Дмитрий Самохин - У черного дуба с красной листвой
Джек Одноглазый высокий массивный старик с пиратской повязкой на глазу встречал нас на пороге Дома Покоя. Серое неприметное двухэтажное здание с окнами, закрытыми ставнями, напоминало заброшенную школу. Только здесь содержались в состоянии вечного беспробудного сна самые опасные, неконтролируемые альтеры. Безумные психопаты, возомнившие себя повелителями мира, властолюбцы и маньяки-убийцы, все те кого мы не смогли спасти от самого себя, кого мы не могли выслать за пределы Большого Истока, но и жить с ними не могли.
– Приветствую тебя, Джек. Подбрось и выбрось, мне это только кажется, или ты малость раздобрел на своих плантациях.
– С тех пор как ты заделался святошей, Крейн, шутки твои стали дурно пахнуть, – протянул руку Джек.
Я ответил на его рукопожатие. Красавчег пожал мускулистую ладонь Одноглазого.
– Рассказывай, как тут у вас на Шорохе? Что слышно? Чем живете?
Вроде мы жили в одном городе, только жители Шороха держались наособицу, всем своим видом, поведением, образом жизни старались показать, что они особенные, другие, не похожие на обычных альтеров, что именно они истинные бунтари, истинные обладатели тайных знаний, талантов будущего, носители ДНК Творца Вселенной. Только с каждым годом жителей Шороха становилось все меньше и меньше. Разочаровавшись в себе, они подтягивались на Большой Исток, покидали свои насиженные квартиры и сливались с обычными альтерами. Ведь чудачить лучше вместе со всеми, чем держаться отшельниками в резервации.
– Подумываем организовать референдум и добиваться автономии от Истока, – сообщил Джек.
– Шутить изволите? – поинтересовался Ник Красавчег.
– Это смотря с какой стороны посмотреть. Если с вашей, то думайте, что шутим. Если с нашей, то вполне себе серьезно. Мы еще с вас будем денег требовать, аренду за использование Дома Покоя, а то как выпустим всех, мало не покажется.
– Так Упокоенные первым делом же за вас примутся, а уж только потом до Истока доберутся, – удивился я.
– Это не важно. Главное свобода всех свобод. Независимость от независимости, – гордо заявил Джек Одноглазый.
Большей глупости мне не доводилось слышать, но я промолчал. Каждый волен сходить с ума как ему хочется и когда хочется. Кто мы такие, чтобы мешать. Пусть автономятся, сколько им надо. Вселенная быстро пришпорит сноровистого скакуна и заставить плясать под свою дудку. В этом я уже неоднократно убеждался.
– Ладно. Кончай пропаганду. Пойдем покажешь Мотылька. Надо убедиться, что все в порядке. И она не сбежала, – сказал Ник Красавчег.
– У вас там что на Истоке совсем голову напекло. Как же она убежать может, если спит вечным сном, – удивился Джек.
– А может ее кто-нибудь разбудил? – предположил я.
– Зачем? – снова удивился Джек.
– А чтобы нас подразнить, да свободы для Шороха добиться? Может это провокация ваших бунтарей?
– Крейн, ты за кого нас держишь, мы конечно дерзкие, но все же не идиоты.
– Ты уверен? А справку предъявить можешь?
Одноглазый не нашел, что ответить.
– Вот когда будет у тебя на руках справка, что не идиоты, тогда и говори громко, а сейчас лучше помолчать, да проверить.
Джек больше ничего не сказал, отвернулся и принялся возиться с замком.
Над Малым Шорохом на бреющем полете пролетели Зеленый и Злой, ожесточенно о чем-то споря. Опять вечеринку на берегу реки устроить решили. Жди беды. Сначала зальются «Протокой № 3» по самую завязку, а потом куролесить начнут. Надо сообщить в отделение, чтобы отправили группу кентавров патрулировать побережье. Похоже эта идея пришла и Красавчегу, он достал трубку и набрал номер Джека Брауна.
Одноглазый закончил возиться с замком и открыл дверь. Первыми пропустил нас внутрь. Оказавшись в сумерках парадной, появилась мысль, а что если он сейчас закроет за нами дверь, да запрет на замок. Так и будем сидеть в Доме Покоя до скончания вечности. И с чего это у меня такая подозрительность? Как бы паранойя не развилась. Это все Одноглазый виноват, нарасказывал всякого про автономию и референдум, вот и мерещится. Хотя эти чудики с Большого Шороха могут и не такое учудить, решат, что мы угроза для их независимости, да запрут нас с шерифом.
Но Одноглазый щелкнул выключателем, и свет зажегся в коридоре.
– Пойдемте, и вы убедитесь, что я свое дело знаю. У меня полный порядок. Комар носа не подточит. Муха мимо не пролетит, – ворчал Джек, возясь с замком на дверях в подвал.
На первом и втором этаже Дома Покоя содержались в камерах-глушилках пациенты средней степени опасности с малыми сроками. Те же кто представлял наибольшую опасность, были заперты в подвале. Так надежнее. Всего в Доме Покоя было двенадцать Упокоенных. Восемь на поверхности, и четверо в подвале.
Наконец и эта дверь поддалась Одноглазому. Он снял замок, повесил его на стену и первым вступил на лестницу. Включился свет, и мы стали спускаться. Пахло домом престарелых и малиновым вареньем одновременно. Очень неприятный запах.
– Сейчас вы убедитесь. Сейчас вы пожалеете о том, что были так несправедливы, – ворчал Одноглазый.
Когда мы спустились в подвал, оказались перед новой дверью, которую тут же отпер Джек. Он вошел первым в комнату и застыл на пороге так, что из-за его широкой старческой спины нам ничего не было видно.
– Этого не может быть! – взревел могучий старик.
Его спина пошла волнами, словно он рыдал, но мы так ничего и не увидели из-за него.
– Подбрось да выбрось, Одноглазый, что там?
Нам удалось пропихнуть бывшего шерифа внутрь, как застрявшую винную пробку, и мы прорвались в комнату.
То что так удивило Одноглазого, сразу бросилось в глаза. По центру комнаты стояли четыре кресла. Три из них были заняты спящими альтерами, а одно пустовало.
Стало быть, Мотыльку все-таки удалось ускользнуть. Но, как?
– Это не возможно. Этого просто не может быть.
Одноглазый выглядел ошеломленным. Новость буквально подкосила его, и он опустился на ковер перед креслами Упокоенных.
– Это как понимать? – возмутился Ник Красавчег. – Тебе доверили ответственное задание, сторожить особо опасных преступников, а ты одного профукал? Может в карты проиграл? Или на органы продал темным дельцам?
– Не было такого. Клянусь честью не было.
Старик попытался подняться, но ноги плохо держали его. Я протянул руку и помог ему встать.
– Тогда где Упокоенная Мотылек? Куда ты ее дел? – возмущался Ник Красавчег.
– Я не знаю. Этого быть не может. Я ничего не понимаю.
Было видно, что Одноглазый не врет. Он пребывал в растерянности. Не понимал ничего, отказывался верить в реальность окружающего мира.
