Ольга Михайлова - Бесовские времена
Рыцарские поединки при дворе Урбино редко заканчивались ранениями и гибелью участников. Все знали, что герцог гневался, когда участники забывали правила. Победитель, убивший соперника, исключался из числа победителей, ибо его светлость не любил терять солдат даже на войне. Церковь — в лице его преосвященства епископа Нардуччи и мессира Портофино — даже запрещала погребение погибших на турнирах, правда, это правило упразднялось, если рыцарь перед смертью успевал принять монашество.
Судьи привычно разделили участников на две равные половины для боя по их количеству, опыту и мастерству, стараясь устроить так, чтобы ни одна партия изначально не имела перевеса. Жонглеры и карлики, герольды и судьи турнира вместе с почетным судьей, мелькавшие повсеместно участники и их слуги — все слилось в почти неразличимом мельтешении. Соперники сражались, проигравшие выбывали, звенели мечи, мессир Альмереджи проиграл своему дружку-недругу Пьетро Альбани, отчасти из-за тяжелого похмелья — отчасти из расчетливости и домовитости: он прекрасно понимал, что если в финале выйдет против чёртового Чумы, — проиграет. Зачем же силы расходовать? Выигравший у него Альбани был разбит Адриано Леричи. Мессир Ладзаро, проходя мимо трибуны, отдал меч своему пажу, и тут встретился взглядом с Гаэтаной ди Фаттинанти, сидевшей неподвижно и свысока озиравшей его. В её глазах было что-то странное, тяжёлое и нечитаемое, отчего Ладзаро почему-то снова захотелось выпить.
Он направился в свой шатёр, откуда улизнул в близлежащий кабак.
Камилла Монтеорфано сидела в трёх шагах от подруги. Не было мужчины, который повторял бы в битве имя Гаэтаны. Та никому не подарила ни платка, ни рукава. Это казалось Камилле лишним доказательством дурных нравов двора. Никто не ценил здесь подлинной красоты и ума, порядочности и чести. Успехом пользовались только потаскушки. Но почему она всегда холодна и сурова? Гаэтана была избрана одной из хозяек турнира, признанная красавица… Именно среди таких размышлений Камилла подняла глаза и вдруг…
Понимание молнией ударило ей в глаза, и глаза её померкли.
Тем временем на ристалище наконец были объявлены два победителя, коим теперь предстояло скрестить мечи друг с другом. Бенедетта Лукка бросила осторожный взгляд на Камиллу Монтеорфано. Мессиру Грациано ди Грандони предстояло сразиться мессиром Адриано Леричи, что, впрочем, многими предвиделось загодя. На шлеме последнего был завязан шарф цвета белой чайной розы.
Песте знал, что Леричи влюблен в Бенедетту, считал, правда, втайне, что у него дурной вкус, но самого Адриано уважал. Но уступить? Песте поймал и насмешливый взгляд Портофино, руками показавшего, что надевает на голову капюшон, намекая на монашеский клобук. На ристалище вышел почетный судья — им был избран Тристано д'Альвелла — бывший посредником между дамами и рыцарями. Если во время боя кто-либо ослабевал, дамы поручали почетному судье опустить на такого рыцаря чепец, называемый дамской милостью, и никто уже не мог тронуть огражденного этим знаком.
Чума покачал головой и поправил на голове шлем, этим говоря Портофино, что не согласен ни на клобук, ни на чепец. Схватка с Адриано Леричи должна была быть подлинно ожесточенной, но если главный сокольничий дошёл до финала порядком вымотанный предшествующими поединками, то Песте противники не утомили. Его соперники были настолько напуганы славой этого воина, что признавали себя побежденными, почти не сопротивляясь. Тут Чума заметил взгляд Бенедетты на Леричи, не ускользнуло от него и то, что Камилла опустила глаза и вообще не смотрит на него. Он поморщился и бросил еще один взгляд на девиц, но тут перед ним в прорези забрала появился Адриано.
Грациано напрягся, и странная волна дрожи прошла по его телу. Рука заиндевела на рукояти меча. Он хотел победить. Хотел, сам не понимая, почему. Доказать, что он сильнейший, первый? Но кому, этой девчонке, что и смотреть-то на него не хочет? Нет. На это ему было наплевать. Но вторым он не будет. Грациано вновь вспомнил ненавистных Панчиатики, с коими так и не довелось скрестить мечей, ярость взметнулась в нём, кровь дерзких катилинариев загорелась в жилах. Мечи зазвенели. Грациано не видел, как в ужасе поднялся герцог, не слышал, как закричала что-то д'Альвелле синьорина Лукка, не заметил, как расширившимися от страха глазами смотрит на него Камилла Монтеорфано. Он не видел ничего. Чума был готов убивать и не оставил сопернику ни единого шанса. Перед его глазами был лишь клинок врага и глаза Адриано…
Леричи не был готов к поединку с богом войны. Страшный удар Грандони перерубил меч противника у самой рукояти, и остановился Грациано, только различив перед глазами белый шест судьи и чепец на Леричи.
Теперь Чума очнулся. Он, оказывается, едва не добил Адриано. Что это с ним было? Поверженный противник смотрел на него с нетаимым ужасом, как на сумасшедшего. Зрители молчали, потом разразились воплями. Грациано стало неловко.
В бою он был охвачен тем неизъяснимым опьянением, которое вызывает испытание мужества, проявление жестокости, сердце билось каким-то кровавым порывом и жаждало резни. Он полной грудью вдыхал горячий и острый пар от своей лошади и почти ничего не помнил. Люциано, дымящийся и взмыленный, фыркал, вытягивая шею и потряхивая уздечкой. Его бока то поднимались, то опускались так сильно, что, казалось, готовы были разорваться; мускулы дрожали под тонкой кожей, как тетива после выстрела, налитые кровью и расширенные глаза сверкали жестокостью хищного зверя, кожа под ручьями пота и беспрерывная дрожь по всему телу вызывала сострадание и нежность, как страдание человеческого существа.
Возбужденные поединком дамы что-то кричали, герцог, покачивая головой, сел, тут на ристалище в своей поношенной рясе появился Лелио и тихо поинтересовался у дружка, какая муха его укусила? Тот и сам не знал. Он бросил взгляд на Камиллу. Синьорина с жалостью смотрела на плачущую Бенедетту Лукку и утешала её. Менестрель звучным высоким голосом запел величальную.
На бой выходят два героя.
Коль победит один из них,
Кого, скажите, из двоих
Храбрейшим назовёте?
Хотите вы иль не хотите,
А доблестнее победитель!
Франческо Мария, видя, что дамам не до награждения, жестом показал епископу на племянницу, призывая поторопить её вознаградить победителя, сам вручил Песте великолепное седло работы знаменитого Марчелло Лабано и латы от миланца Пиччинино. Камилла, повинуясь дяде, под сотнями глаз поднялась, протянула кубок мессиру Грациано Грандони и надела на его голову лавровый венок. В глазах её застыл ужас, и Камилла торопливо отвернулась от него.
