Джек Макдевит - Военный талант
– О, да, – ответила Чейз. – Дальность полета любого из этих кораблей была ограничена только количеством запасов, которые могут уместиться на борту. Они могли это сделать. Вопрос в другом: зачем? Может они сделали это не по своей воле. Может, Сим и его корабль попали в руки ашиуров. Вдруг он выжил в битве при Ригеле, но был ранен и потом бродил по свету, не зная, кто он такой? Глупо. Даже если и есть доля правды в теории о кораблях-двойниках, что им здесь понадобилось? У кого в самые тяжелые для Сопротивления дни оказалось столько времени, чтобы забраться так далеко с боевым кораблем, который крайне необходим дома?
Мы проплыли над носовой частью, мимо яростных глаз и клюва фурии, мимо орудий на носу корабля. Чейз описала небольшую петлю. Корпус резко ушел в сторону, в иллюминаторах проплыла голубая, залитая солнцем поверхность планеты. Потом и она ушла в сторону, уступив место широкому пространству черного неба.
Мы много говорили. Пустая болтовня. О том, как быстро зажила нога Чейз, как хорошо было бы вернуться домой, сколько денег мы можно на этом заработать. Мы, по-видимому, не хотели, чтобы беседа прервалась. А тем временем мы приближались к нашему артефакту. Чейз провела капсулу вдоль корабля, остановившись у главного люка.
– Если у тебя есть какие-то сомнения, – сказала она, повысив голос, чтобы подчеркнуть значимость слов, – он слеп и мертв. Его системы слежения не сделали никаких попыток просканировать нас и сделать запрос.
Мы надели шлемы скафандров, в которые облачились заранее, и Чейз выпустила из кабины воздух. Когда зажглись зеленые огни, она откинула фонарь, и мы выплыли наружу. Чейз двинулась к входному люку, а я задержался, чтобы взглянуть на ряд букв кириллицы, выгравированных на корпусе. Это был кодированный индекс корабля, совпадающий со знаками на «Корсариусе» из модельных программ.
* * *Люк открылся, повернувшись на шарнирах, внутри мелькнул желтый свет. Мы неуклюже ввалились в шлюз. На сигнальной панели, встроенной в переборку, горели красные лампочки.
– Корабль на ограниченном энергоснабжении, – сказала Чейз. В интеркоме ее голос звучал приглушенно. – Гравитация отсутствует. Полагаю, он переведен в режим консервации. Минимальное количество энергии, чтобы здесь ничего не вымерзло.
Мы включили магниты на ботинках. Автомат закрытия внешнего люка не работал, при моем прикосновении кнопка зажглась, но больше ничего не изменилось. Даже хуже, лампы мигнули, стали оранжевыми, и в отсек начал со свистом поступать воздух. Чейз, повиснув на внешней крышке люка, с трудом закрыла ее.
Давление воздуха быстро росло, стержни внутреннего запора выскользнули из своих гнезд, сигнальные огни загорелись белым светом, и дверь во внутренние помещения корабля бесшумно повернулась на смазанных петлях.
Перед нами открылась тускло освещенная каюта. Внутренние помещения корабля, самого знаменитого боевого корабля в истории! Чейз сжала мою руку, затем отодвинулась в сторону, давая мне пройти.
Нагнув голову, я шагнул внутрь.
Каюту заполняли шкафы, компьютерные консоли и большие ящики с датчиками, измерительными приборами и инструментами. У шлюза висели скафандры, а одна стена была завешена схемой корабля. В обоих концах каюты находились закрытые люки той же конструкции, как и тот, через который мы вошли.
Чейз бросила взгляд на датчик на своем запястье.
– Содержание кислорода в норме, – сказала она. – Чуть маловато, но для дыхания годится. Температура около трех градусов выше нуля. Немного холодновато.
Она расстегнула зажимы, удерживавшие ее шлем, приподняла лицевой щиток и осторожно вдохнула воздух.
– Они уменьшили обогрев, – сказал я, тоже снимая шлем.
– Да, – согласилась Чейз. – Кто-то надеялся вернуться.
Я с трудом заставил себя не смотреть на люки. Мне казалось, что любой из них может внезапно распахнуться. Чейз подошла к скафандрам, делая один осторожный шаг за другим. Так входят в холодную океанскую воду. Она остановилась и пересчитала скафандры. Их было восемь.
– Они все здесь!
– А ты не ожидала?
– Существовала вероятность того, что уцелевшие в катастрофе, какой бы она ни была, вышли наружу произвести ремонт, и их унесло от корабля.
– Надо осмотреть мостик, – предложил я. – Надеюсь, там мы найдем какой-нибудь ответ.
– Подожди минутку, Алекс. – Чейз открыла люк в хвостовой части и вышла. – Я сейчас вернусь, – раздался в интеркоме ее голос.
– Оставайся на связи, – сказал я. – Я хочу слышать, что происходит.
Несколько минут я слышал ее шаги, потом тяжелый стук скользнувшего на место люка. Мысль о том, в каком я окажусь положении, если с Чейз что-то случится, заставила меня с беспокойством прислушиваться, не возвращается ли она, и задавать себе вопрос, не должен ли я пойти за ней. Я пытался вспомнить последовательность действий при пилотировании «Кентавра». Боже мой, я не знаю даже, в какой стороне находится Конфедерация.
Я бродил среди черных ящиков, кабелей, каких-то совершенно незнакомых мне предметов, плат, стеклянных стержней и длинных трубок, заполненных вязкой зеленоватой жидкостью.
Некоторые шкафчики, по-видимому, принадлежали отдельным членам экипажа. На них значились имена: Ван-Хори, Экклинде, Мацумото, Порнок, Талино, Колландер, Смыслов. Боже мой, семь дезертиров!
Они не были заперты. Открывая их один за другим, я находил излучатели, счетчики, провода, генераторы и комбинезоны. Больше почти ничего. Лайза Порнок оставила древний радиофон, который нужно было носить в кармане, и расческу. Том Мацумото повесил на крючок свою яркую цветную шляпу. Манто Колландеру принадлежало несколько книг, написанных кириллицей. Я с благоговением подошел к шкафчику Талино, но там оказалось лишь несколько журналов со статьями об использовании топлива и эффективности защитных экранов, рабочая рубашка и пленки с записями, как оказалось, концертов.
Я нашел только одну фотографию женщины с ребенком, и принадлежала она Тору Смыслову. Ребенок, вероятно, был мальчиком. Я не разобрал.
Все закреплено лентами, зажимами или лежало в специальных ячейках. Вычищенное оборудование сверкало полировкой. Как будто его сложили здесь только вчера.
Я услышал приближение Чейз задолго до того, как она перешагнула комингс люка.
– Ну вот, – сказала она, – лопнула еще одна теория.
– Какая именно?
– Я думала, может, они высадились на поверхность планеты, и произошел несчастный случай. Или посадочный аппарат улетел, и они не смогли вернуться.
– Черт возьми, Чейз, – отмахнулся я, – они же не могли все покинуть корабль.
– Не могли. Если на борту находился весь экипаж. Но, возможно, уцелели только двое. – Она подняла руки. – Проклятье, наверное, это тоже не имеет смысла. Мне кажется, они прилетели сюда спрятаться. Война была уже проиграна, а «немые», возможно, пленных не брали. Потом отказал двигатель – из-за повреждений, полученных в бою. Они не смогли добраться домой. Если, к тому же, и радио не работало, тогда никто о них не знал. На этом типе кораблей радио и не могло поддерживать связь на больших расстояниях, поэтому, попав в беду, они не смогли получить помощь. И вот еще что: я оказалась права насчет двигателей Армстронга. Их нет. Нет ничего, кроме кожухов. Проклятый корабль лишен звездного привода. У него, правда, есть магнитоплазменный ускоритель для перемещения в линейном пространстве, но на нем нельзя совершить длительный перелет. Странно, им пришлось залатать места, где находились двигатели. А это тяжелая работа, ее нельзя проделать здесь.
