Представитель по доверенности (СИ) - Путилов Роман Феликсович

— У нас счета арестованы, а другое юридическое лицо не может заплатить за вас, запрещено это…

— И что теперь делать? — директор ударил тяжелой ладонью по списку должников, так, что опрокинулся стакан с ручками на его столе: — Все похерить теперь, что ли?

— Да нет, херить нельзя, тем более, что у многих трехлетний срок заканчивается исковой давности, надо торопится.

— Что ты предлагаешь?

— Я могу попробовать заплатить как физическое лицо, представитель по доверенности, через Сбербанк, но только мне нужна наличка.

— Сколько?

— Ну, примерно пять процентов от суммы иска, в среднем. Плюс-минус. Там сложная таблица…

— Лена, ты слышала?

— Наличка в кассе будет дней через десять, не раньше. — отрезала главный бухгалтер: — И давить на меня бесполезно.

— Это долго. — я помотал головой, мысленно срывая с головы шапку и ударяя ей оземь: — Ладно, я оплачу, сам, но, только через десять дней вы мне эти квитанции закрываете, в первую очередь, и никаких вариантов, типа многодетных, инвалидов и прочих, иначе я вам доверять больше не буду.

— Я тебе обещаю, что получишь деньги в первую очередь. — решив вопрос, директор даже расслабился и повеселел.

— Ну, тогда я пошел. — я дошел до входной двери, после чего резко обернулся и погрозил пальцем главному бухгалтеру, вроде бы в шутку: — И, Елена Анатольевна, вариант, что до меня не могли дозвонится я не приемлю, сразу говорю.

Так как не все сторонники независимого профсоюза забрали свои бумаги у судебных исполнителей и все счета завода были под арестом, появление в кассе предприятия наличных сумм происходило в окружении секретных манипуляций, предательства и даже кровавых трагедий. Хотя, время завоза наличных денег в кассу, являлся величайшей тайной завода, о ней все узнавали примерно за час, после чего начинались народные волнения и прочие революции. Когда денег было много, все было ясно — от каждого участка прибывал доверенные кассиры на общественных началах, в сопровождении нескольких, наиболее крепких бойцов, получали деньги по ведомости цеха или участка и исчезали, оставив исполнителей с носом. Когда же на завод приходила небольшая сумма, не тянущая на выдачу заработной платы всему заводу, тут и начиналась заваруха. Кабинет главного бухгалтера атаковали всякие нуждающиеся, инвалиды, пенсионеры, погорельцы и матери-одиночки, тряся заявлениями о срочной материальной поддержки. Пока эти неорганизованные граждане создавали сутолоку и беспорядок, работники, которые поверили в силу судебных приставов, коварно звонили исполнителем и пытались, с помощью физической силы не дать раздать деньги нуждающимся. Пару раз это удавалось, и ворвавшиеся на территорию завода приставы изымали у кассира какие-то суммы денег. Но эти победы приставов и независимого профсоюза были локальными, в основной массе рабочие, подавшие на завод заявления, ничего еще не получили. Поэтому я и, в шутливой форме, но вполне серьезно и предупредил главного бухгалтера, что если я потрачу на завод свои, кровные деньги, этот долг должен быть закрыт в течении десяти дней.

Этим же вечером.

Знаете ли вы за Сбербанк? Поверьте, вы за Сбербанк ничего не знаете, и до того, как его возглавил либерал Герман Греф, Сбербанк был чем-то средним между филиалом дурдома и зоной общего режима. Пока я, кося одним глазом за бабушкой, которая отозвалась на мой крик «Кто последний?», строчил от руки цифры реквизитов арбитражных судов, боясь ошибиться хоть на одну цифру, плотный, как испанская терция, строй бабушек-пенсионерок, осаждал две угрюмые зарешеченные амбразуры, продолбленные в толстых стенах отделения старейшего банка России. Я успел заскочить в этот строй бессмертных бабушек, ощутить твердость плеч соседок по очереди, сделать несколько шагов вперед, когда вся очередь, как на плацу, шагала в ногу, одновременно. Наконец меня притиснули к заветному окошку, и я сунул между прутьев три заветные квитанции.

— От юридических лиц не принимаем… — в проеме амбразуры мелькнула пухлая рука и мои бумажки вылетели обратно с такой силой, что я едва успел их поймать: — Следующий!

— А…- только успел открыть рот я, как монолитная многоножка очереди сделала шаг, и я отлетел от заветного окошка, тут же намертво закупоренного бабулей в темном шерстяном платке.

Я с тоской оглядел очередь, которая упиралась своим концом в входную группу дверей, поднял голову к механическим часам, висящим на стене, покрытой густыми разводами извести — равнодушная стрелка дернулась, перемещаясь на следующее деление, проинформировав меня, что до закрытия отделения СберБанка осталось девятнадцать минут. Даже если я вновь встану в, злобно зыркающую на всех, осмелившихся приблизится к заветному окошку ближе, чем пять метро, очередь, и успею добраться до окна, то переделать все квитанции я, все равно, не успею. Я понял, что сегодняшний забег я проиграл, злобно выгреб из деревянного ящичка все имеющиеся в наличии, бланки квитанций и поехал домой.

Надо ли говорить, что весь вечер, я только и делал, что заполнял. Одну за другой, бесконечные квитанции о оплате госпошлины.

Сообщив на утреннем разводе начальнику уголовного розыска, что я сегодня планирую с городскими операми отрабатывать информацию с Горного Алтая, что я добыл в поездке, я сел в «Ниву» и поехал в небольшое отделение Сбербанка, что находилось напротив храма.

Не могу сказать, что обстановка в этом отделении банка, расположенном в благополучном Дорожном районе, разительно отличалось от атмосферы вчерашнего отделения, что приткнулось в небольшом помещении в торце общежития завода металлургов — и там и там в воздухе веяло скандалом, сопряженным с рукоприкладством.

Наконец я достиг выстраданного окошка и положил на полку толстую кипу заполненных вчера платежных квитанций.

— Больше пяти не берем. — унизанные золотыми кольцами, пухлые пальцы с нежно-розовым маникюром, ухватили несколько верхних бланков: — С вас пять тысяч семьсот восемьдесят рублей.

После чего в окошке несколько раз взвизгнул кассовый аппарат, прокатывающий через узкую щель печатающего устройства бланки квитанций. После чего сотрудница ловко, с помощью деревянной линейки, разорвала бланк вдоль, разделив его две половинки — на извещение и саму квитанцию, что легли сверху стопки, заполненных мной, от руки, бланков, синея отметкой кассового аппарата.

— Мужчина, вы что глухой? — мерзким голосом, который исчез в сфере услуг с победой дикого капитализма, прогнусавила дебелая тетка по ту сторону окошка: — Я де вам сказала — принимаем не более пяти квитанций.

Тут же, стоящая за мной, старушка, попыталась подлым ударом по ребрам, спихнуть меня с места у окошка, но не тут то было. Все-таки, вчерашнее посещение Сберегательного банка меня многому научило.

Я крепко ухватился двумя руками за металлическую решетку, обрамляющую узкое окошко, чтобы толпа не навалилась и повернулся, нависая над мелкой, но зловредной старушкой, что, судя по ее суетливым движениям, искала на мне точку для следующего удара.

— Ты что мать делаешь? Мне и так, с утра нехорошо, а еще и ты дерешься! Еще раз заденешь меня, так я тебя с головы до ног обрыгаю, так, что не одна химчистка твое пальто не очисти. Смотри, я тебя честно предупредил, потом не бегай, не жалуйся!

Бабка отшатнулась от меня, создав между нами, максимально-возможное, в условиях толпы, заполнившей помещение, а в очереди возникла дискуссия о нравах современной молодежи.

— Вы гражданочка… — я заглянул в окошко и посмотрел в рыбьи, равнодушные глаза работницы Сбербанка: — Принимайте остальные квитанции, не задерживайте очередь.

— Я вам уже сказала…

— Да мало ли что ты сказала… работать не хочешь, сидишь, какие-то правила придумываешь! Приказ давай!

— Какой еще приказ?

— Приказ, указание, телеграммы не принимать разом больше пяти квитанций. Давай, показывай документ.

Пока сотрудница громким голосом звала какую-то Татьяну Филипповну, бабки вновь попытались отпихнуть меня от заветного окошка.