Ольга Михайлова - Бесовские времена
Мессир Грандони на миг побледнел, потом быстро пришел в себя и невесело рассмеялся.
— О, нет. Я же пистоец… — Грациано предложил девице присесть и опустился рядом. Голос его зазвучал напевно и чуть сумрачно. — Когда Луций Сергий Катилина узнал, что римляне собираются осадить его во Фьезоле, он бежал по равнине вдоль гор. Антоний и Петрей настигли его, а Метелл выставил охрану на перевалах. Стесненный с двух сторон Катилина был разбит на Пиценской равнине, немногочисленные раненые из его войска нашли себе там пристанище, основав город. Позднее число жителей города умножилось, а из-за чумы, скосившей катилинариев, как считает Виллани, его назвали Пистоей. Название он выводит от «peste» — чума… Я — пистоец. Отсюда и прозвище. Говорят, что пистойцы всегда были людьми заносчивыми, язвительными и воинственными, ведь они плоть от плоти дерзких катилинариев… — Чума скосил глаз и иронично поглядывал на Камиллу, но ей и на сей раз почему-то не показалось, что Грациано Грандони смеётся.
…Ночь прошла, её сменил рассвет, но он не принёс прояснения таинственных обстоятельств второго безжалостного убийства. Следствие облегчил тот факт, что герцог недолюбливал Белончини из-за его вечных доносов на челядь и жалоб на шута. К сообщению о гибели постельничего дон Франческо Мария отнесся с завидным хладнокровием и даже не скрывал равнодушия. Впрочем, судя по физиономии его светлости, он был в эти дни безразличен ко всему. Но теперь Чума рассказал герцогу о предположении Портофино, что яд не самом деле предназначался не ему, но был просто опробован на борзой. Его светлость задумался, а д'Альвеллапочесал за ухом.
Это предположение было отрадно, но верно ли оно?
Что до расследования, то людьми д'Альвеллы было установлено, что за три часа до обнаружения тела, около четырех пополудни постельничий приехал в замок из дома, где ночевал. Его видели на конюшне и в покоях герцога, но в половине шестого он был отпущен и направился к себе. Наталио Валерани свидетельствовал, что Джезуальдо в своих комнатах не появлялся: его дверь открывается со скрипом и он, Наталио, всегда слышит, как тот входит. Белончини не приходил. При этом дверь его комнаты точно была заперта. Но банщик Джулиано Пальтрони уверенно заявил, что видел, как мессир Белончини направился через внутренний двор из покоев его светлости к арочному проходу, который вел на этаж, где были его комнаты. Получается, он вошёл в двери, свернул, видимо, в коридор и… пропал. Дальнейшие его следы были призрачны, ибо стирались водой. Обретён же мессир Белончини был уже трупом мессирами Грациано Грандони и Аурелиано Портофино в семь часов пополудни.
В коридор, где таинственно исчез Джезуальдо Белончини, выходили двери интенданта Тиберио Комини, кастеляна Эмилиано Фурни, ключника Джузеппо Бранки, кравчего Беноццо Торизани, главного дворецкого Густаво Бальди и главного сокольничего Адриано Леричи. Далее шла дверь самого Белончини. По другой стороне коридорного пролета шли комнаты мессира Манзоли, сенешаля Антонио Фаттинанти, хранителя печати Наталио Валерани, камерира Дамиано Тронти, и замыкали вереницу покоев придворных комнаты главного повара Инноченцо Бонелло.
Полностью обелить себя могли только Инноченцо Бонелло, ибо неотлучно находился при кухне, стряпая на ужин его светлости только что доставленных куропаток, Адриано Леричи, который этих куропаток, отловленных силками, и доставил, да Дамиано Тронти, с трех часов и до восьми неотлучно находившийся в покоях самого герцога, где оба обговаривали сложный вопрос подлинности золотой статуэтки Марса, за которую венецианский меняла и жулик синьор Бализи запрашивал сумму несусветную. Наталио Валерани был у себя, к нему пришла его мать и они решали, чем порадовать Джулио, тот был именинником. Глория Валерани ушла от сына около семи. Она послала слугу за приказчиком, ибо они с сыном решили купить для Джулио новый шлем для турнира, и пока ждала приказчика, сидела на скамье у спуска с башни на первом этаже, а Наталио пошел уточнить у сына, какой шлем тот хочет. Но вниз никто не спускался, только Лавиния делла Ровере поболтать остановилась о паломничестве герцогинь. Но убийце гораздо проще было на третьем этаже свернуть в коридор, да с челядью смешаться… Джузеппе Бранки и Эмилиано Фурни были вместе в нижнем портале, обсуждая необходимость закупки новой посуды и постельного белья. Тиберио Комини был болен и не вставал с постели, Беноццо Торизани сновал между кухней и кладовой, Густаво Бальди видели охранники в главной зале, он глупейшими советами мешал играть в шахматы Фаттинанти и Монтальдо.
Тристано д'Альвеллазадумчиво почесывал мочку уха. Кроме министра финансов, собственного дружка, коего он не подозревал ни минуты, из оставшихся десятерых пятеро были его людьми. Уже было сказано, что придворные сплетники сильно заблуждались, утверждая, что при дворе каждый третий — шпион д'Альвеллы. О, глупость людская!
Шпионом был каждый второй.
Ну и что с того? Убийство Черубины Верджилези и слова Даноли заставили начальника тайной службы задаться мерзейшим вопросом о том, кем собственно, являются его люди и насколько можно им доверять? Ответ не понравился Тристано д'Альвелле. Большинство его соратников были откровенными подлецами. Кроме Инноченцо Бонелло, человека добродушного, и незлобивого, на порядочность остальных он и сольди бы не поставил. Преданность Беноццо Торизани обеспечивал неусыпный надзор, главный дворецкий Густаво Бальди был обязан ему всем, но был человеком, готовым пренебречь любыми обязанностями, кастелян Эмилиано Фурни, щуплый пучеглазый губошлеп, был пойман на содомской связи с ключником Джузеппо Бранки, — оба под угрозой выдачи инквизиции делали все, что от них требовали, но разве можно было положиться на их верность? Смешно.
Кстати, при дворе было мало людей подеста, подобных Альбани и Альмереджи, услуги которых просто хорошо оплачивались, большинство этих ничтожных людишек попадались на какой-либо мерзости, после чего становились покорным орудием в его руках. Но на кого он, д'Альвелла, мог всерьёз опереться? На Ладзаро, что ли? Кому при дворе он, Тристано, мог подлинно доверять? Перед его невидящим взором проступило лицо Портофино… да, разумеется. Всплыла кривляющаяся рожа Грациано Грандони. Песте. Да. Как ни странно, он вполне доверял Бениамино ди Бертацци, хотя тот был человеком Грандони. Верил он и Альдобрандо Даноли. Тоже человек Грациано. А кого набрал он? Подонков. Почему? Подонки управляемы. Люди Грандони неуправляемы. Но он доверял им…
«А не потому ли ты набрал подонков, что являешься подонком сам?»
