Брендон Сандерсон - Легион
– Уничтожение древних религий...
Она подняла на меня бровь.
– Так значит, вы человек религиозный, мистер Лидс?
– Какая-то часть меня.
Это была чистая правда.
– Ну, – сказала она. – Давайте предположим, что христианство – обман. Или, возможно, движение, начатое группой доброжелательных людей, которое слишком разрослось. Не будет ли только на пользу раскрыть это?
– Я не достаточно подкован, чтобы вести подобные споры, – сообщил я. – Вам нужен Тобиас. Он у нас философ. Хотя сейчас он спит.
– Вообще-то, Стивен, – сказал Тобиас, наклоняясь между двумя нашими креслами, – мне довольно любопытен этот разговор. Стэн отслеживает наш путь, кстати. Говорит, впереди возможно нас ждёт небольшая тряска.
– Вы на что-то смотрите, – отметила Моника.
– Я смотрю на Тобиаса, – ответил я. – Он хочет продолжить беседу.
– Я могу говорить с ним?
– Думаю, да. Через меня. Хотя я предупреждаю вас. Игнорируйте все, что он говорит о Стэне.
– Кто такой Стэн? – спросила Моника.
– Космонавт, которого слышит Тобиас. По его убеждению, он летает вокруг Земли на спутнике.
Я перевернул страницу.
– По большей части, Стэн безвреден. Он делает нам прогнозы погоды, и всё в таком духе.
– Я… понимаю, – сказала она. – Стэн – ещё один из ваших особенных друзей?
Я засмеялся.
– Нет. Стэн не настоящий.
– Я думала, вы сказали, что никто из них не настоящий.
– Ну, да. Они мои галлюцинации. Но Стэн – это нечто особенное. Только Тобиас слышит его. Тобиас – шизофреник.
Она удивленно моргнула.
– У ваших галлюцинаций...
– Да?
– У ваших галлюцинаций галлюцинации?
– Да.
Она обеспокоенно откинулась назад.
– У них у всех свои проблемы, – сказал я. – У Айви трипофобия, хотя она в основном держит её под контролем. Просто не подходите к ней с сотами. Армандо – мегаломаньяк. У Адолин – ОКР [3].
– Будь добр, Стив, – обратился Тобиас ко мне. – Скажи ей, что я считаю Разона очень смелым человеком.
Я повторил его слова.
– Почему это? – спросила Моника.
– Быть одновременно и учёным, и верующим – значит создавать шаткое перемирие внутри человека, – сказал Тобиас. – Основой науки является необходимость принимать только те истины, которые могут быть доказаны. Основа веры – принимать истину, по сути, как недоказуемую. Разон смелый человек из-за этого. Независимо от того, что он обнаружит, одна из двух дорогих его сердцу вещей будет опровергнута.
– Он может быть фанатиком, – заметила Моника. – Слепо идущим вперед, пытающимся найти окончательное доказательство того, что он был прав всё это время.
– Возможно, – ответил Тобиас. – Но настоящему фанатику не нужны доказательства. Господь дарует им доказательства. Нет, я вижу здесь нечто иное. Мужчину, жаждущего смешать науку и веру, первого человека – возможно за всю историю человечества – на самом деле нашедшего способ применить науку к нерушимым истинам религии. Я нахожу это благородным.
Тобиас откинулся назад. Я пролистал последние страницы книги, пока Моника сидела в раздумье. Закончив, я запихнул книгу в карман кресла передо мной.
Кто-то потревожил занавески, проходя из эконом класса в первый.
– Здравствуйте! – сказал приветливый женский голос, приближаясь к нам по проходу. – Я не могла не заметить, что у вас лишнее свободное место, и я подумала, возможно, вы позволите мне занять его.
Новоприбывшая была приятной круглолицей девушкой, лет ей было ближе к тридцати. У неё была индийская кожа и темно-красная точка на лбу. Её одежда была замысловатого вида, красно-золотая, с всякими индийскими штуками вроде шалей, свисающими с плеча и оборачивающимися вокруг тела. Я не знаю, как они называются.
– Это чё такое? – спросил Джей Си. – Эй, Ахмед. Ты же не взорвешь самолет, нет ведь?
– Меня зовут Калиани, – сказала она. – И я совершенно определённо не собираюсь ничего взрывать.
– Ну вот, – произнёс Джей Си. – Какое разочарование.
Он откинулся назад и закрыл глаза или притворился, что закрыл. Один глаз был приоткрыт в сторону Калиани.
– Зачем мы его держим? – спросила Айви, потягиваясь, проснувшись после своей дрёмы.
– Ваша голова крутится туда-сюда, – сказала Моника. – Мне кажется, я пропускаю целую дискуссию.
– Так и есть, – сообщил я. – Моника, познакомьтесь с Калиани. Новый аспект, и причина, по который мы держали пустое место.
С широкой улыбкой на лице Калиани бойко протянула руку Монике.
– Она не видит тебя, Калиани, – сказал я.
– Ой, точно! – Калиани подняла к лицу обе руки. – Извините, мистер Стив. Для меня все это так ново.
– Все в порядке. Моника, Калиани будет нашим переводчиком в Израиле.
– Я лингвист, – сказала Калиани, кланяясь.
– Переводчиком... – промолвила Моника, взглянув на книгу, которую я убрал. Книгу о синтаксисе, грамматике и лексике Иврита. – Вы только что выучили иврит?
– Нет, – ответил я. – Я просмотрел книгу, и этого было достаточно, чтобы вызвать аспекта, знающего язык. Я в языках полный ноль.
Я зевнул, раздумывая, хватит ли Калиани оставшегося времени полета, чтобы выучить еще и арабский.
– Докажите, – попросила Моника.
Я поднял бровь.
– Я хочу это видеть, – сказала Моника. – Пожалуйста.
Вздохнув, я повернулся к Калиани.
– Как сказать: «Я хотел бы попрактиковаться в иврите. Не могли бы вы поговорить со мной на своем языке?
– Хм... «Я хотел бы попрактиковаться в иврите» звучит как-то криво. Может, «Я хотел бы усовершенствовать мой иврит»?
– Давай так.
– Ани роцех лесхапер эт ха'иврит шели, – проговорила Калиани.
– Черт, – сказал я. – Хрен выговоришь.
– Выраженьица! – крикнула Айви.
– Не так уж это и трудно, мистер Стив. Вот, попробуйте. Ани роцех лесхапер эт ха'иврит шели.
– Ане роте зили шапер хап... ер хав... – сказал я.
– О, боже, – пробормотала Калиани. – Это... это ужасно. Может, по одному слову за раз?
– Звучит неплохо, – ответил я, махнув стюардессе, которая в начале полета рассказывала на иврите о правилах безопасности.
Она улыбнулась нам.
– Да?
– Эээ... – я начал говорить.
– Ани, – терпеливо сказала Калиани.
– Ани, – повторил я.
– Роцех.
– Роцех...
Потребовалось немного времени, чтобы привыкнуть, но в итоге я справился. Стюардесса даже поздравила меня. К счастью, перевести её ответ на английский было намного проще. Калиани переводила довольно бегло.
– О, у вас просто ужасный акцент, мистер Стив, – сказала Калиани, когда стюардесса ушла. – Мне так стыдно.
