Дмитрий Самохин - У черного дуба с красной листвой
– Это сложно объяснить, – задумчиво произнес Ковалев.
Он словно вглядывался в себя, и то что видел ему не нравилось.
– А вы попробуйте, может и получится, – предложил я.
– Собственно, я никуда не пропадал.
– А как же письмо жене, ее обращение в инквизицию? – удивился я.
– Я и женат никогда не был. Все это обман, способ заставить вас выдать меня на Большую Землю.
– Подбрось и выбрось, а как же инквизитор?
– Уверяю вас, инквизитор самый настоящий. Только он не собирается возвращать меня назад. И прибыл он не по заявлению моей псевдожены. Совсем нет. У него куда более серьезные основания для моего ареста. И на Исток попал я не случайно. Я спасался бегством и добрые люди помогли мне.
– Начнем по порядку. Чем ты так провинился, что за тобой охотится целый инквизитор? И к тому же он готов ради тебя залезть в наше болото?
Ковалев замялся, было видно что ему несколько неудобно, но все же признался.
– Я частушки писать люблю. Всякие сатирически стишки.
– Не понял в чем юмор. К нам это какое отношение имеет? – удивился я.
Виски в стакане закончилось, и я с удовольствием плеснул себе еще на два пальца.
– У меня частушки злые получаются. Они не нравятся людям, которые управляют нами. Им они очень не нравятся, и они решили, что будет проще если меня объявят сумасшедшим и поместят в соответствующее учреждение.
– Не понимаю, как кому-то могут помешать стихи.
В моей голове это совершенно не помещалось.
– Ну вот я недавно к примеру написал.
Ковалев откашлялся, словно собирался исполнить серенаду, и с злостью в голосе прочитал:
Потрясают яйцами в эфире
Наши господа-политиканы.
Невозможно стало в этом мире
Жить без запотевшего стакана.
– Это все? – уточнил я.
– Все.
– Точно все?
– Прямо совсем все, – заявил Ковалев.
– Тогда я совершенно не понимаю, в чем тут проблема. Стишки так себе. Кого они могут напугать?
– Я знаю, что стишки так себе. Но дело в том, что они сбываются. Вот стоит мне так написать, как правда один из наших политиков разделся в прямом эфире на телевидении, потряс своим хозяйством и немедленно потребовал себе выпить.
– Подбрось да выбрось, – удивился я. – Так вы же альтер. Один из нас. И часто это с вами?
– Да почти всегда. Раз по десять в месяц, когда вдохновение находит. Я даже с места переезжал на другое, чтобы не успеть надоесть. Но очень быстро меня вычисляли, и пытались поймать. Я работал на вполне мирных профессиях: грузчик там, мойщик посуды в ресторане. Но рифмы так и роились в голове. Так и роились.
– А вы пробовали не писать? – спросил я.
– Пробовал неоднократно. Но у меня не получается. Я как вижу что-нибудь этакое, так меня сразу же накрывает, что не охнуть, не вздохнуть. А потом очнусь, а уже есть четверостишие, и кто-нибудь что-нибудь уже учудил.
– Любопытно. Любопытно. А вы пробовали писать не о политике, а о жизни, о быте, об окружении. Это же куда безопаснее, – предложил я.
– Пробовал. Только меня за это били. На раз, два вычисляли кто стишки слагает, и сразу же в морду. Вот я и решил, что про политиков это безопаснее, но ошибся. За это могут и по мозгам сильно двинуть.
– Хорошо, почему вы как альтер не подали документы на выезд. Большой Исток специально для этого и создан? Тут бы мы нашли способ, как вам помочь. Ваньку Глушителя попросили бы, или Палача, они бы справились.
– Не надо Палача. Я пробовал выбраться официально на Большой Исток. Подал прошение. Мне отказали, задержали, и направили без суда и следствия в психушку. Мне удалось бежать. После чего добрые люди помогли мне переправиться нелегально на Исток.
– И кто эти добрые люди? – спросил я.
– Не могу вам сказать. Это не моя тайна.
Ковалев был искренне огорчен тем, что не может мне открыть имена своих добродетелей.
– Хорошо, раз вы альтер, мы подадим прошение на определение гражданства изнутри. Я думаю, что за сутки мы сможем оформить вам официальный документ. Инквизитора так и быть за нос поводим.
– Они просто так меня не отпустят. Они боятся меня. Я представляю для них большую угрозу.
– Но ты альтер, подбрось и выбрось. Ты один из нас. Инквизиторы не смогут ничего сделать нам, если мы сможем доказать, что ты имеешь право на проживание здесь. Тогда ты попадаешь под действие наших законов. И не подчиняешься законам Большой земли.
– Есть одно маленькое но. На Большом Истоке я потерял свои способности. Я больше ничего не пишу. Не хочу писать и не могу. Пробовал. Не получается. Поэтому формально я теперь самый что ни на есть обычный человек.
– Вот же проклятье, – я крепко выругался, подумал и выругался еще раз. – А может все-таки попробовать еще, может что и получится?
– Пробовал. Много раз пробовал. Не получается.
– Де-е-е-ла, – протянул я.
– Я думал, что если спрячусь на Истоке меня не найдут, но это не выход. Я должен вернуться на Большую землю. И так чтобы инквизитор об этом узнал. Тогда он оставит вас в покое. Это единственный выход.
– Будем думать, Сергей. Будем думать. Ты пока посиди здесь. Виски попей, а мне не мешай. Я попробую найти выход.
Ковалев кивнул и уставился безучастным взглядом на заросли кустарника перед моей верандой.
Я закрыл глаза и крепко задумался.
* * *Все что ни делается, все к лучшему, любила поговаривать моя престарелая бабушка, потягивая теплый ямайский ром. О чем она думала в этот момент, не знал никто, но все любили ее слушать. Я не был исключением. Иногда она говорила очень умные вещи в перерывах между своими никому не понятными воспоминаниями. Но даже ее воспоминания звучали как сказка.
На руках неясный расклад. Инквизитор в городе и жаждет крови. Подбрось и выбрось, ему все равно какая кровь, главное чтобы упиться вусмерть. Пропавший обычник оказался альтером с очень хитрыми способностями, которые среди своих не действуют. Чтобы он почувствовал себя исключительным, его надо переправить на Большую землю, так чтобы инквизитор остался в дураках. То есть обычная таможня не вариант. Можно конечно прибегнуть к услугам Вани Бедуина, но это рисковое предприятие. К тому же надо еще как-то поставить в известность инквизитора, что его пропавший обычник нашелся, но совершенно в другом месте, и Большой Исток к этому отношения не имеет. В общем дел по горло, а посоветоваться не с кем.
Поэтому я оставил Ковалева у себя дома, предварительно заручившись его честным словом, что он хулиганить не будет и никуда больше не исчезнет, и отправился в участок, чтобы поговорить с Красавчегом.
