Жилин - Неделя: Истории Данкелбурга
Высокий дом. Десять этаж. Франц живёт на шестом.
В подъезде совсем тихо. Я с трудом открыл тяжёлую дверь и скрылся от шума улицы. Достаточно чисто. Лампочки на месте, света более чем достаточно.
Я начинаю подниматься по лестнице. Под рукой дрожат расшатанные перила. Ступени одна за одной гремят под ногами. Вот только звук с каждым шагом становится всё более глухим, словно вязнет в густеющем воздухе...
Перед глазами всё начало расплываться...
Очередной приступ! Да и ещё так скоро! Я чуть больше двух часов назад принимал наркотик, а у меня снова ломка...
Дышать тяжело...
Не медля ни секунды, я с силой бодну головой стену. Штукатурка посыпалась на волосы. Боль волной прошлась по телу, распространяясь от виска. Я потерял равновесие и свалился на пол. Симптомы ломки не исчезли, а лишь продолжили силиться.
Принялся бить кулаком себя по скуле. Врубать приходится со всей силы, чтобы отогнать подступающую слепоту и спазм лёгких. Каждый удар проясняет сознание, но вуаль забытья вновь накрывает... Я медленно задыхаюсь... Руки задрожали...
Совсем плохо! Срочно нужно принять вакомин, но вот только спасительного пузырька у меня нет! Надо сделать себе очень больно!
Уже почти ничего не вижу! От недостатка кислорода в лёгких не могу бить себя... Лестница, всего в паре метров от меня... Упираюсь коленями, толкаюсь, ползу... Впиваюсь в пол ногтями, чтобы толчки вышли как можно более сильными...
Вспышка боли в затылке сваливает меня! Руки и ноги подгибаются - я растягиваюсь на полу. Изо рта вырывается хриплый стон...
Дрожащими руками я тянусь вперёд, пытаюсь вслепую нащупать что-либо перед собой... Кончики пальцев нащупываю какой-то край... Подтягиваюсь... Вяло помогаю себе ногами...
Но вот мне удалось удариться виском об твёрдую плиту лестничной площадки! На пару секунд возвращается способность дышать, и я вдоволь наполняю изнывающие лёгкие...
Возвращаются силы, я совершаю последний рывок и сваливаюсь вниз! Начинаю катиться вниз по лестнице, отсчитывая каждым сантиметром тела жёсткие ступеньки. Боль вспыхивает сотнями очагов в костях! Я переворачиваюсь вверх ногами, качусь кубарем вниз, пока не приземляюсь этажом ниже...
Словно катком проехали! Каждая кость трещит от полученных ударов! Ощущения такие, что уж лучше сдохнуть, дабы не мучиться...
Однако процедура мазохизма оказалась ненапрасной - приступ прекратился. Я могу вполне свободно дышать, руки и ноги не трясёт, взгляд ясный... Твою ж мать, мог загнуться прямо в подъезде!
Не дождётесь! Скрыться от шести бандитов (из которых трое оказались быками), чтобы спустя час погибнуть от ломки!
Я уже готов подниматься...
Встав на четвереньки, я начал активно дышать. Больно, чёрт возьми, слабость во всём теле... В голове звучит перезвон, как на колокольнях собора, не даёт соображать. Стоя в позе пьяной лошади, я размял затёкшую шею, проморгался, сплюнул вязкую кровавую слюну...
Если бы кто-то решил выползти на лестничную площадку, он бы поразился, как молодой человек вроде меня способен так грязно выражаться, принимая вертикальное положение.
Пошатываясь, я вновь принялся штурмовать лестницу. Обеими руками цепляюсь за перила, словно скалолаз за трос. Восхождение не из лёгких...
На верхней ступеньке нахожу интересную вещицу - карминового цвета роза, растерявшая часть лепестков. Я посмотрел под пальто - ну конечно, естественно, это именно мой цветок. Выпал, когда я ползал тут по полу...
Я поскорее поднял розочку и поместил её в нагрудный карман. И чего я только вожусь с этим цветком? Очередной мой таракан...
Квартира Франца. Его серую дверь с облезающей краской я ни с какой другой не спутаю. Обитель старого товарища, который так и не нашёл себе места в театре. Пошёл совершенно другим путём - занялся картинами. Он оказался достаточно талантливым, чтобы не пропасть...
Сколько его помню, невысокий брюнет был большим любителем выпить дрянного пойла, особенно на халяву. Пропадал в кабаках до трёх дней подряд, из-за чего и развёлся с женой Маргаритой. Она живёт на другом конце города с двумя детьми. Франц исправно платит алименты и старается как можно чаще навещать их...
Говорит, что не может без них. Даже не знаю, стоит ли верить его словам...
Я постучался. Какое-то время никто в квартире не отзывался, я начал медленно злиться... Только когда я от души начал колотить в серую дверь, Франц оживился. Загромыхали тяжёлые шаги, и вот уже мне открыли...
Аккуратно причёсанный, гладко выбритый, с широким сломанным носом, совсем тонкими губами, острым подбородком. И, конечно же, необычайно живыми, эмоциональными глазами под тонкими бровями. Франц, старина. Впервые я понастоящему рад его видеть!
Он с сомнением окинул меня взглядом, надолго остановив глаза на лице. Да... с теми синяками и ссадинами на физиономии меня немудрено и не узнать... Никто из моих друзей не привык видеть меня не то что избитым, но даже неопрятным.
- Франц, - я так сильно хриплю, что не узнаю свой голос, - Это я, Эрне!
- Эрне? - бегло пролепетал друг, он всегда отличался сбивчивостью и торопливостью речи, - Неважно выглядишь. Что-то случилось?
- У меня проблемы. Серьёзные. Ты должен мне помочь.
- Конечно, о чём речь! - Франц одновременно растерян и взведён, - Ты заходи давай!
Он отступил в сторону, позволяя мне войти. Я тут же переступил порог и прошёл в квартиру. В ней всегда в меру грязно для художника-холостяка - всюду валяется одежда, в комнатах лёгкий беспорядок, однако сантиметровых слоёв пыли нет, чего вполне следовало бы ожидать.
Вот только света совсем мало - пара ламп освещает отдельные углы дома.
Франц запер за мной. Не знаю, чего он так боится, но на дверь налепил сразу четыре разных замка. Словно неприступные ворота древнего замка... обитает в котором одинокий король.
Товарищ проскользнул на кухню, ставя чайник на плиту. Позади него развеваются царственной мантией полы бледно-жёлтого халата. Да, не имея постоянной работы, можно свободно ходить по дому в халате и до десяти часов, и до полудня. Совершенно некому при этом тебя осудить.
- Ты раздевайся, присаживайся, - проворковал на кухне Франц, - Чувствуй себя как дома!
- У меня дома со светом всё в порядке - ответил я, стягивая тяжеленное пальто и вешая его в прихожей.
- А, это... Экономлю на свете. Включаю только во время работы.
- С деньгами совсем худо?
- Вроде того...
Вот ведь чёрт! А я собирался занять у тебя определённую сумму... Ты меня сильно подводишь, Франц, старина...
Я прошёл в универсальную комнату товарища: тут и спальня, и мастерская. На мольбертах и на стенах - картины художника, многие из которых ещё очень далеки от завершения. В углу притаилась низкая железная кровать, словно бы украденная из тюремной камеры. Окно завешено древними, как сам мир, шторами. Рядом стоит телевизор, у антенн которого деловито вьются две сомли.
