими догмами. Мы презираем ваши законы. Мы — анархия. Мы — хаос. Мы — личности. Мы — „развратники“».
