Ольга Романовская - Маг без диплома
Вернувшись в человеческий облик, Гланер вытер со рта кровь, размазав её по подбородку, и, ругнувшись, приложил ладонь к боку — резкие движения бередили рану.
Стоять обнажённым на снегу было холодно, поэтому он поспешил одеться и вернуться в дом, к Эллине.
— Ну, здравствуй, Лина. Не рада меня видеть? А что так?
Гланер склонился над гоэтой и вытащил у неё изо рта кляп:
— Здесь ты можешь кричать, сколько захочешь — никто не услышит. Заодно расскажешь, хорошо ли ёрзала задом по инквизиторским простыням? Видимо, не очень, раз ты здесь. Маленькую Лину обманули, попользовали и выбросили. Как обычно.
В его голосе было полно сарказма и злости.
— В прошлый раз я сглупил, доверил работу другому, но теперь всё сделаю сам. Вот только пока ещё не решил, как. Ничего, время ещё есть, я твою смерть оставлю на десерт. Ты, дорогая моя, за всё мне ответишь: и за гибель моих планов, и за Стешу, и за то, что меня теперь травят. Я, конечно, не инквизитор, но, думаю, тебе понравится. Хотя, — губы его сжались, — главное, чтобы понравилось мне. И никто тебя не спасёт: медальончик у меня, а Брагоньеру некого допрашивать. Господин следователь просчитался: зверь съел наживку, а в капкан не попался.
Присев на корточки, он наклонился к самому её уху:
— Думаешь, я дурак, поверил, что ты сбежала? Нет, Лина, оттуда бы ты сбежать не могла, если бы тебя не отпустили. Какое ж ты на редкость глупое создание!
Гланер перерезал верёвки на ногах, оставив руки Эллины связанными.
— Гланер, зачем… — хрипло пробормотала гоэта. Голос постепенно возвращался к ней вместе с восстановленным дыханием.
Он рывком поднял её на ноги, заставив смотреть себе в глаза. Эллина повисла в его руках, словно кукла.
— Ладно, полежи пока, продышись. Я скоро вернусь.
Гланер отпустил её, и гоэта сползла обратно на пол.
Ему необходимо было уничтожить медальон, свести к минимуму риск встречи с боевыми магами. Пусть ищут её обычными способами.
Медальон оказался крепким, не удалось испортить ни каблуком, ни ударом о пол. Пришлось применить кое-что из профессиональных знаний. Нет, не магию, Гланер не сомневался, что медальон не поддастся его простеньким заклинаниям, а алхимию. Питомцы училища проходили и различные дисциплины, которые должны были пригодиться в повседневной работе, в частности, взаимодействие разных сущностей. От капельки кислоты не поможет никакая магия, а плетение разрушится, оборвав канал связи.
Гоэт давно увлекался ядами и противоядиями, поэтому у него в сумке всегда хранился запас разнообразных пузырьков, которые нельзя было открывать без перчаток. Один из них он аккуратно извлёк, откупорил и наклонил над поблескивающем на столе медальоном.
Хватило всего нескольких капель для того, чтобы поверхность зашипела и начала деформироваться.
Гланеру показалось, будто бы он уловил линии тончайшего плетения, притаившиеся среди крупиц слюды и породы. Они жалобно подрагивали, обрывались, словно струны, и гасли.
Пара минут — и сердцевина камня была полностью разъедена кислотой.
Не снимая перчаток, гоэт поднял прожженный амулет, засунул в карман и вышел на улицу.
Лошади разбойников стояли на прежнем месте. Привязанные, они, храпя, косились на темневшие неподалёку трупы. Гланер подошёл к одной из них, засунул остатки амулета в седельную сумку и, отвязав, зычно гаркнул. Лошадь сорвалась в галоп и быстро скрылась из виду.
С помощью второго животного гоэт перевёз тела на поляну для ритуалов, на которой из подручных средств уже был приготовлен жертвенник. Свалив на него то, что осталось от разбойников, Гланер начертил вокруг алтаря двойную пентаграмму, засыпал трупы сухим валежником и поджёг. В них ещё были остатки жизненной энергии, демонам найдётся, чем поживиться.
Проведя упрощённый ритуал жертвоприношения, довольный собой гоэт верхом вернулся к дому. Он не намерен был избавляться от второй лошади, собираясь оставить её себе.
Войдя в дом, он первым делом снял перчатки и бросил их в специальный чан с раствором, тщательно протёр дверную ручку, а затем, прихватив свою походную сумку с разными составами, вернулся на кухню, к Эллине. Она уже не лежала, а сидела, прислонившись спиной к ножке стола. На лице — запёкшаяся кровь, руки неестественно белы.
Гоэта пробовала бежать, но передвижения причиняли боль, она могла только ползти. Добралась до входной двери, поняла, что она заперта, вернулась на кухню, чтобы поискать нож и перепилить верёвки, но и в этом потерпела неудачу — банально не смогла дотянуться. Хотя пыталась.
И тут послышались шаги Гланера. Пришлось срочно возвращаться на изначальное место.
— Неважно выглядишь.
Гланер положил сумку на стол и извлёк из неё очередной флакончик. Повертев его в руках, он потянулся за миской и развёл пятнадцать капель содержимого в воде.
— Гланер, что ты собираешься делать?
— Увидишь. Если коротко — позабавлюсь.
— Ты… Боги, ведь мы столько лет знакомы, всё время друг другу помогали, делились секретами — неужели ты сможешь так просто меня пытать, а потом убить? — она с осуждением смотрела на него. — Гланер, я не понимаю, почему?! Только потому, что я не дала тебе переспать со мной? Ты ненормальный!
— Идиотка! — кинул через плечо гоэт. — Хотя за предложение спасибо, воспользуюсь. В тот раз было приятно, из тебя хорошая подстилка.
— Гланер, ты ублюдок! Чтоб у тебя не встало! Никогда и ни с кем. Я всё сделаю, чтобы испортить тебе удовольствие. Только одного не могу понять, за что ты меня так ненавидишь?
— Я не ненавижу, Лина, иначе бы и разговаривать не стал. А теперь прекращай болтать. Знала бы, насколько ты сейчас жалка. Что, когда в руки грабителям на гонзекской дороге попала, тоже просила дядечек тебя не трогать? Ты мне совсем другое рассказывала. Или солгала? Так что хватит хныкать, недомагичка, а то добьёшься противоположного результата. Снисхождение проявляют либо к сильным, либо к разумным и покорным, Линочка, а не к плаксивым дурам.
Доведя раствор в миске до нужной консистенции и цвета, Гланер положил рядом деревянную ложку и наклонился к Эллине. Та отпрянула от него, попыталась отползти, но не выиграла и минуты. Гоэт поднял её на ноги, придерживая за запястья, разрезал верёвки. Начавшая было вырываться Эллина замерла, удивлённо взглянула на него. Воспользовавшись её замешательством, Гланер принялся её раздевать.
— Гланер, неужели ты по-другому не можешь? Мне всегда казалось, что ты нормальный мужчина. Что у тебя нет проблем с женщинами, самооценкой и комплексами. Ты говорил, что я жалка… Да ты сам жалок и отвратителен, ты не мужчина!
Гоэта впилась зубами в его руки, не желая так просто сдаваться. Не ныло бы тело от побоев, брыкалась, но, увы, ударить удалось всего один раз. Зато локтями неплохо получалось, особенно по лицу. Правда, недолго, до встречи со столом, дезориентировавшей её в пространстве.
— Я-то могу, а вот ты нет, — Гланер утирал кровь носовым платком. Его колено крепко придавило тело жертвы, свободная рука держала в захвате голову. — Рад, что снова ведёшь себя достойно, сопротивляешься. Как та Лина, с которой я был знаком. Но напрасно ты, я тебя сейчас насиловать не стану. Сейчас я для тебя другое приготовил. Потом… Потом, пожалуй, да. Тем более ты сама предложила. А теперь, Линочка, ты мне расскажешь всё о планах инквизитора. Если всё и сразу, то обойдёмся без боли, если нет, то я тебе помогу.
Без одежды было холодно, а гоэт не спешил приступать к допросу, внимательно рассматривая покрытое рисунком из расплывшихся фиолетовых пятен тело Эллины.
Кисти вновь оказались зафиксированы, но на этот раз не вместе, а каждая по отдельности привязаны к противоположным ножкам стола. А ведь гоэта полагала, что её уложат на столешницу.
Было страшно: от неизвестности, от этого пристального взгляда, от сознания, что она в полной его власти.
Наконец Гланер отмер, с лёгким нажимом провёл от низа живота до шеи и милостиво сообщил, что бить её не будет:
— Тут до меня так постарались. Даже перестарались. Итак, Лина, жду подробного рассказа о действиях инквизитора.
Эллина молчала. Если уж ей суждено погибнуть, то пусть хотя бы эту двуличную сволочь найдут и сожгут. Ничего она ему не скажет, вытерпит как-нибудь. Может, он рассердится, не рассчитает усилий и убьёт? Лучше бы сразу!
Убедившись, что гоэта не намерена говорить, Гланер потянулся за миской, зачерпнул немного странной жёлто-коричневой жидкости и поднёс к телу гоэты. Он слегка наклонил ложку, и пара капель упала ей на грудь.
Эллина вздрогнула, попыталась стряхнуть с себя, казалось, разъедающую кожу жидкость, но Гланер не давал, и она текла вниз, причиняя ещё большие страдания, оставляя после себя багровый след.
— Я ничего не знаю. Он меня под арестом держал, я никак ничего не могла слышать.
