Виталий Сертаков - Останкино 2067
Вторая мысль – о том, что каждого актера-перформера лично утверждает Гирин. То есть не он один, там целая комиссия из психологов, врачей и режиссеров, но утверждает своей подписью Карлович. Члены комиссии имеют дело с теми данными, которые им предоставляет секретариат, но подноготная каждого человека известна только председателю.
Я ловлю его взгляд. Гирин пыхтит и чешется, словно знает, что я сейчас скажу.
– У нее синий флажок, – говорю я, внимательно наблюдая за его пухлой самодовольной харей. – Кстати, вы нашли ее тело?
– Что? У кого флажок? – Гирин быстро переглядывается с кем-то за моей спиной. – Дружочек, не сейчас. Давай-ка отдохнем, а потом займемся отчетом, все подробненько, обстоятельно… Ты неважно выглядишь, дружок. Я думаю, тебе не стоит сегодня одному возвращаться домой. – Он делает ударение на слове «одному». – Я уже распорядился, выспишься в медпункте, там тебя уже ждет доктор.
Меня предали, это очевидно. Взывать бесполезно, отсюда меня не выпустят. Я потратил уйму нервов и почти все сбережения, сменил два частных самолета, пока добрался до международного аэропорта, и… сам попросил их о встрече на земле. Инженеры, техники, сценаристы. Парни Клементины, наши охранники, Гирин… Я смотрю в их пустые свинцовые глаза и везде читаю лишь два слова.
«Тебе конец».
Похоже, нам всем скоро конец, но где-то жив Тео Костадис, он нашел выход.
– Худо мне… – Я встаю и хватаюсь за живот. – Перележал все-таки. Не стоило полсуток на жидком корме…
Чувствуя, как их недовольные взгляды буравят спину, я ковыляю в сторону уборной. Однако в коридоре сворачиваю и, минуя лифты, по лестнице взбегаю на третий этаж. Я уже предполагаю, как отсюда выберусь: на третьем этаже возле окон туалета по наружной стене проходит пожарная лесенка. Я сам о ней упоминал в докладной, когда составлял отчет об угрозе шпионажа. Как будет славно, если лестницу не спилили…
Как ни странно, в туалете меня никто не преследует. Я разминаю затекшие мышцы, делаю десяток наклонов и приседаний, брызгаю водой в лицо и выглядываю в коридор.
Никого.
Ночью в здании полно народа, но, если никто пока не выкручивает руки, это не значит, что меня выпустят через вахту. В медпункте ждет доктор. Или несколько «докторов». Еще немного, и они сообщат Гирину, что пациент потерялся.
Я выглядываю в форточку. Пожарная лестница проходит рядом с окном женского туалета. Спустя минуту я уже протискиваюсь сквозь узкую фрамугу и выбираюсь на карниз. До газона каких-то двадцать метров.
Эти шесть шагов по карнизу показались мне самыми длинными в жизни. Внизу все равно пришлось прыгать с трехметровой высоты. Вне сомнения, камеры зафиксировали мое падение, минимум в трех ракурсах, но просмотрят записи только утром.
Я ловлю такси без водителя и разворачиваю скрин. Руки трясутся, и оказывается, в двух местах я поранил ладонь.
– Два-ноль-четыре…
Если он в стране, то не ответит. Не такой он идиот. Если он слышал о том, что произошло с Юхановым и Петей Ласкавым, то не ответит ни в коем случае. Лишь бы его не прибили.
Скрин сигнализирует об успешном подключении. Ого! У оператора сети код ЮАР или Мозамбика, но принимающий компьютер «левый» на все сто.
На экране сплошные помехи и серая мгла.
– Тео, это Полонский, вы должны меня помнить…
Я оборачиваюсь. Из-за угла выныривают фары, наше такси нагоняет большая машина, автопилот перестраивается в правый ряд.
– Тео, это Януш Полонский, дознаватель Экспертного Совета. Слушайте, Ласкавый убит, я не смог ничего предпринять. Я смотрел сценарий… «Милый, тебе конец!»
И вдруг – шорох и треск сменяются первой симфонией Бетховена.
– Не орите, я не глухой. Вы можете приехать прямо сейчас? Боже, до чего тупой! Ну конечно, я в Москве. Нет, хрень такая, не ко мне, это слишком… Смените машину и рулите по Второй кольцевой, дальше я подскажу. Торопитесь, капитан.
Хотя мы давно уже опоздали.
27. Тео и культура
– Капитан, вы, помнится, горели желанием меня выслушать? Ну так слушайте.
И он заговорил.
Первые пять минут Костадис сообщал общеизвестные сведения, но, чем дольше он говорил, тем меньше Янушу хотелось спать…
…Я был подростком, когда игровые форматы игрались еще на старом, так называемом плоском телевидении. Вдумайтесь, полвека назад по всему миру снимали не больше сотни шоу в год! Затем они исподволь начали выдавливать из эфира другие жанры.
Итак, ретроспективно развитие болезни. Вначале зародились примитивные сценарии, они были основаны на чистом визуале. Продюсеры первых шоу сами не ожидали, какой фантастический интерес вызовет подсматривание за туповатыми подростками, вынужденными коротать дни в аквариуме. На смену визуалам пришли темы, где от участников требовали элементарных знаний либо логики. И одновременно зародились первые жесткие игрушки. Наглядный пример – «Двое в тайге», сейчас идет один из ремейков. Таким образом, параллельно начали развиваться две линии. Интеллектуальная, где создатели рисковали потерять зрительский интерес. Это когда участники подбираются слишком умные и уровень вопросов выходит за рамки обывательского восприятия. Да вот, взять хотя бы «Кубики» с четвертого… Да, да, там, где несколько семей таскают тяжеленные кубы, составляя из них верные слова. Удачный сплав физической и умственной нагрузки. И вторая линия, соответственно – это экстремалы всех мастей.
– То, чем заняты ваши «Салоники»?
– Вот еще! Фирма «Салоники» была нацелена на сегмент сетевых игр. У нас с Левой Сибиренко много лет была договоренность, что все свои успешные проекты, из которых можно сделать игру, он отдает мне. А вы пытаетесь блеснуть осведомленностью? Зря, я в курсе всех ваших шпионских потуг. Очень скоро вам предстоит убедиться, что все это время вы копали в ложном направлении. Ладно, не сбивайте с мысли, у нас нет времени на болтовню. Так вот, вторая линия реалити-шоу взяла курс на ужесточение форматов. И те, кто за этим направлением стоял, преуспели гораздо больше «интеллектуалов». Вот такая хрень! Почему так вышло, капитан? Упрощенно говоря, экстремальные сценарии выигрывали у интеллектуальных из-за большего спектра возможностей. Я еще помню веселые такие задумки, типа «Крымских катакомб». В «Катакомбах» сам принимал участие, кстати, вместе с Жорой Гириным, а позже продюсировал пару серий…
– Гирин участвовал в «Катакомбах»?!
– А что тут такого? Да вы еще многого о нем не знаете, и ни к чему. Там было страшно, но достаточно прямолинейно. Специально вырытые подземелья, псевдоценности, которые надо собирать, уйма ловушек и командный дух. Да, несколько команд с разных сторон входят в катакомбы и под присмотром телекамер недели две спускаются к подземному озеру, где на дне скрыты артефакты. В «Катакомбах» мы впервые пошли на прорыв. До нас зрителям предлагались короткие выжимки, обрезки со стола монтажера. Но мы предложили зрителям чипы с полной версией шоу. «Катакомбы» были скоро забыты, на смену пришли изыски вроде «Башни страха». Вы видели «Башню»?
