Константин Соловьёв - "Нантская история"
Вино не только сделало меня наблюдательной, оно разгорячило изнутри стылое тело, да так, что на раскаленном языке, как черти на сковородке, заплясали слова. Конечно, я могла бы их сдержать. Когда ты привыкаешь из года в год занимать одно и то же неизменное место в окружающем мире, да и мир тот крошечный, как Божий ноготь, многое привыкаешь сдерживать в себе, хоронить, засыпая сухим перегоревшим шлаком равнодушия. Но я не собиралась заканчивать этот славный вечер так просто.
— Как интересно, — сказала я, намеренно не глядя на капитана Ламберта, уже готового отвесить учтивый прощальный поклон, напоминающий горную лавину, — Вы говорили добрых часа пол, перечисляя всякий вздор, и понимая это, но ни один из вас не назвал ту причину, о которой думает на самом деле. Что это, господа? Трусость? Нерешительность? Мужчины всегда так трусливы, когда боятся показаться смешными?
— О чем вы говорите, госпожа Альберка? — вежливо осведомился капитан Ламберт.
Сама вежливость, бледный застывший камень в стальных доспехах. Гротескная, напоминающая человека, статуя. Мертвый холодный мрамор, сухой и незыблемый. До чего нелепая картина.
— Я говорю о том, о чем боитесь говорить вы, — я усмехнулась, — И ты, Бальдульф, тоже. А вы ведь оба подумали о том же. Не отрицайте. Да, господа, я имею в виду Темный культ.
Ламберт приподнял бровь. Доспех его невозмутимости не мог пробить даже снаряд приличного калибра, но маленькое слово нащупало крошечную брешь в непробиваемой обороне. Он прищурился. Бальдульф вздрогнул. Он давно привык к моим выходкам, но некоторые из них удивляли даже его.
Оба машинально покосились на икону и были в этот момент до смешного схожи — кряжистый, заросший густым волосом, коренастый Бальдульф, и выточенный из белого мрамора незыблемый Ламберт. Хорошо хоть не перекрестились. Значит, и верно боятся показаться смешными.
— Альби, если ты всерьез собираешься…
— Ага. И я уже это сказала. Темный культ.
— Это нелепо, — Ламберт покачал головой, — Последний Темный культ был ликвидирован задолго до моего рождения. Церковь официально признала их полное и окончательное уничтожение.
— Если вы прижигаете фурункул бубонной чумы, значит ли это, что за ним не последуют другие?..
— Вздор, — Ламберт впервые позволил вырваться резкому слову, и в этот момент показался почти живым, — Это вздор, госпожа Альберка. Я даже не говорю о том, что сама эта мысль абсолютно никчемна, просто пытаюсь обратить ваше внимание на логическую сторону. В графстве Нантском — почти две сотни монастырей, обычных и орденских. В Нанте количество церквей и соборов таково, что больше их только лишь в самом Аахене. Лазаристы, доминиканцы, сервиты, теотинцы… Господи, да здесь клирикалов больше, чем вшей на бездомном! Я не говорю про Ордена монахов-рыцарей, я не говорю про личную гвардию епископа, я не говорю про… — он перевел дыхание, — Даже малейшая вероятность появления чего-то напоминающего Темный культ, была бы пресечена самым жестоким и резким образом в зачатке, как ланцет лекаря разрушает несформировавшийся плод в утробе уличной женщины.
— Шлюхи, — сказала я, откровенно наслаждаясь его пылом.
— Что? — от неожиданности он потерял запал и замешкался.
— Не уличной женщины, а портовой шлюхи. А они плодовиты, как кошки весной, вам ли не знать. И перестаньте сыпать фактами, здесь они не ценнее гнилой фасоли. Вы хотели знать, кому могло понадобиться украсть ничего не значащую вещицу у священника. Я вам отвечаю — Темному культу. Вы ведь знаете, как они падки на ритуалы и священнодействия. Всякого рода надругательства над символами веры, проклятия, богохульства… Черт возьми, если все, что пишут про этих ребят правда, они устраивали больше месс, чем сам Папа Римский. И личная вещь священника, надеваемая им много лет, здесь имеет особую ценность, не так ли?..
— Вы хотите сказать, что в городе появился Темный культ, который решил изжить отца Гидеона каким-то колдовским способом? — уточнил Ламберт. Он был серьезен, но в голосе блуждала смешливая нотка. Так подросток спрашивает у родителей, точно ли ночью сам Святой Клаус положит ему в чулок орехов.
— Почему бы нет? Вы сам признались, что более толковых вариантов у вас нет. А этот ничем не хуже прочих, даже более того — он хоть как-то объединяет те куцые факты, которые у вас есть. Воришка — вовсе не воришка, а тайный адепт возрожденного Темного культа. В дом священника он проник с заданием — выкрасть что-то из его личных вещей для черной мессы. Возможно, насылание порчи, или проклятье, или что-то в этом роде. Как вы понимаете, информаторий Церкви не очень охотно хранит сведения о подобных мероприятиях. Он достал манипул и бросился бежать. У него был сообщник, другой адепт, который поджидал его неподалеку с тем чтобы перехватить добычу и скрыться, а первый продолжил вести за собой погоню. Типичный ложный след. Ему надо было занять вас, привлечь к себе внимание. Кстати, объясняется и отсутствие контактного вибро-стилета. Его просто не было. Вы ведь сами знаете, что культы не гнушаются темными технологиями, запрещенными Церковью. Даже, скорее, напротив. Вполне возможно, у него была одна из тех забавных штучек, которые Церковь опасается выпустить на улицы. Какой-то одноразовый суб-моллекулярный кастет или что-то в таком роде. Никогда не знаешь, чего ожидать от адептов Темного культа, не так ли? Клаудо, вина!
— Хватит ей, — буркнул Бальдульф, хмуро глядя на меня, — Пятый стакан за вечер. Оно и понятно, что в голову после этого пьяные черти принесут. Отставить, Клаудо.
Клаудо замер с наполненным стаканом в серой руке. Лицо его не выражало удивления, лишь слепую покорность судьбе и хозяину.
— Клаудо, подтверждаю. Вина!
Клаудо покорно подошел к моей постели. На мои команды у него был установлен приоритет. Он был моим телом — некротичным, покрытым язвами, обернутым в истончившуюся серую кожу, моим послушным управляемым телом, которому отдавало приказание сознание, запертое в неподвижном человекообразном предмете, куда лучше сохранившимся, но совершенно бесполезном.
— Спасибо за вашу версию, госпожа Альберка, — сухо сказал Ламберт, — Я, конечно, приму ее во внимание.
— Мне приятно было помочь слуге Его Сиятельства графа Нантского, — улыбнулась я, — Передайте ему мои наилучшие пожелания.
— Доброй ночи. Доброй ночи, Бальдульф. И спасибо вам.
— Доброй ночи, господин капитан!
— Эй, барон! — мой окрик застал его у двери.
Остановится или нет?.. Остановился.
— Если это и в самом деле Темный культ, он, верно, задумал что-то серьезное. Сегодня вы получили от него весточку, как знать, не получите ли завтра еще одну?.. На вашем месте я бы передала этому отцу Гидеону чтоб был поосторожнее!
